III
Разговор в спальне герцога Эдинбургского:
Супруга. А, наконец-то ты вернулся, цыпочка. Иди сюда, я тебя поцелую, помпончик.
Герцог(крайне расстроен). Уйди с глаз моих.
Супруга. Герцог, опомнитесь! С кем вы говорите? Боже, от кого я слышу эти грубые слова? От своего мужа…
Герцог. Фигу ты имеешь, а не мужа…
Супруга. Как?!
Герцог. А вот так. (Показывает ей договор.)
Супруга. Ах! (Падает в обморок.)
Герцог(звонит лакею). Убрать ее с ковра.
(Занавес.)
Эм.
Игра природы
А у нас есть железнодорожник с фамилией Врангель…
Из письма рабкора
Дверь, ведущую в местком станции М., отворил рослый человек с усами, завинченными в штопор. Военная выправка выпирала из человека.
Предместком, сидящий за столом, окинул вошедшего взором и подумал: "Экий бравый…"
- А вам чего, товарищ? - спросил он.
- В союз желаю записаться,- ответил визитер.
- Тэк-с… А вы где работаете?
- Да я только что приехал,- пояснил гость,- весовщиком сюды назначили.
- Тэк-с. Ваша как фамилия, товарищ?
Лицо гостя немного потемнело.
- Да фамилия, конечно…- заговорил он,- фамилия у меня… Врангель.
Наступило молчание. Предместком уставился на посетителя, о чем-то подумал и вдруг машинально ощупал документы в левом кармане пиджака.
- А имя и, извините, отчество? - спросил странным голосом.
Вошедший горько и глубоко вздохнул и вымолвил:
- Да, имя… ну, что имя, ну, Петр Николаевич.
Предместком привстал с кресла, потом сел, потом опять привстал, глянул в окно, с окна на портрет Троцкого, с Троцкого на Врангеля, с Врангеля на дверной ключ, с ключа косо на телефон. Потом вытер пот и спросил сипло:
- А скудова же вы приехали?
Пришелец вздохнул так густо, что в предместкоме шевельнулись волосы, и молвил:
- Да вы не думайте… Ну, из Крыма…
Словно пружина развернулась в предместкоме.
Он вскочил из-за стола и мгновенно исчез.
- Так я и знал! - кисло сказал гость и тяжко сел на стул.
Со звоном хлопнул ключ в дверях. Предместком, с глазами, сияющими как звезды, летел через зал 3-го класса, потом через 1-й класс и прямо к заветной двери. На лице у предместкома играли краски. По дороге он вертел руками и глазами, наткнулся на кого-то в форменной куртке и ему взвыл шепотом:
- Беги, беги в месткоме дверь покарауль! Чтоб не убег!..
- Кто?!
- Врангель!..
- Сдурел!
Предместком ухватил носильщика за фартук и прошипел:
- Беги скорей, дверь покарауль!..
- Которую?!
- Дурында… Награду получишь!..
Носильщик выпучил глаза и стрельнул куда-то вбок… За ним - второй.
Через три минуты у двери месткома бушевала густая толпа. В толпу клином врезался предместком, потный и бледный, а за ним двое в фуражках с красным верхом и синеватыми околышами. Они бодро пробирались в толпе, и первый звонко покрикивал:
- Ничего интересного, граждане! Попрошу вас очистить помещение!.. Вам куда? В Киев? Второй звонок был. Попрошу очистить…
- Кого поймали, родные?
- Кого надо, того и поймали, попрошу пропустить…
- Деникина словил месткомщик!..
- Дурында, это Савинков убег… А его залопали у нас!
- Я обнаружил его по усам,- бормотал предместком человеку в фуражке,- глянул… Думаю, батюшки - он!
Двери открылись, толпа полезла друг на друга, и в щели мелькнул пришелец…
Глянув на входящих, он горько вздохнул, кисло ухмыльнулся и уронил шапку.
- Двери закрыть!.. Ваша фамилия?
- Да Врангель же… да я ж говорю…
- Ага!
Форменные фуражки мгновенно овладели телефоном.
Через пять минут перед дверьми было чисто от публики и по очистившемуся пространству проследовал кортеж из семи фуражек. В середине шел, возведя глаза к небу, пришелец и бормотал:
- Вот, Твоя воля… замучился… В Херсоне водили… в Киеве водили… Вот горе-то… В Совнарком подам, пусть хоть какое хочут название дадут…
- Я обнаружил,- бормотал предместком в хвосте,- батюшки, думаю, усы! Ну, у нас это, разумеется, быстро, по-военному: р-раз - и на ключ. Усы - самое главное…
Ровно через три дня дверь в тот же местком открылась и вошел тот же бравый. Физиономия у него была мрачная.
Предместком встал и вытаращил глаза.
- Э… вы?
- Я,- мрачно ответил вошедший и затем молча ткнул бумагу.
Предместком прочитал ее, покраснел и заявил:
- Кто ж его знал…- забормотал он…- гм… да, игра природы… Главное, усы у вас, и Петр Николаевич…
Вошедший мрачно молчал…
- Ну что ж… Стало быть, препятствий не встречается… Да… Зачислим… Да, вот, усы сбили меня…
Вошедший злобно молчал.
Еще через неделю подвыпивший весовщик Карасев подошел к мрачному Врангелю с целью пошутить.
- Здравия желаю, ваше превосходительство,- заговорил он, взяв под козырек и подмигнув окружающим,- ну, как изволите поживать? Каково показалось вам при власти Советов и вообще у нас в Ресефесере?
- Отойди от меня,- мрачно сказал Врангель.
- Сердитый вы, господин генерал,- продолжал Карасев,- у-у, сердитый. Боюсь, как бы ты меня не расстрелял. У него это просто, взял пролетария…
Врангель размахнулся и ударил Карасева в зубы так, что с того соскочила фуражка.
Кругом засмеялись.
- Что ж ты бьешься, гадюка перекопская? - сказал дрожащим голосом Карасев.- Я шутю, а ты…
Врангель вытащил из кармана бумагу и ткнул ее в нос Карасеву. Бумагу облепили и начали читать:
"…Ввиду того, что никакого мне проходу нету в жизни, просю мне роковую фамилию сменить на многоуважаемую фамилию по матери - Иванов…"
Сбоку было написано химическим карандашом "удовлетворить".
- Свинья ты…- заныл Карасев.- Что ж ты мне ударил?
- А ты не дражни,- неожиданно сказали в толпе.- Иванов, с тебя магарыч!
Стенка на стенку
В день престольного праздника в селе Поплевине, в районе станции Ряжск, происходил традиционный кулачный бой крестьян. В этом бое принял участие фельдшер ряжского приемного покоя, подавший заявление о вступлении в партию.
Рабкор
Часть I. На выгоне
В день престольного праздника преподобного Сергия в некоем селе загремел боевой клич:
- Братцы! Собирайся! Братцы, не выдавай!
Известный всему населению дядя, по прозванию Козий Зоб, инициатор и болван, вскричал командным голосом:
- Стой, братцы! Не все собрамшись . Некоторые у обедни.
- Правильно! - согласилось боевое население.
В церкви торопливо звякали колокола, и отец настоятель на скорую руку бормотал слова отпуска. Засим, как вздох, донесся заключительный аккорд хора, и мужское население хлынуло на выгон.
- Ура, ура!..
Голова дяди Зоба мелькала в каше, и донеслись его слова:
- Стой! Отставить…
Стихло.
И Зоб произнес вступительное слово:
- Медных пятаков чеканки тысяча девятьсот двадцать четвертого года в кулаки не зажимать. Под вздох не бить дорогих противников, чтобы не уничтожить население. Лежачего ногами не топтать: он не просо! С Богом!
- Урра! - разнесся богатырский клич.
И тотчас мужское население разломилось на две шеренги. Они разошлись в разные стороны и с криком "ура" двинулись друг на друга.
- Не выдавай, Прокудин! - выла левая шеренга.- Бей их, сукиных сынов, в нашу голову!!!
- Бей! Эй, эй! - разнесли перелески.
Шеренги сошлись, и первой жертвой силача Прокудина стал тот же бедный Зоб. Как ни били со всех сторон Прокудина, он дорвался до Зобовой скулы и так тяжко съездил его, поддав еще в то место, на котором Козий Зоб заседал обыкновенно на общих собраниях сельсовета, что Зоб моментально вылетел из строя. Его бросило головой вперед, а ногами по воздуху, причем из кармана Зоба выскочило шесть двугривенных, изо рта два коренных зуба, из глаз искры, а из носа - темная кровь.
- Братья! - завыла правая шеренга.- Неужто поддадимся?
Кровь Зоба возопияла к небу, и тотчас получилось возмездие.
Стены сошлись вплотную, и кулаки забарабанили, как цепы на гумне. Вторым высадило из строя Васю Клюкина, и Вася физиономией проехался по земле, ободрав как первую, так и вторую. Он лег рядом с Зобом и сказал только два слова:
- Сапоги вдове…
Без рукавов и с рваным в клочья задом вылетел Птахин, повернулся по оси, ударил кого-то по затылку, но мгновенно его самого залепило плюхою в два аршина, после чего он рявкнул:
- Сдаюсь! Света божьего не вижу…
И перешел в лежачее положение.
За околицей тревожно взвыли собаки, легонько начали повизгивать бабы-зрительницы.