В уголках глаз мастера мелькнула и сразу исчезла лукавая усмешка: наверное, Рийниек тоже заказал к пожинкам, и Бривинь никак не мог допустить, чтобы только у Рийниека была такая телега. Для Мартыня Ансона все стало ясным. Но вслух он сказал:
- Понятно, пусть он себе хоть карету делает. - И вдруг вспомнил нечто такое, что Бривиню несомненно будет приятно услышать: - Досок у него нет, к Гаранчу, говорят, ходил занимать.
От такого сообщения Ванаг и впрямь расцвел.
- Вот облезлая курица! Еще хвастаться хочет! На моем чердаке полно поделочного материала, кое-что осталось еще от отца. Приходи в воскресенье и выбирай, а то ведь кто знает, что тебе нужно.
Мартынь Ансон сделал еще глоток, но скривился несколько меньше. Жуя колбасу, он искал в кармане табак.
- Нужны две хорошие полуторадюймовые доски длиной в шесть футов. А Древинь требует четыре: "Вдруг одну испорчу, говорит, не бросать же работу и за тобой бегать". Если ты мастер, как же ты можешь испортить? Мошенничает, вот и все!
- Эти колонисты все воры. - Ванаг втянул добрый глоток пива. - Я с ними не знаюсь. Я говорю: такой колонист Мартыню Ансону и воды поднести недостоин.
Тележный мастер покрутил ус.
- В следующее воскресенье зайду, тогда посмотрим, какой у вас материал. Телег на железном ходу я не делал, но это не такая уж хитрая штука. Сунтужский барин в Риге купил подержанную; пойду сниму образец.
- Не начни только опять тянуть горькую. Ты ведь знаешь, как с тобой бывает: начнешь "плоты сплавлять", так на целую неделю.
Гордость Мартыня Ансона не позволяла ему расслышать подобное предостережение, все же клочок под губой слегка дрогнул. Он вытащил самодельную липовую коробочку, в которой лежал необычайно мелко нарезанный табак. Самодельным был и длинный тростниковый мундштук с затычкой на конце. Оторвав клочок бумаги из-под мыла, мастер стал скручивать папироску. Это была тонкая и сложная работа, даже Ванаг прервал разговор о разных мелочах, касающихся телеги, и с интересом следил за ним.
Когда Земит, выходя из корчмы, рывком толкнул скрипящую дверь, по дороге мимо проходила жена лавочника Миезиса, дочь железнодорожного сторожа Кугениека, тучная женщина с темным мужским лицом, с толстыми губами и черными волосами, скрученными хохолком на голове. В своем светло-голубом платье и полусапожках она выглядела одетой по-господски.
Прейман схватился за козырек фуражки и потянул вниз, - по дивайскому обычаю это означало то же, что приподнять шляпу, - и поспешно объявил:
- Мы с господином Бривинем приехали, он занес Рауде покупки и сейчас выйдет.
Ласково улыбнувшись, женщина кивнула головой.
- Когда-нибудь да выйдет. А ты посиди, куда тебе торопиться!
- Что он там делает, почему не выходит? - сердито спросил Прейман у подошедшего Земита.
Но тот не ответил. Сам был зол, что его выгнали присмотреть за лошадью этого балаболки Вилиня, в то время как Ванаг там, должно быть, заказал новый штоф пива. Он пролез под коновязь и подошел к гнедому, который тоже клевал носом, как и его хозяин, с той лишь разницей, что не трещал языком и глаза у него были большие и ясные.
Узду лошадь, конечно, успела сбросить и запуталась в вожжах.
- Стой ты, падаль! - Земит дал пинка в искривленное ревматизмом колено лошади.
Удар лаптем, конечно, не был особенно чувствительным, все же гнедой из предосторожности подобрал ногу, а голову вздернул так высоко, что Земит только на цыпочках смог через уши надеть на него узду. Посылая проклятия, он подбил прямее дугу, поднял мокрую полость и накинул ее на сиденье. Увидев на телеге кнут, так стегнул коня, что тот подскочил и чуть не выломал подгнивший столб коновязи.
Прейман был очень доволен тем, что не один очутился в глупом положении за дверью корчмы.
- Вот это правильно! - радовался он. - Владельцы кутят в корчме, а испольщики стерегут лошадей. - Но, заметив, что Земит, испольщик усадьбы Красты, зло пялит на него белки, осекся и продолжал уже серьезно: - Кто там еще? С кем это мой Бривинь угощается?
- Кто там? Никого нет. Только этот пьянчуга Мартынь Ансон.
- А! "Мне думается". Что же это он - опять разошелся?
- Чистая беда и горе, если с таким свяжешься! С пасхи мне телегу делает, а еще и досок не обстругал. Третий раз прихожу: "Будет готова! Будет!" - одна песня. Когда же это "будет"? Ведь скоро пора навоз вывозить. А к корчме его словно приворожили. - Земит вытянул шею и с сердцем передразнил: - "Идем со мной, мне нужно к Миезису сходить за сахаром. А поработать и завтра успеем…" Тебе, несчастному стругальщику, хорошо и завтра, а мне нужно сегодня. Жена картошку в борозды набросала, до вечера смог бы запахать. Ночью либо утром дождь пойдет.
- Наверняка пойдет.
- А тут в посев, в будний день, сиди в корчме! С таким лодырем и сам бездельником станешь. За штоф пива - десять копеек. В прошлый четверг тоже штоф, в позапрошлое воскресенье мерка за пять… А весной откуда мне денег доставать?
- Сам ты дурень. Мартынь Ансон меньше чем полгода никогда никому ничего не делал.
- А кому же заказать? Древиню со Стекольного завода? Он только у землевладельцев берет. Да и нет у меня целого воза досок, чтобы ему отвезти. - Земит увидел на телеге покупки Бривиня и на минуту забыл о своей беде. - Посмотри, сколько накупил, какой сверток! Постолы, должно быть, для Мартыня Упита, своего любимца.
- Старший батрак из кожи вон лезет, сам чуть свет на работе и другим покоя не дает… Но ты посмотри, что у него в том куле?
Земит пощупал.
- Как будто крупа, но не крупа, как будто мука, но не мука.
- Ну конечно не мука. Я думаю, думаю - не могу додуматься.
- Что тебе думать, спроси Бривиня.
- Спроси… Уж спрошено, не отвечает.
Земит спохватился, что в корчме у него дело, и бросился в двери. Шорник вдогонку крикнул:
- Ты ему скажи, пусть выходит. Долго ли я дураком сидеть буду?
- Скажи… - проворчал испольщик. - Сам скажи. Тебе что не сидеть, а мне картошку запахивать надо…
В корчме над маленьким столом плавало огромное облако дыма. Мартынь Ансон, только что выпив, морщился, закуски больше не было. Пощелкал пальцем по мерке - пустая. Ванаг встал на ноги и погладил бороду.
- Значит, решено, в следующее воскресенье.
Земит вытянул шею, заглянул в штоф - на дне оставалось немного, - быстро присел на еще теплую табуретку.
Вилинь клевал носом все ниже.
Ванаг встряхнул его за плечи.
- Езжай домой, скоро вечер.
Он тряс сердито, как человек, который обязан оберегать честь хозяйского сословия. Дремавший приподнял голову, по не открыл глаз. Даже палец не в силах был поднять - только неясно промямлил:
- Цст! Тпру! Бокстобой!
- Ты его не бросай! - наказал Земиту Бривинь. - Вам ведь по дороге; положи на телегу и отвези домой. До самых Вилиней, - во двор завези, чтоб кто-нибудь принял. Обратно две версты дойдешь пешком.
Надувшись, испольщик притворился, что ее слышит, но тележник ответил за него:
- Отвезет, отвезет, так оставить нельзя.
Как только Ванаг показался в дверях, Прейман повернул кобылу. Застоявшаяся Машка рванула, хозяин едва успел вскинуть ногу на ось и ввалиться на телегу. Но рысью кобыла пробежала не долго. Постоялец усадьбы Гаранчи Звирбул возвращался на станцию и, здороваясь, подергал за козырек фуражки. Кобыла пошла шагом - хозяин, наверное, захочет поговорить, - и не ошиблась.
- В этом году опять не нанялся в батраки? - строго спросил Ванаг.
Звирбул стыдливо потер нос.
- Не вышло, - ответил он тусклым, словно охрипшим голосом. - Работаю здесь, у строителей на станции. По ту сторону дороги склад строим - такой сарай с навесом, где товар грузят.
- А если работаешь у строителей, так чего же по дороге шатаешься?
- Перерыв на обед целый час - дело казенное. Отнес Грину в починку мамашины сапоги.
- Большие деньги зарабатываешь?
- Хватает.
Как бы опасаясь дальнейших расспросов, Звирбул прибавил шагу; оборвавшаяся полоска постола щелкала по ногам.
Шорник подтолкнул Бривиня:
- Нашелся, казенный строитель!
- Не воробей, а пугало воробьиное, - сказал Ванаг. - Не понимаю, как такого тряпичника к станции подпускают, где столько чужих людей.
- Но-о! - повертел головой Прейман. - На одежу нечего смотреть, он с деньгами. Оба с матерью скупы, как черти. Сапоги-то у нее еще от старого Звирбула, а Грину чинить несет, - кто же не знает, сколько тот слупит. Вот увидите, он еще дом выстроит у станции; говорят, хорошую пурвиету уже подыскивает. Что ему не строиться, дело знает, а старых шпал на станции сколько угодно.
- Все лентяи и лодыри соберутся здесь у станции, - опять сердито проворчал хозяин Бривиней. - Землю обрабатывать никто уже не хочет, откуда хлеб возьмется?
У реки между редкими елями и кленами лежал строительный материал. Прейман поспешил сообщить, что какой-то немец, старый доктор из Риги, собирается строить двухэтажный кирпичный дом. Железнодорожный переезд был закрыт, на рельсах стоял товарный поезд, конец состава тянулся далеко за дивайский мост.