- Сколько^ Кушать что будем? - Она так же, как продавщица, глядела куда-то поверх голов.
- Значит, так. Перцовой триста.
- Перцовой нет, есть коньяк пять звездочек.
- Коньяк триста…
- Брали бы сразу бутылку!
- Давай бутылку. Окрошки три, ромштекс - три, чаю три, хлеба шестьсот.
Официантка ушла и тотчас принесла соседям бутылку портвейна, забрав у них трешник.
- Шубин? А ну живенько! - распорядился Стас и налил себе и Шубину пива. Шубин разлил портвейн Лешке, Егоровичу и Николаю Ивановичу.
- Не надо, нет. Вы что? - удивился Николай Иванович.
Но Стас был неумолим:
- Тс! Мальчики! Все в ажуре! Ну? Я что? Я от всей честной души. Нет, прашу! Не будем фраерами, прашу! Пахан? Взяли, поехали!
Он угощал так энергично, так упрямо, что делать было нечего: боясь обидеть человека, спутники чокнулись и выпили, заглушая в себе какие-то предостерегающие голоса. А когда выпили, то и самим пришлось угощать соседей. Стас быстро разлил заказанную Лешкой бутылку.
Зал был теперь набит битком. Путешественники слегка отмякли, говорили уже по-другому. Стас хлопал Егоровича по плечу:
- Пахан? Держи! Ты вот старый уже, так? А я с тридцать пятого, так? В Салехарде был, да? А в Норильске? А я был, гад буду!
- Добро, ладно… - Ни в Салехарде, ни в Норильске Егорович не бывал. - У меня тоже это… Зять, значит…
Вдруг невдалеке оглушительно грянул оркестр, и могучий бас обрушился с эстрады: "Вьюга смешала землю с небом". Лешка, не замечая предупреждающих взглядов бригадира, в бесшабашном отчаянии заказал еще. Стас галантно пригласил к столу какую-то веселую девицу. Вскоре они пошли выделывать твист. Лешка важно курил и не обращал внимания на Николая Ивановича, который сердился и предлагал уйти. Стас с девицей опять сел за стол и разлил остальной коньяк. Какой-то парень подошел к ним:
- А ну выйдем на пару слов!
- Что? Салага! А? Что он хочет?
Парень отошел к своему столику. Но когда коньяк был допит и Стас повел Лешку в туалет, в коридор вышел и этот парень. Вскоре оттуда послышался крик, визг и звон разбитого стекла. Оркестр смолк, появилась милиция. Лешка, как он рассказывал после, бросился разнимать дерущихся. Патруль милиции выволок из коридора на улицу всех, прихватив, видимо, и Лешку. Егорович с Николаем Ивановичем остались за столиком одни. Подошла официантка:
- С вас тридцать три восемьдесят.
Николай Иванович поглядел на Егоровича. Егорович - на Николая Ивановича.
- Это… у меня десятка, зять Станислав…
- И у меня только тридцать рублей.
Но делать было нечего, Николай Иванович достал бумажник. Они рассчитались и вышли из шумного, прокуренного ресторана.
Был уже вечер. Улица полнилась шипением подошв о затвердевший асфальт, гуляющие нарядные люди шли и шли. В парке играла музыка, там изредка, высоко вверху, вспыхивали ракеты.
- Сдачу-то всю дала? - спросил Егорович, когда немного опомнились.
- Вроде всю.
- Говорил ведь, не надо ходить.
- Говорил! Ничего ты не говорил! - обозлился Николай Иванович.
- Хоть нас-то отпустили. Могли бы и нас…
Что было делать? Какой-то парень указал им гостиницу, они вошли в вестибюль.
- Вам что? - спросила миловидная уборщица.
- Это… ночевать надо, - сказал Николай Иванович. Уборщица послала их к застекленной конторке.
- Гражданочка, нам, значит… Вот! - Николай Иванович достал из кармана командировочное удостоверение. Егорович поддержал его:
- Зять Станислав тут, а у меня адресу нету.
- Мест у нас нет и не предвидится, - сказала администраторша.
- Не предвидится?
- Нет, нет, товарищи, все места забронированы.
- Так нам куда теперь?
- Обратитесь в Дом колхозника. Советская, пятьдесят три, остановка автобуса за углом. Можно и пешком, тут недалеко.
Они вышли из гостиницы слегка ободренные, пешком разыскали нужное место. Дом колхозника размещался в двухэтажном деревянном доме. Какие-то непонятные строения громоздились вокруг. Людей здесь было меньше.
- Ну, Николай Иванович, ты будешь спрашивать, ты попредставительней.
- Должны поместить.
- Скажи, что бригадиром работаешь, член правления.
- Мест нет, товарищи! - предупредила их женщина за деревянной перегородкой, как только они вошли.
- Это… как же?
- Вот так, нет и не будет!
- Дак ведь это… хозяюшка, на произволе судьбы, можно сказать… - Егорович даже снял фуражку.
- Нет, товарищи, русским языком сказано.
- Да ведь… Может, в коридор куда? Мы бы до утра только, зять Станислав…
- Нет, граждане, нет! Вон в шестом общем было пять коек, на соревнование из Костромы приехала группа. В десятом шестые сутки ансамбль лилипутов. В четвертом… Анна Ивановна, артисты с Кавказу не выписались?
- Тута! - послышалось откуда-то из-под лестницы. - Это которые с большой балалайкой? Тута!
- Нет, товарищи, ничем не могу помочь.
- Добро, ладно, хорошо.
* * *
Эту историю я записывал ровно трое суток, как раз столько, сколько ездили мужики. Но если после поездки они сразу же успокоились и начали жить нормально, то у меня с моим сценарием пошла совсем дурацкая жизнь.
С кем бы я ни говорил, все хвалили сценарий. Самое интересное было то, что хвалили-то меня, - вот, мол, как закрутил. Что закрутил? Я ничего не закручивал! Я просто записал историю этой поездки. Никто мне не верил. Все убеждали меня в том, что я очень ловко построил сюжет. Чушь какая-то! И что значит сюжет? Если говорить о нем как о случайности, то в жизни этих случайностей более чем достаточно. Конечно, Егорович случайно надел в каюте не свой картуз. Но комендантский патруль задержал сержанта совсем не случайно. А случайно ли оказался Стас в ресторане? Я познакомился с ним позже и знаю, кто такой Стас. Словом, все приняли мой сценарий за чистую, но весьма удачную выдумку.
Сценарий обошел на студии множество кабинетов, пока не застрял в чьем-то столе. Он лежал в этом столе ровно год.
Однако я был оптимистом и не терял надежд.
И вдруг удача!
Мне позвонили в Вологду, чтобы я приехал в Москву, специально по этому делу…
В проходной стоял вооруженный вахтер. Я позвонил, мне заказали пропуск. Громадная территория студии, корпуса, павильоны для съемок внушали почтение. Я глазел по сторонам, не скрывая любопытства и радости. Редакторша встретила меня очень радушно и после длинного разговора обратилась ко мне с просьбой написать сценарий… об альпинистах. Я забрал у нее рукопись и в тот же день послал на другую студию. Там опять похвалили сценарий и… замолчали.
В чем дело? Я недоумевал, ходил по редакциям. Сценарий просили всюду: на студиях, в театрах, на телевидении. Я давал рукопись всем, все хвалили ее, а я терпеливо ждал. Но киностудии молчали, будто набрав в рот воды.
Город затихал, одно за другим гасли зеленые и розовые окна в больших стандартных домах. Заря догорала за теми домами. Было светло. Пилигримы вышли из Дома колхозника…
- Ежели на вокзал-то?.. - заикнулся Егорович. - Только теперече и дороги-то не найти.
- Да и автобусы перестали ходить, - подтвердил Николай Иванович.
- Вот ведь… А что, Николай Иванович, везде свои люди-то. Ежели у кого ночевать попроситься? Ведь, к примеру, окажись кто у нас в деревне, разве бы не пустили мы ночевать? У меня вон этот… студент четыре ночи ночевал, который иконы-то искал. Опять же люди мы не какие-нибудь, в бане мылись недавно… не воры никакие.
- Да ведь, ежели что, можно и заплатить рубль-другой, - сказал Николай Иванович.
- Давай-ко вот в этот дом зайдем.
В подъезде стояла парочка. Парень был в берете и стриженый- видимо, призывник. Он попросил прикурить. Егорович вздул спичку и поднес парню. Но прикурить нужно было не ему. Девушка прикурила и жадно затянулась, спичка обожгла пальцы Егоровича.
- Теперь ежели, молодец хороший, попросить кого, дак пустят нас? - спросил у парня Егорович. - Переночевать до утра.
Парень молчал, соображая.
- Во! Звоните в тридцатую! - сказал он и показал на двери.
Девушка фыркнула. Николай Иванович и Егорович поднялись к двери и позвонили в тридцатую. Позвонили еще. За дверью вдруг ясно раздался женский крик и ругань:
- Я тебе сказала, домой можешь не ходить! Паскуда несчастная! Хоть до утра мерзни со своим хахалем!
Девушка внизу снова фыркнула. Ночлежники недоуменно переглянулись.
- Ежели вон в ту, - сказал Егорович. И они поднялись еще на один пролет. Позвонили. Им открыл заспанный человек в трусах:
- Что?
Дверь захлопнулась. В третьей квартире на звонок вышел пьяненький, в подтяжках дядечка. Он внимательно выслушал гостей.
- Так. Из какого района-то?
- Подозерский район, колхоз "Передовой". До утра только.
- Ну, ну! Подозерский? - Дядечка почесал под мышкой.
- Подозерский.
- Бывал в Подозерском. В командировках.
- Значит, это, адрес не знаем, местов нету, - объяснил Егорович.
- Вам ночевать? Так, так.
- До утра только.
- Какой, говоришь, район-то?
- Район Подозерский.
- Не могу, товарищи, помочь ни в чем. Идите в гостиницу. Какой колхоз-то?
- "Передовой".
- Нет, не могу. До свиданья, товарищи. Дядька ушел.
Бесцеремонный Егорович позвонил еще и в четвертый раз. Дверь открыла толстая женщина в мохнатом халате и с бигуди. Она недовольно и вопросительно поглядела на пришельцев.
- Гражданочка, - начал Егорович. - Мы это… Можно сказать, на произволе судьбы… Ночевать не пустите? До утра только.