Глава двадцать восьмая
МУХА В ПИАЛЕ С ЧАЕМ
джап пришлось вылететь в Ашхабад так неожиданно, что она даже не успела послать домой телеграмму.
Аэродром в Рахмете был небольшой, и самолеты он принимал и отправлял тоже небольшие. Особым комфортом они не отличались, пассажиры сидели на узких и длинных металлических скамейках, расположенных одна против другой.
"АН-10", в который попала Аджап, прибыл из Карамет-Нияза. Войдя в самолет, она сразу же увидела Дурдыева и подсела к нему, поскольку рядом оказалось свободное место. У парня было зеленое лицо и тоскующий взгляд.
- Здравствуй, Аннакули. Что это с тобой, ты не болен? Вид - как у утопленника.
- Ох, Аджап, ты лучше меня не трогай. Дай умереть спокойно…
- Погоди умирать, ты еще нужен, чтоб других спасать от смерти. На тебя что, полет плохо действует?
- Для меня полет это пытка. Медленная казнь.
Аджап достала из кармана пакетик с конфетами:
- На пососи, это помогает. Мы как раз набираем высоту. Разговаривать тоже полезно, не так уши закладывает. Слушай, Аннакули-джан, почему ты согласился перевестись на мое место? Это Бабалы Артыкович тебя уговорил?
- Наоборот… Он сказал, что с удовольствием оставил бы меня в Рахмете. Но приказ министра… Здравоохранение - это ведь не его ведомство.
- Ах, так…
Аджап закусила губу. Ай, Бабалы, Бабалы, вон на какие уловки ты пошел! Сам же, наверно, добился через влиятельных друзей, чтобы министр прислал телеграмму с новым приказом, а потом сделал вид, будто бессилен отменить этот приказ!.. Не похоже это на тебя, Бабалы.
Но как ни сердилась Аджап на Бабалы, в душе она вынуждена была признать, что он изменил самому себе, своим принципам из-за нее, пустил в ход недозволенные средства только лишь затем, чтобы она, Аджап, работала рядом с ним. Он ее любит, любит сильно, по-настоящему!..
- Аннакули, но ведь Рахмет, кажется, ближе к твоим родным местам?
- Ай, Аджап, не все ли равно. Для меня чем трудней, тем интересней. Я даже доволен, что все так получилось, хотя и не понимаю, почему министерство произвело вдруг эту перетасовку…
- Я сама не понимаю.
Тут и Аджап пришлось слукавить - не могла же она во всем открыться Дурдыеву!
- Может, как раз потому, что в Карамет-Ниязе труднее, - предположил Аннакули, - там нужен врач-мужчина?
- Возможно…
В тоне Аджап чувствовалась обида: выходит, женщины - слабый народ? Но она не решилась возразить Дурдыеву.
Самолет шел в облаках, его заметно покачивало. Пассажиры, привычные к полетам, не обращали на это внимания, разговаривали друг с другом, читали… А Аннакули страдал и не в силах был скрыть это. Откинувшись на жесткую спинку скамейки, он прикрыл глаза. По лицу его разлилась бледность.
- Ты постарайся уснуть, - посоветовала Аджап. - Надо было тебе перед полетом коньяку выпить.
Аннакули только тяжело вздохнул, и Аджап сочла за лучшее больше не тревожить его.
Всё, что нужно, она выяснила. И немного успокоилась. Дурдыева, судя по всему, не слишком огорчил перевод в Карамет-Нияз. Ну, и слава богу.
И Аджап унеслась мыслями в Ашхабад. Если Бабалы еще там, они увидятся. Она сама зайдет к нему домой. Ох, не вовремя вызвали ее на этот семинар. Вдруг Бабалы уже улетел в Рахмет? Тогда они еще долго не встретятся, семинар наверняка затянется на неделю, а то и на две. А разлука и так уже длится несколько месяцев… Говорят: если год чего-либо ждал, то не беда потерпеть еще немного. Но эти лишние "немногие" дни - самые тягучие… Когда возвращаешься издалека домой и поезд приближается к родному городу, то последние часы кажутся равными предыдущим суткам и все тянутся, тянутся, и уже каждая минута для тебя - как час…
Аджап припомнилась последняя их встреча в доме Бабалы, перед его отъездом на стройку. И она бранила себя за то, что из глупой строптивости поддразнивала Бабалы, держалась с ним колюче и холодно, как с чужим человеком, все силы потратила на то, чтобы не выдать своих подлинных чувств, - хотя, боже, как ей хотелось броситься к нему на шею и горячо расцеловать!.. Так нет, какой-то внутренний голос приказывал ей: нельзя, неприлично, не положено… Как будто любовь - это игра с определенными правилами!
Сегодня она не будет слушаться этого строгого голоса. Время еще раннее, до вечера она обязательно увидится с Бабалы!
Она так уверовала в это, что начала считать минуты, которые остались до встречи с Бабалы!
Но недаром говорится в пословице, что если сирота дорвется наконец до еды, так из носа у него пойдет кровь.
Самолет неожиданно начал снижаться, к пассажирам, которые стали беспокойно переглядываться, вышел один из членов экипажа и объявил, что, поскольку Ашхабадский аэропорт из-за плохой погоды закрыт, они вынуждены сделать остановку в Мары.
На радужные мечты Аджап словно покрошили горького лука… Ведь уже через полтора часа они должны были прибыть в Ашхабад. Теперь неизвестно, сколько они проторчат в Мары, когда будут в Ашхабаде.
В Марыйском аэропорту было многолюдно, здесь застряли многие самолеты. Дурдыев, решив последовать совету Аджап, поспешил в буфет. Аджап бродила как неприкаянная, настроение ее было под стать хмурой погоде.
Когда по радио объявили о посадке самолета, прибывающего из Ашхабада, она встрепенулась. Может, Бабалы летит этим рейсом?
Дождавшись, когда самолет сядет, она подошла к нему, не сводя нетерпеливого взгляда с выходящих пассажиров. Бабалы среди них не оказалось…
Вынужденная задержка всех, видно, томила. Люди слонялись по аэропорту с унылыми лицами. И, заслышав голос бахши *, который, в ожидании отправки своего самолета, решил развлечь людей песней, с готовностью столпились вокруг певца.
Направилась туда и Аджап.
Бахши импровизировал:
Небо насупило темные брови - зачем?
Стала погода мрачней и суровей - зачем?
Птиц стальнокрылых в силки свои ловит - зачем?
Бедным влюбленным разлуку готовит - зачем?
Следующий куплет он затянул на более высоких нотах:
Не долечу, Зохре-джан, до тебя я - прощай!
Села на землю железная стая - прощай!
Горе и грусть мою грудь разрывают - прощай!
Небо само разлучить нас желает - прощай!
Пассажиры, окружившие бахши, подбадривали его криками: "Ай, джан, джан!" А у Аджап на глаза навернулись слезы. Песня, так отвечавшая собственным ее тревожным, грустным мыслям, проникла ей в самое сердце…
И погода, и люди - все словно сговорились помешать ее встрече с Бабалы! Все против них!..
Но только она так подумала, как радио пригласило садиться в самолет.
Она торопливо заняла свое место. Явился и Аннакули, повеселевший, раскрасневшийся. Как только самолет поднялся, он уснул.
Спустя полтора часа Аджап ступила на землю Ашхабадского аэропорта. И в душе поблагодарила летчиков, которые, несмотря на отвратительную погоду, сумели благополучно привести и посадить самолет.
Над городом, низко и тяжело, висели черные густые тучи. Казалось, они вот-вот упадут на землю…
Когда Аджап добралась до дома, был уже вечер.
Первой ее увидела мать и вся так и засияла от радости:
- Дочка!.. Вот осчастливила-то, родная!..
Она прижала Аджап к груди, а потом чуть отстранила и принялась рассматривать, любовно и придирчиво:
- Глади, уж и загореть успела!
- Это тебе в темноте так кажется. Папа дома?
- Дома, дома. С гостем сидит…
- С каким гостем?
- О, Аджап-джан, ты и не знаешь, кто к нам наведался! Сам Артык Бабалы!
Аджап от неожиданности прикрыла рот пальцами:
- Отец Бабалы?
- Ну да. Пойди, поздоровайся с ним.
Аджап чуть замялась:
- Нет, мама, потом… Ты пока не говори, что я приехала. Возьми вот чемодан… А мне нужно успеть в один дом.
- Куда это, дочка? Ты ведь только с дороги.
- Надо, мама, понимаешь. Ведь я получила новое назначение, на участок Бабалы Артыковича.
- Ой, хорошо, дочка!
- А он как раз в Ашхабаде. Ну… мне надо поговорить с ним.
- Бабалы-джан в Ашхабаде? Что же он к нам-то. не зашел?
- Стесняется, наверно. А может, у него времени не было,
- Все-таки ты заглянула бы в комнату. Ведь Артык-ага недаром к нам пожаловал…
- С каким-нибудь делом?
- С самым важным!.. Тебя за своего сына сватать.
Аджап залилась румянцем:
- Ой, мама!.. Стыдно мне…
- А бежать к жениху, даже с отцом не повидавшись, не стыдно?
- Мама!.. Я же сказала: мне надо с ним поговорить, я ведь теперь у него работаю.
Айджемал пристально, понимающе смотрела на дочь:
- Если у тебя дело, так оно может и подождать. Дела не решают на ночь глядя. Есть ведь еще в запасе и завтра, и послезавтра…
- Завтра он может уехать. А я еще неизвестно, когда попаду в Рахмет. У нас в Ашхабаде семинар… И ты, и отец успеете на меня наглядеться. - Во взгляде Аджап были и нетерпение, и мольба. - Я пойду, мама?
- Поскорей возвращайся, Аджап-джан!
Аджап, поцеловав мать, исчезла в вечернем непогодном сумраке.