- Была такая команда, - отпарировал шутку Бакенщиков. Он шумно отдышался от напряжения, чтобы половчее ухватить головку болта.
- Обижаться потом будем, - по-своему истолковал Пронька пыхтенье Бакенщикова. - Вот соберем машину, и обижайся сколько влезет…
Пронька затянул болты, обстучал их молотком и стал протягивать по второму кругу.
- Хэп, хэп, - азартно подергивал он гайку. - Но вот и все. Как ни болела, а померла. Петра Первого еще не так кузнец школил.
- То был Петр Первый и кузнец.
Евгений Иванович взял у Проньки торцовый ключ и попробовал за Ушаковым подтянуть гайку.
- Но ты даешь, - придержал Пронька руку Бакенщикова. - Так ключ задушишь. Бери вороток за конец, рычаг ведь.
Бакенщиков налег на вороток, еще наддал, и гайка чуть-чуть стронулась.
- Ну вот, видал, - чему-то обрадовался Пронька. - Не научи да пошли по миру мыкаться.
- Давно слесаришь? - перебил Бакенщиков. - Какой разряд, Прокопий, так, кажется?
- Прокопий Антонович, - уточнил Ушаков. - А разряд пятый, материковский.
- Что это значит - материковский?
- А то и, значит - кадровый. Тут пока на мертвой точке стою. Сам двигаюсь, а разряд на якоре.
- На якоре?
- Ты что, с луны упал? - из-под локтя глянул Ушаков. - Порядок такой на стройке. Слесарей ни во что не ставят…
- Что-то я тебя, брат, не пойму, - сказал Бакенщиков.
- Я и сам понять не могу. Давай-ка покурим.
Они вылезли из-под машины, охлопали комбинезоны. Бакенщиков закурил папиросу, Ушаков - сигарету.
- Говорят, сигареты легкие обжигают, - прикуривая, заключил Ушаков.
- Бери папиросу, - предложил Бакенщиков.
- Я не к этому. У папирос, говорят, мундштуки остужают дым.
- Бес его знает. Я к беломору привык. Смолю уж сколько… Ты, Прокопий Антонович, начал о слесарях, а не договорил.
- А что договаривать? У нас как? Проштрафился шофер или, скажем, бульдозерист, его раз - и в слесаря разжаловали, крути гайки. Вот и крутится около тебя, мается, он ведь ни хрена не волокет в слесарном деле. А ведь слесарь - это кто? - Пронька вынырнул из-под локтя Бакенщикова с другой стороны. - Если сравнить, то настройщик оркестра: не отладил инструмент - какая игра? - Пронька задохнулся дымом, закашлялся. - Не всякий может. Тут и слух, и глаз, и пальцы верные, да и вообще. - Дошлый посверлил висок. - Вот и выходит, что я всю свою сознательную жизнь хожу в штрафниках. - Он непритворно тяжело вздохнул. - Пропадает гордость за свою профессию.
- Э-э, Ушаков, - протянул Бакенщиков, - рака за камень заводишь, штрафника твоего переводят в слесари на пониженный разряд, так?
- Как бы не так, разряд неприкосновенен. В исключительных случаях только могут снять, а почему бы провинившегося в токари не перевести, в шоферы? Действительно, почему? Не потянет?
- Не потянет, - согласился Бакенщиков.
- Вот я и говорю. То в летчики все бросятся, то в подводники, так уж бытует: летчик - почетно, официант - низко, уборщица - позорно. Ткачиха - герой, а вот что-то подсобного рабочего я в героях не встречал.
- Ты что же, сферу обслуживания хочешь поставить над производством?
- Я бы ни над кем не ставил. Шофер - хорошо, слесарь - не менее почетно.
- Но ведь к слесарю второго разряда и к слесарю шестого в коллективе по-разному относятся. Улавливаешь?
- Разница в тарифной ставке, а так нет. - Отшвырнув окурок, Ушаков нырнул под машину. Но через минуту высунул голову. - Сходили бы вы, - Евгений Иванович, на базу, присмотрели бы металл на кронштейны?
- Что это я у тебя в посыльных? - полусерьезно замечает Бакенщиков. - А кто рассчитает кронштейны?
- Вы, - поморгав утверждает Ушаков. - Кто еще?
- Я и ходи, я и рассчитывай?
- Нет. Вначале сходите, потом рассчитайте, а то рассчитаешь, а металла такого не окажется. Потеряем время. Пока ходишь, я буфер возьму на болты, да еще подумать надо, куда его присобачить.
- Тоже верно, - соглашаемся Бакенщиков.
- Да, чуть не забыл, - Пронька вытащил из внутреннего кармана куртки требование. - Здесь вот швеллер, балка, уголок, да вы знаете, здесь все, чего по чертежу недостает.
Бакенщиков взял из рук Ушакова изрядно потрепанное требование и крупно, размашисто зашагал по дороге. На душе Бакенщикова было неспокойно. Он и сам не знал, отчего щемило, поднывало под ложечкой. Что-то было не так. В отношении Ушакова к нему, Бакенщикову, виделось пренебрежение, да и в машине масса недоработок, он только сейчас их увидел и казнил себя за то, что поторопился. Но ведь время подхлестывало. Несовершенной оказалась его машина, да и в общении с людьми, он заметил, не хватало каких-то "деталей". Стройку, как и свою машину, он не мог увидеть как бы со стороны, с высоты и объективно разобраться во всех промахах. Слишком близко и дорого ему было все, от этого каждую неурядицу на стройке он принимал как личную обиду. Пытался было противиться этому, не получалось.
Ишь, как Ушаков - мысли вернулись к сегодняшнему дню - независим в суждениях. А были ли мы такими? Бакенщиков представил себя в те годы, когда он начинал бетонщиком. Однажды они с бригадиром пошли с предложением к Шаврову, полчаса толкались около дверей, не решаясь войти. Предложение-то было - короб из досок. А ведь молодой прораб не проглядел тогда ни бригадира, ни его - Бакенщикова. К нашему стыду, упрекнул себя Бакенщиков, мы не всегда замечаем человека. А рабочий наш масштабно мыслит. Вот с тем же Логиновым, пожалуй, трудно иному инженеру равняться, забьет.
Глина под ногами хлябала, налипала на сапоги - по пуду на каждый. Бакенщиков едва тянул ноги. Раньше не замечал такой грязи. Проскочить на вездеходе - не то, что грязь месить. Неужели нельзя подсыпать грунта, злился Бакенщиков.
На складе нужного металла не оказалось. И вернулся Евгений Иванович на монтажную площадку с пустыми руками.
- Из чего же завтра кронштейны лепить? - почесал в затылке Ушаков. - Логинов ведь спросит, не посмотрит на портфель, врежет досконально.
- Ну, а как бы вы без меня? - вырвалось у Бакенщикова. - Что бы вы стали делать?
- Комбинировать, - нисколько не смущаясь, ответил Ушаков, скомбинировали бы!
- Ну и комбинируйте! Посмотрю!
- Очень просто: вместо уголка поставлю балку…
- Но это же расточительство, - возмутился Бакенщиков, - за такое, знаете…
- А вы как думали, - уставился глаза в глаза Ушаков. - И металл перерасходуем, и в наряде "округлим". Вот вы пробегали, - глаза у слесаря словно запотели, - а вернулись ни с чем. А сколько наш Логинов теряет на беготне? Мы же его обрабатываем. А не будет он бегать - зубы на полку положим, опять нехорошо. Вот и кумекайте, а я пошел. До завтра.
Вот тебе и Дошлый. Бакенщиков еще постоял, покурил. Подошел Логинов. Евгений Иванович поймал себя на том, что волнуется. Что за чертовщина. Это, видать, от того, что не выполнил задание…
- Профильной стали нет, - виновато сказал Бакенщиков. - Что же ты мне, Михаил, об этом раньше не сказал?
- А с чего будет - сидят бабы, жены начальников, ничего не знают, корову от козы не отличат, а металл и подавно. Скомбинируем кронштейны из листа. Резка, сварка. Зато выход из положения. Не дело, конечно, гнать металл, да время жаль упускать, - спокойно выручал Бакенщикова Логинов.
- Скомбинировать предлагаешь, можно скомбинировать, - почему-то сразу согласился Бакенщиков. Хорошенькая "комбинация" из листа тавровую балку варить. Заикнись бы кто на планерке - выдал бы он на всю катушку… Вроде уступчив, а на самом деле сказал, посоветовался, а вышло - приказал. - Так, значит, комбинировать, - усмехнулся, - с чего начнем?
- Может, уже сегодня поздно, извините, Евгений Иванович, задерживаю.
Логинов взглянул на небо, на закатное солнце. Туман реденько поднимался от Заполярного, и сквозь него, как сквозь мыльный пузырь, радужно светило солнце.
Бакенщиков собрался было уходить, но вдруг обернулся к Логинову:
- Михаил, я выполнил твое задание. Вот эскиз кронштейна. - Бакенщиков вырвал из блокнота листок и передал Логинову, тот неторопливо разглядывал чертеж. Молчал. Евгений Иванович не выдержал, потянулся к эскизу.
- Дай-ка, Михаил, мою записку. Это просто-напросто волевое решение, не больше.
Михаил недоуменно поднял черные густые брови.
- Почему же волевое?
Он еще некоторое время рассматривал эскиз, потом попросил у Бакенщикова карандаш и, подрисовав "косынку", вернул листок.
Бакенщиков пробежал глазами по эскизу.
- Нет, Михаил, все-таки это волевое решение.
- Почему волевое? Я, Евгений Иванович, пустые слова не понимаю, - глухо сказал Логинов. - По-моему, есть решения умные и есть - глупые. Приложите свою линейку, и выйдет по-моему.
- Скажите на милость, какая уверенность. Ну-ка, ну-ка, - развеселился Бакенщиков. Присел на стеллаж, достал из кармана логарифмическую линейку. Подвигал ползунком.
- Логинов, ты маленьким сорочьи яйца ел? Все знаешь.
Бакенщиков думал: "Интуиция, талант, случайность, совпадение? Но ведь Логинов определил развал колес, высчитал угол с предельной точностью".
- Ну ладно, Михаил, делайте. - Бакенщиков вернул эскиз Логинову, а сам решил завтра пораньше выбраться на монтажную площадку.
Но он не мог уйти сразу. Машина его завораживала. Смотрел на нее, и начинало казаться, что реактивный двигатель начинает работать. Кажется, что сейчас сорвется она с места и понесет неведомо куда, набирая скорость.
И ему показалось, что он не выдержит стремительного ее бега… Бакенщиков даже прикрыл ладонью лицо, встряхнул отяжелевшей головой. Чертики в глазах прыгают - надо пойти прилечь. Сумасшедший день.