К своему удивлению, Бирич уловил, в нем новые, торжествующие нотки. Гибкая, легко ступая длинными ногами, Елена неторопливо пересекла комнату. От женщины веяло радостью. Что с ней? Бирич присмотрелся. Лицо усталое, волосы растрепаны, - видно, всю ночь продежурила около этих шахтеров, - а глаза-то как горят!
- Как ваши пациенты? - спросил Бирич. - Лучше теперь им?
- Кому? - Елена. Дмитриевна несколько секунд непонимающе смотрела на Бирича. - Ах, эти! Да, лучше. Поправляются.
- Нина Георгиевна немного успокоилась? - все интересовался Бирич.
- Да, да, успокоилась. - Елена Дмитриевна по-прежнему была невнимательна к Биричу.
Павел Георгиевич не сводил глаз с молодой женщины. Красива, чертовка. Бирич с сожалением подумал, что задуманный им маневр со Свенсоном не удался, но тут же успокоил себя: еще есть время. А о Трифоне она и не думает.
Как всегда, в обычный час Бирич направился в свои склады. Пожилой приказчик с непомерно длинным носом на совином лице встретил его поклоном.
- С добрым утречком, Павел Георгиевич.
- С добрым, добрым, - Бирич прошел в глубь склада, осматривая товары. Много еще осталось. Будет чем поживиться ревкомовцам, если нагрянут.
- А во втором складе столько же осталось? - Бирича охватывал гнев. Напрасно доверился. Надо было самому заняться вывозкой.
- В том, - приказчик головой указал в сторону соседнего склада, - шаром покати. Пустые ящики да то, что на полках было.
- Это хорошо, Георгий Макеевич, - смягчился Бирич. - Ну, а если день пройдет спокойно, то ночью надо и это прибрать.
Он посмотрел в глубь склада. Приказчик шмыгнул носом.
- Понятно.
- Каюрам хорошо заплатили? Довольны?
- Водкой, - осклабился приказчик. - Как быть недовольным.
- Правильно, - одобрил Бирич. - Ну, бывай, Георгий Макеевич. - У дверей остановился. - Да, сегодня в три часа ревком будет суд вершить над Громовым, ну и другими, так ты приходи. Садись впереди, голосуй так, как будет большинство голосовать. Или нет. Следи за мной.
- Понятно, - клюнул, длинным носом приказчик.
Бирич направился к Макларену. Интересно, как он отнесся к решению ревкома о долларе. Агент Свенсона встретил Бирича, как всегда не вразумительным приветствием сквозь зубы, сжимавшие трубку. Он следил, как двое рабочих-чукчей раскрывали ящик.
По наклейке Бирич узнал, что в ящике плиточный чай.
- Торговать собираетесь? - Бирич скользнул взглядом по тюкам, ящикам, корзинкам, бочкам, забившим склад до самой крыши. Полки были уставлены образцами товаров в ярко-пестрой упаковке. - "Из новой партии", - ревниво подумал Бирич и едва скрыл злорадство: - Готовитесь барыши загребать, а шиш получите.
- Да, охотники скоро уйдут в тундру, - вынул трубку Маклярен. - Будут запасаться. А вы?
- Не спрашивайте, - Бирич безнадежно махнул рукой. - Товаров-то я в этом году не получил. Одни остатки.
- Сколько я знаю, у вас еще достаточно товаров. - Маклярен затянулся.
- Крохи, крохи, - вздохнул Бирич. - Пропадает год.
Маклярен ничего не ответил. Он подошел к чукчам, которые раскрыли ящик, и, надорвав упаковку, осмотрел плитку тая.
- Гуд. - И стал перекладывать чай на полку, а рабочие принялись за новый ящик.
Маклярен работал спокойно. Был он отлично выбрит, и, видимо, дело доставляло ему удовольствие.
- Что вы скажете о понижении стоимости доллара?
Маклярен ответил не сразу. Руки у него были заняты плитками чая, а в зубах - трубка. Уложив чай и убедившись, что выложенная из него пирамидка выглядит выигрышно, он подошел к прилавку.
- Это незаконно. Ценность доллара нельзя изменить. Ее может изменить только правительство Штатов.
- Так как же вы будете торговать? - Бирича удивило спокойствие, с каким Маклярен отнесся к решению ревкома: или американец не понимает, что ревком - власть, которой надо подчиняться.
- Как торговал, так и буду. - Маклярен сделал несколько затяжек. - Я могу изменить цены только по разрешению Свенсона.
- Вы рискуете попасть в неприятное положение, - предостерег Бирич.
- Я американский гражданин, - ответил Маклярен. - Ревком - власть для вас, для меня - нет.
- Ну что же, желаю успеха, - распрощался Бирич.
- Би хэпи, - пожелал Маклярен.
Он высился за прилавком меховой горой. Капюшон кухлянки откинут. Черные волосы, гладко зачесанные назад, лежали аккуратным поблескивающим футляром.
Маклярен смотрел на закрывшуюся за Биричем дверь и с насмешкой и удивлением думал: странные эти русские. Не могут жить спокойно и делать хорошо свое дело. Все время меняют свою власть, охотно подчиняются каждой новой, чтобы вскоре ее сместить. Себе, в убыток все это делают. Даже о запасах не позаботились. Нет, не деловые они люди. Прав Свенсон, что Чукотка должна стать американской. Тогда тут будет так же, как в Штатах. Маклярен выбил погасшую трубку и вернулся к работе. О решении ревкома, о словах Бирича он не стал и думать.
Павел Георгиевич от Маклярена направился домой, хотя его и тянуло заглянуть в склады сообщников. Идти было трудно. Нога увязали в сугробах, и Бирич быстро устал. Лицо мерзло, а по шее бежали ручейки. Сказывалась бессонная ночь. Выбравшись из большого сугроба, он остановился передохнуть и тут понял, что недоволен американцем. Да, запасы товаров у, Маклярена смягчат удар по ревкому.
Павел Георгиевич потоптался в раздумье на месте И хотел было идти дальше, как услышал обрывки песен, крики и разудалый разлив гармошки. "У Толстой Катьки веселье, - догадался Бирич. - Изрядно я в сторону отошел. Так и заблудиться недолго. А весной найдут обглоданный песцами труп". И он свернул на шум.
В кабачке - продолговатой, похожей на сарай комнате с низким потолком, где лампы висели на уровне лица, вначале трудно было что-нибудь разобрать. Табачный дым плотно забил комнату. У Бирича перехватило дыхание. Пиликанье гармошки и песни, пьяные крики - все смешалось в оглушительный рев. Павел Георгиевич не успел быстро закрыть за собой дверь, и в нее ворвалось белое жало пурга.
На Бирича обрушилась ругань:
- Затворяй дверь, гад!
- Не студи, мать твою…
Кто-то, пошатываясь, бросился к двери и захлопнул ее. Чья-то лохматая голова выплыла из дыма и, дыша в лицо Биричу винным перегаром, икнула и хрипло спросила:
- Деньги принес, Гаврила?
Несколько секунд человек смотрел не мигая.
- Ты, Гаврила?
- Отстань от господина хорошего. - Около Бирича оказалась Толстая Катька. Лицо ее от пота лоснилось. Рукав старой фуфайки, натянутой поверх грязного красного платья, надорван. В ушах кабатчицы покачивались разные серьга. В левом - длинная с подвеской китайской работы, в правом - круглая тлела маленьким рубином.
- Обрадовал, Павел Георгиевич, - затараторила Катька, крепко вцепившись в рукав шубы Бирича. - Посетил нас.
- Гаврила, - снова начал лохматый, но Катька бесцеремонно хватила его толстым кулачищем, и пьяный свалился на стол спиной. Оттуда его швырнули на пол, где он продолжал разговаривать с Гаврилой, Катька увлекла Бирича в дальний конец кабачка и через маленькую дверцу ввела в свою комнату.
- Здесь спокойнее будет.
- Шумно у тебя. Народу много, - сказал Бирич и сел на край широкой постели.
- Шахтеры гуляют. - Катька вывернула фитиль лампы, и в каморке стало светлее.
Она пристально смотрела на Бирича. Когда-то и он пользовался ее благосклонностью. Она всегда с нежностью вспоминала ласкового Бирича. Катька взгрустнула. Старость наступает, и уже не приходится быть разборчивой. Из кабака донесся крик:
- Катька! Катька! Вина-а-а!
Катька устало поднялась.
- Выпьешь что-нибудь?
Он молча кивнул. Из кабака продолжали звать.
- И когда нахлещутся, ироды? Будут в могиле лежать и то водки - потребуют.
Она ушла. Крики поутихли. Бирич спросил себя: ну что мне здесь надо?
Он снова осмотрелся, расстегнул шубу. Вернулась Катька и достала из-под кровати пузатую, с длинным горлышком бутылку.
- Ямайский ром. Налить?
- Нет, не надо. Много у тебя гуляк?
- Как колчаковцев упекли в каталажку, так шахтер и повалил. День и ночь, - Катька вздохнула. - Поспать некогда.
- Гуляет пролетариат, - усмехнулся Бирич. - Хозяева. Эх-ха!
- Скоро выдохнутся, - пообещала Катька. - В карманах-то негусто.
- Ты вот что, - Бирич подумал и решился. - Ты не скупись. Побольше в долг отпускай. Пусть гуляют.
- Шиш я с них потом получу. - Заплывшие глазки Катьки стали злыми. - Кто платить будет?
- Я заплачу, - успокоил Бирич.
- Что так? - Катьку удивила щедрость Бирича. - И не жалко?
- Пусть погуляют, - Бирич поднялся. - Ты об этом молчок. Да и заправку не жалей в водку.
- Знаю уж, - отмахнулась Катька и робко спросила: - Не посидишь еще?
Ее голос дрогнул. Павел Георгиевич понял и покачал головой.
- Нет, Катерина. Стары мы с тобой уже.
- Мной еще не брезгуют. - Катька цинично оглядела себя.
Бирич сделал вид, что не расслышал, и застегнул шубу.
- И еще просьбица. Пойди утречком к Маклярену и… - Бирич говорил долго и убедительно. Наконец он распрощался.
- Как живешь, - Катька проводила Бирича.
Проходя через зал, Павел Георгиевич слышал обрывки разговоров:
- Копи теперь наши.
- Всех колчаковцев в петлю. Сегодня засудим.
- Эх, и жизнь наша пошла. Пей, гуляй, а ежели хочешь, то и морду набьешь кому хошь.
В углу кто-то под гармошку плаксиво пел: