Но Ефим Палыч не смог сдержать своего обещания. Утром его неожиданно вызвал к себе Алексей Никонович. По своему обыкновению, Ефим Палыч сразу растерялся:
"Батюшки, да что ему от меня надо?.. Какие еще подходы придумает этот придира? Вот не было печали!"
Но Алексей Никонович без всяких подходов спросил очень резко:
- Долго еще вы будете недовыполнять план, господа хорошие?
- Виноваты, но мы уже выправляемся… - сразу оробел Ефим Палыч.
- Не вижу! Этого я как раз не вижу! - грубо хохотнул Тербенев и с брезгливым видом бросил на стол пачку цеховых рапортичек. - Дела вы не делаете, да к тому же еще роскошничаете, как расточители народных средств!..
- Роскошничаем? - упавшим голосом повторил Ефим Палыч. - Простите, я вас не понимаю…
- Вы покровительствуете разным экспериментам вроде учебных бригад. Какая-то девчонка организовала у вас под носом свою бабью компанию и готовится провозгласить ее… ха!.. первой женской бригадой электросварщиц. И уж в многотиражке со статейками выступает. Скажите пожалуйста! А на деле этих типов в юбках нельзя и допускать к электросварке!..
- Но они очень стараются… и за последние дни… - залепетал было Ефим Палыч, но Алексей Никонович посмотрел так грозно, что начальник цеха сразу обмяк и только слушал.
- Я требую, чтобы вы прекратили у нас в цехе все эти эксперименты, которые дорого стоят народу, - говорил, как чеканил, Алексей Никонович, словно гипнотизируя Ефима Палыча. - Я требую этого от вас потому, что момент сейчас катастрофический: план наш Лесогорский завод провалил… Понятно вам это? Провалил! Мы опо-зо-рились… понятно? Надо выправить нашу беду и позор, и я п е р в ы й сигнализирую об этом!
Ефим Палыч выбежал от замдиректора, как из угарной бани, и так разволновался, что в первые минуты не мог сообразить, в какую, собственно, сторону ему итти, чтобы очутиться наконец в своем цехе.
Алексей Никонович, в постоянных волнениях о своем замдиректорском достоинстве, как всегда, одного недоглядел, а о другом не подозревал. На этот раз он меньше всего мог подозревать, что неприятные слова о провале октябрьской программы были уже пять дней назад произнесены на заседании бюро парткома. Алексей Никонович не учитывал также одного простого обстоятельства: уже неделю он не был на заводе, а для конденсированного военного времени это значило - оторваться от заводской жизни и оказаться не в курсе событий.
Алексей Никонович был послан в соседнюю область поторопить застрявшие на узловой станции грузы для Лесогорского завода. Через четыре дня он мог бы отправиться восвояси, но задержался в областном центре. Ни в обкоме, ни в облисполкоме у Тербенева решительно никаких дел не было, но Алексею Никоновичу, по его собственному выражению, просто хотелось там потолкаться. Он и вообще был убежден, что потолкаться в "руководящих сферах" время от времени полезно. Ко всем своим прямым обязанностям и к обычной своей осведомленности он считал очень важным, как пряности к еде, добавлять некую конъюнктурную осведомленность: кто с кем и кто против кого - и в каком именно вопросе. Алексей Никонович знал, что директор и парторг считают такого рода осведомленность ненужной, лишней. Он не вступал с ними в споры, но ухмылялся про себя: только простаки и упрямцы могли пренебрегать всеми этими посторонними, но порой неожиданно выгодными для дела обстоятельствами. "Друг Пашка" ознакомил Алексея Никоновича с некоторыми из них. Во-первых, на пост секретаря по промышленности вместо вызванного в Москву назначен новый секретарь. На Урале он впервые и еще "осматривается", но, по всему видно, глаза у него острые. Он уже потребовал представить ему данные о работе заводов, начиная с весны 1942 года, - значит, намерен глубоко изучать заводские проблемы. По мнению Пашки, с Лесогорским заводом новый секретарь знакомится в неблагоприятный момент: "Только, милый мой, уселся он за лесогорские дела, как из Москвы телеграмма! Наркомат Обороны запрашивает объяснения, почему на Лесогорском заводе снизилась за октябрь выработка, по какой причине и тому подобное… Соображаешь?"
Алексей Никонович с волнением слушал сообщения Пашки и, конечно, соображал. Друг поразил его еще одним сообщением: директор и парторг подыскивают нового заместителя! Случайно он слышал обрывки из разговора с первым секретарем обкома и получил совершенно точное впечатление: "Тебе, Алешка, намерены дать по шапке!"
Говоря по совести, Алексей Никонович чувствовал, что хороших отношений у него с Пластуновым не будет. Но он почему-то был уверен в директоре, который, конечно, "не посмеет" искать ему замену: ведь Алексей Тербенев - школьный товарищ его погибшего сына. Однако Пермяков все-таки оказался кремень-старик, и, значит, дни Алексея Никоновича на Лесогорском заводе сочтены.
Эта новость так схватила его за сердце, что он хотел было напроситься на прием к новому секретарю по промышленности, но "друг Пашка" отговорил: уж если заводское руководство подыскивает нового заместителя, то какой де смысл итти наперекор: насильно мил не будешь!
В комнате своего друга, где обиженный Алексей Никонович за бутылочкой домашней наливки расстроился еще сильнее, "друг Пашка" предложил иное решение:
- Уж если неминуемо придется уйти, надо "уйти громко", благородно хлопнув дверью: "Я боролся с крупными дефектами, я истощил все силы, я ушел, но не сдался!.. О, я уже давно видел все это, я писал в обком, я сигнализировал!.. Но на меня смотрели как на мальчишку, моих стараний не оценили…" Соображаешь, Алеша?
Соображая, Алексей Никонович видел в предложениях друга полное родство с мыслями, которые посещали его самого, и он уверовал в них, как в единственно правильное решение: да, да, он наконец выскажет все, что в нем накипело! И когда выскажет! В решительный момент, когда "головка" завода окажется явно дискредитированной, вот тогда, очень-очень возможно, не ему, грешному, а Пластунову и Пермякову придется отойти в сторону.
Под действием крепкой наливки в обиженной душе Алексея Никоновича даже вспыхнули бурные надежды и смелость: "Иду напролом - и все!"
Но тут "друг Пашка" вдруг замолчал. А потом и совсем неожиданно для Тербенева сказал с грустью: "А вообще, знаешь, Алешка, может быть, напротив, не стоит хлопать дверью? Все-таки, знаешь, мы уже не мальчишки-школьники, а люди взрослые. Может быть, действительно лучше не итти наперекор заводскому руководству, а отойти: "Я вам не мил, - ладно, ищите другого".
Алексей Никонович возмутился: "А! Идешь на попятную?" и т. д. И хотя ему стало ясно, что "друг Пашка" чего-то струхнул, Тербенев вернулся в Лесогорск мстительно настроенным. Ефим Палыч был первым, на ком Алексей Никонович испробовал свой курс решительно влиять на события.
Но не прошло и часа, как Алексей Никонович почувствовал себя так, будто в темноте и с разбегу крепко ударился о непредвиденное препятствие. Заставил его это почувствовать, как ни досадно, Мамыкин, который всегда желал ему добра, - ведь именно по рекомендации Алексея Никоновича старший мастер Мамыкин стал начальником механического цеха.
- А, товарищ начальник! - приветствовал его Тербенев. - Как жизнь? Значит, будем вытаскивать наш завод из прорыва?
- Прежде всего нас вдосталь потаскают, - хмуро ответил Мамыкин. - Такие придирки пошли, что просто деваться некуда.
- Что такое? Когда я уезжал, ни о каких придирках речи не было, - недовольно удивился Алексей Никонович.
- Так вас же дома не было. Например, вот вам новость: я, начальник цеха, сейчас на своей территории уже не хозяин, а так себе… затычка, а может быть, даже помеха делу-с!
- Что ты мелешь, товарищ Мамыкин?
- Нет, это все точные факты. Теперь в механическом цехе главный воротила - Артем Сбоев… А я хожу, будто мне на людях уши надрали!
- Да что случилось, черт подери?
- Все из-за пресловутого приспособления, которое ввела у себя бригада этого шпингалета Игоря Чувилева.
- Позволь, Мамыкин! Ведь мы же его через заводское бюро рационализации и изобретательства решили провести, ведь так это должно делаться!
- А вы поговорите с Пластуновым и директором - у них своя логика: покуда бюро рассматривает, они ждать не хотят. Первого числа - хлоп, приказ всей тройки: срочно в массовом порядке изготовить сие приспособление и ввести его в употребление.
- И… ввели?
- На другой же день к вечеру на всех малых станках оно уже действовало… - вздохнул Мамыкин.
- Так ведь полагается же проинструктировать перед тем?
- Нашлись и инструкторы: сначала сам Артем и чувилевская компания, потом уже обученные ими… и до чего все быстро завертелось… такие темпы взяли, будто сапоги-скороходы надели.
- Сам ты сапог дурацкий! - обозлился Алексей Никонович. - Чего ради в бюро техники так долго с этим делом тянули, а ты чего зевал? Авторитет-то и прозевали, под ноги всякой зелени авторитет свой бросили… болваны! На худой конец, доказывать надо было, не сразу соглашаться, убеждать…
- Кого? - криво усмехнулся Мамыкин. - Уж не Пластунова ли? Хо-хо… Моряк этот, доложу вам, крутит колесо, что твой боцман, и так подтягивает и проверяет всех, что уж мы не знай каких событий ждем.
- На то вы и болваны, чтобы вас запугивать! - сквозь зубы проговорил Алексей Никонович. - Он только цыкнет на вас, а вы и готовы…