Он так напирал, что я и вправду стал нюхать грязную растрескавшуюся ладонь. Но какого-то одного ясного запаха отобрать не смог.
- Эх ты, - бросил он презрительно, - даже этого не знаешь. Лепешкой пахнет, с маслом лепешка была. Только что лепешку ел.
И это меня удивило - нашел чем хвастать! Ел он лепешку или не ел мне-то какая нужда!
- Ел так ел, подумаешь… Я теленка ищу.
- Хочешь вместе? Я тебе его живо найду.
- Найдешь так найдешь…
К Малому Оврагу (так это место у нас называют) мы уже подходили, держась за руку. Асхат за это короткое время уже приручил меня.
- Эй, подожди-ка, чего это у тебя карман оттопырился?
- Горбушка.
- Врешь. Камень, наверное.
- Вот, если не веришь, - я достал из кармана порядочный кус хлеба. - Теленка приманивать.
- Ну, теленка мы и так пригоним. Давай лучше сядем и съедим эту горбушку.
- Сам хвастал, что лепешку недавно ел…
- Одними лепешками сыт не будешь. Их с хлебом надо есть.
- Так и ел бы.
- Не было хлеба, - отрезал Асхат.
Чудно в этом мире! У одних все время лепешки - хлеба нет, у других же один хлеб - лепешек и не видят. Скажем, у нас вот лепешки только по пятницам бывают. Асхат посмотрел на хлеб, облизнул губы и причмокнул.
- На, ешь, - я отдал ему горбушку. Он осторожно разломил хлеб и половину протянул мне. Я отказался.
- Бывают же люди, уже и хлебом их не соблазнишь, - сказал он, усаживаясь на траве, вытянул тощенькие ноги, разгладил на коленях подол рубашки и принялся неспешно есть. Крошки, изредка падавшие на подол, он тут же собирал в горсть и отправлял в рот.
- Хлеб сидя нужно есть, - пояснил он мне, - стоя ни за что не наешься. Крошку на землю уронишь - грех. А за каждый грех в аду жечь будут - это когда умрешь. - Он медленно дожевал и проглотил последний кусок. Но вставать не торопился. После горбушки у него, видно, совсем хорошо на душе стало, и он преподнес мне поучительную историю.
- Отец рассказывал, ехал как-то один царь верхом по степи, давным-давно это было. Ехал он, ехал и проголодался. Достал тогда царь кусок хлеба из-за пазухи и прямо в седле, не слезая с лошади, начал есть. Некогда, значит, было царю, спешил очень. Вот он уже откусил и последний кусок, как тут одна маленькая крошка скатилась на землю. Спрыгнул царь с коня и начал ту крошку искать. Ищет, ищет, найти не может. Три дня, три ночи вокруг своего коня на четвереньках ползал. Так и не нашел. А на четвертый день вернулся царь домой - беда черная, как черная туча, накрыла его золотой дворец. Ровно три дня тому назад утонул любимый царский сын. Испугался царь, что и на этом гнев божий еще не весь излился, и там, где упала хлебная крошка, поставил мечеть со множеством минаретов. Смилостивился после этого бог или нет - про то нам неведомо, до нас не дошло.
Вот какие истории знает этот чудной малай! С оглушительным стрекотом над самой головой пронеслась сорочья стайка. А вот это и я знаю, сорока-белобока своих детей летать учит. На той неделе скворцы и ласточки учили, а сегодня - сороки. Я проворно схватил камень и, прицелившись, бросил в стаю.
- Сорока, сорока, на тебе, воровка!
- А если попадешь? - вскочил Асхат.
- Стерпят. Сорока ведь, не соловей. Она яйца ворует.
- И сороке свое дитя - единственное, и в ней душа бьется. У всего душа есть - у деревьев, у камня, у каждой травинки, видишь, как она вверх тянется, даже самая маленькая. Порежешь палец - красная кровь пойдет, а сломай ветку - тоже кровь выступит, только светлая кровь. Стукнешь железом о железо - зазвенит, правда? Это железо так плачет.
И чего только не знает этот Асхат? Может, он не человек вовсе? Страх шевельнулся во мне - льняные волосы, синие глаза, светлые ресницы… В нашей округе он один такой, будто белый утенок, вылупившийся в гнезде у черной курицы. А может, его еще в колыбели нечистая сила подменила? Черт, говорят, маленьких детей крадет, а своих чертенят подкладывает. Да нет! Как же - будет тебе черт таким умным, таким хорошим!
Ни в Малом Овраге, ни в Большом Овраге мы теленка не нашли, все обошли, к березняку забрели, к Мукушеву роднику спустились, воды напились, чьих только телят не встретили, а нашего Белолобика и след простыл. Умаявшись, мы поплелись домой. Смотрим, Белолобик в тени нашего плетня разлегся. Мы быстренько распахнули ворота и с гиканьем загнали теленка во двор.
Старшая Мать, хлопотавшая в летней пристройке, завидев нас с теленком, рассыпалась в похвалах.
- Вот спасибо, деточка, совсем уж взрослый стал, есть мне теперь на кого опереться.
- Это не я, Старшая Мать, это теленок уже взрослый стал.
- Выходит, оба вы уже взрослые.
- Старшая Мать, этого мальчика Асхатом зовут, он теленка помогал искать.
- И ему спасибо. Выходит, все вы трое уже большие. Спустись, сынок, в погреб, достань холодного катыка, попейте с гостем.
- С хлебом?
- И хлеб тут.
- Ладно, мне пора, - промямлил Асхат. - Дома, наверное, яйца сварили.
Заслышав это, Старшая Мать хитренько улыбнулась и с жаром принялась уговаривать его.
- Каждой пище свое место. И для яйца место останется. По случаю гостя, в каждую чашку катыка по ложке сметаны добавь, - это она уже мне сказала.
Дальше упрашивать Асхат не заставил.
Мы уселись в прохладе под навесом и пустили в пляс наши ложки. Потом гость облизал свою чашку и выложил мне новость:
- Про лепешки-то я давеча того, сбрехнул. Это так, обманное слово, чтобы голод отвести. Про яйца тоже. Мы вторую уже неделю на одной затирухе сидим, и та - раз в день. Отец из мечети не вылазит, самый старший брат уехал в город и пропал, вот мы с Ибраем и тащим все хозяйство. От сестер-то какой толк!
Теперь уже в его голосе не было и тени прежней высокомерной беспечности, сидел передо мной маленький старичок и о своих бедах-горестях рассказывал.
- У нас в теле уже совсем жира не осталось. Вчера мы с Ибраем голые животы на солнце выставили, коптились-коптились - хоть бы капля жира выступила. Потом я дразнилку сочинил про брата. Если никому не разболтаешь, и тебе скажу.
- Хлебом клянусь, - быстро сказал я.
- Я и так, без клятвы поверю. Забавная песня?
Сам Ибрашка два вершка, Сала ж вышло два горшка - Грел на солнышке он брюхо, С маслом будет затируха!
- Забавная. А Ибрай что сказал?
- По башке мне врезал - колодкой, на которой лапти плетут. Видишь, шишка вздулась? Ничего, пройдет, не век же ей здесь торчать. А песенка останется. Ее колодкой не прихлопнешь.
Асхат оказался парнем простодушным, что на уме, то и на языке. Один за другим все свои секреты выложил.
- Меня Рыжим Комаром прозвали, это по масти и за язык. Злой у меня язык. Говорят же: "Дергач свою смерть сам выкликает". Вечно из-за этого языка в беду попадаю. А прозвища я не стыжусь, убавится меня, что ли? Эка невидаль - Рыжий Комар!..
- Прозвище-то и у меня есть, - чтобы не отстать от него, вставил я. - Только стыдное очень.
- И-и-хи-хи! - залился Асхат. - Нет, прозвище у тебя хоть куда Пупок! Самая нужная вещь на свете - пупок. Передок телеги с кузовом что соединяет? Ось, пупок. А ребенок в утробе с матерью чем связан пупком! А как самого почтенного, знатного человека называют - "земной пуповиной", не как-нибудь! К тому же родится где ребенок, ты уже со Старшей Матерью там, от дома к дому, от застолья к застолью ходишь. А кому спасибо - все ему же, пупку!
- Смотри, еще раз помянешь, подеремся, - предупредил я сердито.
- Вот бестолковый, мне бы твое прозвище, я бы ходил да похвалялся.
- Не больно-то на похвальбу тянет, - отрезал я. Больше он об этом не заговаривал.
И все же, когда "Пупка" вспомнил Асхат, мне это уже не таким обидным показалось. Одернул я его больше для порядка: гость все же, пусть не забывается. А если кто другой скажет - во мне прямо бес пробуждается. Ведь из-за этого вскоре мы с Хамитьяном, как два осенних петушка, подрались, в кровь изодрались. Но понемногу "Пупок" ко мне намертво пристал: ни зубами оторвать, ни ногтями отодрать. Победил он меня, и я перед победителем склоняю голову…
В полдня Асхат приворожил меня. Не успел он уйти, как я заскучал по нему. С этих пор мы с ним стали неразлучными друзьями.
Асхат - из породы бедолаг. Все беды по его голове ходят. Перед самым курбан-байрамом одно за другим свалились на него два несчастья.
Когда я по задворкам прибежал к Асхату, только что пригнали стадо. Они с Ибраем, старшим братом, загоняли скотину. Бычок послушно идет, а корова артачится. И добрым словом уговаривали, и хворостиной упирается. Видать, собственный хлев уже корове опостылел. Замороченный Ибрай даже верхом на нее уселся и так попытался загнать ее. Не вышло. Та вдруг прянула в сторону, незадачливый наездник влетел в кучу лежалого навоза. В самый раз этому Ибраю, насмешнику и подговорщику. А братишка тут же и сочинил:
Сел Ибрашка на коня И сказал: "Вези меня!" Конь рогами покачал, "Не поеду!" - замычал.
У Ибрая даже глаза округлились, он направился к Асхату, но тот был начеку и ловко завернул на другое:
- Корова сильнее или бык сильнее?
- Бык!! - в один голос сказали мы с Ибраем. И малый ребенок знает, что мужчина всегда сильнее.
- Так затащим ее волоком.
- Как?!
- Надо их хвостами связать, - кивнул Асхат на быка с коровой.
Ибрая такая хитрая догадка век не посетит - кожура на голове толстовата. Но достоинства старшего брата он постарался не уронить.
- Дурак суетливый! В голове брата созрела эта мысль, а он взял и вперед заскочил. Тебя за язык тянули?
- Нет вроде…