Рабочий человек - покоритель Севера, наш современник, кто он, в чем его неповторимые и прекрасные черты, - на этот вопрос Л. Кокоулин уже давал ответ своими книгами "Рабочие дни" и "Колымский котлован". Повесть "Человек из-за Полярного круга" - продолжение и развитие темы рабочего класса. Новые грани творчества писателя открывает повесть "Андриан и Кешка".
Содержание:
Об авторе 1
Человек из-за Полярного круга - Повесть 1
Андриан и Кешка - Повесть 31
Рассказы 39
Примечания 46
Леонид Кокоулин
Человек из-за Полярного круга
Повести и рассказы
Об авторе
Леонид Леонтьевич Кокоулин, член Союза писателей, родился в 1926 году. "Детство и юность он провел с тайге с отцом охотником, но тяга к поэзии была настолько велика, что он покинул тайгу, приехал в город, где ранее Кокоулину бывать не приходилось. Он знал, что книги печатаются в типография, и первым делом направился туда…" - так писал о Леониде Кокоулине лауреат Ленинской премии Георгий Марков, принявший участие в судьбе молодого литератора.
По совету своих литературных наставников Леонид поступил в школу рабочей молодежи, пошел работать на завод. Через три года он стал знаменитым кузнецом-стахановцем. Он строил Иркутскую, Вилюйскую, Колымскую гидроэлектростанции, линию электропередач на Алдане.
Медленно создавались его очерки, рассказы, книги "Табак хороший", "Рабочие дни", "Колымский котлован", вначале прожитые, пережитые, а уж потом написанные. Основная особенность произведений Леонида Кокоулина - отображение изнутри жизни рабочего человека, его сноровки, удали, его духовного мира.
Повесть "Колымский котлован" была удостоена премии на Всесоюзном конкурсе произведении о рабочем классе.
В данном сборнике читатель вновь встречается с героями северных строек. Несомненный интерес представляет и повесть "Андриан и Кешка" о суровом послевоенном времени, о повседневном мужестве бывшего фронтовика, инвалида Великой Отечественной войны.
Человек из-за Полярного круга
Повесть
Глава первая
Михаил Логинов нашел бригадира, когда тот поправлял кобыле шлею. Михаил еще подумал, откуда в Заполярном коняга? А спросил:
- Вы бригадир Первухин?
- Ну, я бригадир, - не оборачиваясь, ответил верзила в летных унтах, в меховой шапке набекрень, одно ухо голосовало. - Не видишь?
- Разберись тут, кто начальник, футболят от одного к другому, теперь вот к вам послали.
- Вроде крепкий парень, а перекосило. Что у тебя в чемодане-то? Золото? Огнеупорные кирпичи?
- Инструмент.
- Какой такой инструмент?
Мишка тут же опустился в снег на колени, щелк-щелк замками. Поднял крышку.
- На, смотри. - Сдвинул штаны, рубашку, теплые носки домашней вязки. Под одеждой лежали чертилки с победитовыми напайками, резцы, циркуль. В футлярчике, как понял Первухин, микрометр.
- А это зачем? - постучал он по футлярчику.
- Пригодится. Не на день приехал.
- Ладно, закрывай, а то увидят - сглазят или упрут.
Мишка глянул исподлобья на бригадира: какой-то корявый, угловатый, как наждачный обдир.
- Дошлый! - крикнул в морозный туман Первухин. - Такси заправлено, поезжай за кислородом. Пошли, - кивнул он Михаилу и зашагал вперед, еще больше сутулясь. Михаил - за ним. Чемодан оттягивал руки, и сейчас он больше всего боялся отстать от бригадира. Неожиданно Первухин остановился.
- Коня запрячь не могут, - повернулся он к Михаилу. - Где люди росли… Умеешь запрягать?
- Умею.
- Ну и ладно. - Бригадир залез на короб, снег под ним застонал. - Хотел в палатку, - махнул он рукой в сторону темневших палаток, похожих на скирды в ненастную погоду, - но пошли в барак.
Михаил тоже влез на деревянный короб, потоптался:
- А это что за пеналы?
- Смотри, провалишь, - усмехнулся бригадир. - Это теплотрассы, трубы под ними проходят.
- Трубы, а чего же не в траншее?
- Греть вечную мерзлоту?
Короб привел их к общежитию.
- Фу-ты, черт, - выругался Первухин и повернулся от двери. А Михаил только с радостью отметил, что крыльцо по-домашнему выскоблено, даже желтизной просвечивают нестроганые половицы, голик из карликовой березки под стенкой топорщится.
- Я как та лошадь, - засмеялся и глухо закашлял Первухин. - Уже моей сколько времени здесь нет, а я все подворачиваю.
Зашли с другого торца барака. Михаил сразу понял, что бригадир привел его куда надо: крыльцо обледенелое, а вокруг него насверлены желтые дырки.
- С того конца бабы, а с этого мы, - кивнул бригадир на обледенелое крыльцо. - Моя не выдюжила, пусть живут с дочкой на материке, Катька уже в третий перешла. Считай - профессор. А у тебя как? Женат? Побереги свою, сюда не вызывай. Обживешься, тогда можно. Без них тошно, но и с ними горя хватишь… Вычищай ноги. - Первухин рукавицей шумно выбивал из унтов снег, Михаил выколотил его из валенок - мелкий, въедливый, как соль. - Ну, вот и порядок. - Первухин толкнул скрипучую обледенелую дверь. - Не студи, шевелись, - поторопил он Михаила.
Заполярный как и другие стройки: палатки вписывались в белое безмолвие и сливались с бескрайним простором тундры, и если посмотреть с самолета, то сразу и не разглядишь стройку - точечки людей, пунктиры тягачей, коробки бараков. И уже с главной дороги от порта в Заполярный видна она - в алюминиевых панелях, что голубизной своей спорят со снегом.
Но Михаил приехал в туманный морозный день, и все у него не задалось. Томила и разлука с Валей, и длинная дорога, и собственная неприкаянность, когда тебя не ждут и ты никому не нужен. Вот почему барак показался ему единственным жилым местом в округе.
Михаил едва впер чемодан, закрыл за собой дверь. Очутились они в коридоре, длинном и темном. Под потолком еле заметно светилась лампочка.
- Михалев, на выход! - крикнул в темноту коридора Первухин. Михаилу показалось, что от его рыка помигала лампочка. Но никто не отозвался. Только слева захлопнулась с силой дверь.
- Ну и ладно, - сказал Первухин, - держись за мной. Чемодан-то поставь, вот сюда, под стенку, что ты за него ухватился, как за сиську. Никто его не возьмет, никуда твой микрометр по денется. Тут никто ничего ни у кого не берет, если возьмет - отдаст. Разве только валенки, рукавицы, портянки - это за пазухой держи.
Михаил, спотыкаясь на неровном полу, тащился за Первухиным.
- Тут и якорь бросим: красный уголок. - Бригадир открыл дверь в конце коридора.
При тусклом свете лампочки Михаил насчитал десять коек. Почти на всех спали мужики, из-под одеяла торчали валенки, поверх были наброшены шубы.
- Ты, слесарь, рот не раскрывай. Покумекай: если мы раздвинем этот пейзаж, то всунем еще кровать или нет? - Первухин развел руками.
- Сюда еще кровать? - Михаил не скрыл удивления: койки стояли впритык.
- Нет, на потолок.
Первухин сдвинул кровать, другую. Только один высунул нос и тут же нырнул под одеяло.
- Во! - кивнул он на спящих. - Устряпались, вырезай любую деталь - не проснутся. Ну, что стоишь? Помогай, двигай. Не так, нет. Отодвинь чуть-чуть назад, чтобы можно было пройти боком, а то как будете ложиться, на парашютах спускаться?
Первухин вышел и вернулся со спинками кровати, потом еще раз ушел и сетку приволок.
- Горничную нанял? - бросил он Логинову укоризненно. - Из-за рубежа явился?
Михаил бросился вставлять панцирную сетку.
- Будешь как барон, - закурил Первухин. - В углу моя кобыла, - показал он на незанятую койку. - Я не пускаю на свою никого, с чужого коня среди грязи долой. Ночь-полночь, прихожу, прогоняю, отвадил. Теперь не лезут. Поначалу-то один обитал в красном уголке, но пока уголки отставить. Ну что, встремил?
Михаил стукнул пяткой в валенке по уголку.
- Готово.
- Получи у коменданта Михалева матрац, одеяло; простыни лучше не брать, а между прочим, как хочешь. Хочешь - бери, тогда валенки придется скидать. Ты на материке с родителями жил или как?
- Всяко.
- Ну, тогда приживешься.
- Слушайте, бригадир, а что у вас, не топят, что ли?
- Ты меня Первухиным зови и на "ты". Я не люблю ни выкаться, ни навеличиваться. Давать взаймы тоже не люблю. Брать еще куда ни шло - беру, но исключительно если очень просят. Бывает, и даю. Если надо, могу сотню-другую одолжить. Если вижу, человек стоит этого. Скажем, микрометр имеет. Не каждый ведь попрет сдуру такой гроб с железом. - Первухин попинал Мишкин чемодан. - Сюда все больше едут за запахом тайги… налегке. Ну, ладно, ты - как тебя, Михаил, Миша, - обосновывайся, сходи в столовку или у нас поешь и приходи на монтажную площадку, откуда мы с тобой пришли. Найдешь?
- Мимо не пройду.
- Если нуждаешься, не стесняйся. - Первухин снова сунул руку в карман.
- Спасибо, на первый случай есть свои.
- Ну, хорошо. Как говорится, берешь на время, а отдаешь навсегда. Я пошел…