- Где это видно, чтоб в грязь зерно бросать? - вдруг громко сказала она. - Новый председатель сказал: будем канаву копать и на болоте хлеб сеять. По миру пустить хочет!
- Что ты, бабушка! Ведь вы осушите болото, внесете химические удобрения, еще какая земля станет! Вот, например, в Охрянском районе, в колхозе имени Молотова…
- Не будет на болоте хлеба, - упрямо сказала бабка.
- В колхозе Молотова, Охрянского района…
- Ты его послушай, Меланья, послушай только…
Бабка сверкнула глазами на Скуловца:
- Корову мне поить, а не байки слушать.
И, круто повернувшись, вышла, унося ведерко. Ключарев только вслед ей посмотрел.
На крылечке она постояла перед сплошной завесой ливня, вздохнула, задумалась вдруг о чем-то своем. Пустой дом: ни внучонка, ни сына, ни дочери… Была бабка, как дерево, вся в листьях. Стала - как сухой сук. Пятерых носила - и ни одного! Дочь первыми родами умерла, в чужой семье. Сына в Германию угнали… Что с ним сталось, так ничего и не узнала. Троих маленькими схоронила. Бог дал, бог взял… Взял, да не дал!
Корова, почуяв хозяйку, замычала из хлева, бабка накинула рядно, что висело на гвозде, и заспешила через двор. Когда она вернулась в хату, мужчины разговаривали мирно, близко заглядывая друг другу в лицо.
- И бригады перешерстить, Адрианыч, следует. Я хоть про нашу… Андреяха как разбивал? Веревочкой отмерил. Хаты возле выгона - значит, животноводческая, а с другого конца - полеводческая. К Антону Стрехе всеми Братичами за рассадой ходили, что капуста, что помидор у него! Но не с того боку Стреха живет, а назначено ему конюхом быть.
- Поедем-ка в бригаду, Иваныч, - сказал Ключарев, нетерпеливо поглядывая на окна.
Весенние дожди быстры. У них одно дело: смывать лежалый снег с полей, промывать небо, как оконное стекло. И ветер уже шуровал метлами по тучам, разметая их с мартовского неба.
- Поедем, поедем! - весело согласился Скуловец.
Перед дверью, когда уже попрощались с хозяйкой, Ключарев еще раз обернулся к ней:
- А знаешь, бабушка, как плохо живет ваш новый председатель? Не накормлен, не обмыт. Пожалела бы его ты, взяла бы к себе пока что. А там переберется еще куда-нибудь, жену из Городка перевезет.
- Двое их?
- Маленький есть.
- У меня и на троих места хватит, - сказала Меланья, поджимая губы. - Нельзя молодому мужику долго-то без семьи жить.
Они тронулись в путь по прошлогодним колеям, которые, как маленькие ручьи, были полны бегучей водой.
Ключарев прыгающим карандашом записывал в блокноте для памяти: "Первое. Из правления звонить в область, в кинофикацию, чтобы сейчас же прислали в Братичи самолетом картину "Чапаев". Завтра звонить снова. Каждый день звонить, пока не пришлют. Второе. Помочь Любикову отобрать людей для экскурсии в колхоз Молотова, Охрянского района. Бабку Меланью обязательно. Третье. Чтоб мелиоратор прочел лекцию, пожил здесь недели две. Четвертое…" Ключарев оглянулся через плечо и свистнул:
- Вот она какая махина опять за нами гонится!
Скуловец вскинул было кнут, но тоже обернулся. Растревоженный "правильным" разговором, был он сейчас словно ветром подбит: так и рвался вперед.
- Ничего, Адрианыч, бывает, и черная туча обернется белым облаком!..
К свинарнику они подъехали со стороны леса. Скуловец замешкался, привязывая к стволу лошадь, а Ключарев прошел вперед, распахивая воротца на ржавых петлях. Внутри свинарника было полутемно и так грязно, что дух захватывало, а подошвы скользили по жидкому навозу.
В кормокухне текла крыша, сквозь потолок светилось небо, опоясанное радугой. На деревянном ящике сидело несколько женщин, замотанных до бровей платками. Двое мужчин в грубошерстных зипунах - один обутый в резиновые сапоги, другой в лаптях - курили, прислонившись к закопченным стенам. У их ног, свернувшись, дремал пес.
Женщины - почти все очень молоденькие - тотчас стали игриво пересмеиваться и охотно заговорили. Мужики молчали, испытующе приглядываясь к Ключареву.
- Что мы робим? Ничего не робим. Околачиваемся возле дома, - выпалила одна из девушек подбоченясь.
Ключарев весело удивился:
- О, первый колхоз встречаю, где свинарки не жалуются на работу!
- Что нам жаловаться? Мы на поле не ходим, а председатель к нам не ходит; так и живем сами по себе, как единоличники!
- Кто же это вам так говорит? - Ключарев чутко уловил в тоне девушки, кроме вызова, еще и обиду.
- Все говорят, глаза колют.
Ключарев стал серьезным.
- Я знаю, что ваша работа не сезонная. Полеводам, если дождь, убирать жито нельзя. А у вас дождь, снег, праздник - все надо на месте быть.
Свинарки переглянулись, вздохнули. Та, что была постарше и побойчее, опять сказала:
- А мы заявление будем писать. Нехай других сюда назначат. Год побыли - хватит.
- Нет, заявлений не надо, - мягко возразил Ключарев. Он неназойливо приглядывался к девушкам. - Вот есть такой колхоз "Победа" в Курской области. В нем живет доярка, надоила за свою жизнь миллион литров, девятнадцать лет работает на ферме, теперь орден получила. Слава, почет… Чем вы хуже?
Свинарки бессознательно и неуловимо, как это умеют только женщины, движением плеч, бровей, приосанились.
- А свиней мы доглядаем, - нерешительно проговорила одна. Платок у нее был надвинут ниже бровей, косо срезал щеки и подбородок, видны оставались только глаза - голубые, изумленные.
- Никто на эту ферму идти не хочет, - сказал вдруг с ожесточением один из мужчин, притаптывая резиновыми сапогами цыгарку. - Ни на сенокосе тут не заработать, ни улучшений никаких. Ну, что новый председатель? Непьющий, старается, но разве один председатель сдюжит? Вот вы приехали - спасибо. Но вы сядете на машину, и мы вас больше не увидим.
- Нет, - сказал громко от дверей Скуловец, проходя вперед и с независимым видом постукивая кнутовищем по сапогу, - он и еще приедет.
Ключарев обернулся и молча благодарно улыбнулся ему одними глазами.
- Обязательно приедем, - подтвердил он. - И председателя привезем.
Он обошел кормокухню, оглядел ее прищуренным взглядом.
- А скамейку, между прочим, можно поставить, не дожидаясь председателя, чтоб стены плечами не подпирать, - мимоходом бросил он. - Кстати, какая у вас норма кормов на свиноматку?
- Сколько накопаем картошки, ту и скормим.
- Та-ак…
Ключарев вдруг засмеялся легким сердечным смехом. На него посмотрели с удивлением.
- Вам сейчас кажется, что у вас так плохо, хуже некуда! А я подумал: вот с этого самого дня пойдет все по-другому, и мы это сделаем своими руками. Пошли-ка в свинарник, ну!
Он стремительно двинулся по лужам, разбрызгивая отраженную в них радугу. Воротца оставались незахлопнутыми; широкие полосы света, потоки весеннего воздуха беспрепятственно проникали внутрь, и, может быть, от этого там казалось еще грязнее и безобразнее. Ключарев, не переступая порога, оглянулся.
- Если кормов с осени не запасли, - взять неоткуда, согласен. И свинарник новый в месяц-два не построишь. Но, дорогие девчатки, тряпки, ведра, метлы у вас есть? Стены побелить можно?
- Мела не допросишься, - буркнул было мужчина в резиновых сапогах, как оказалось, завфермой. Ключарев не дал ему кончить, нетерпеливо махнул рукой.
- Хорошо. Мела мы со Скуловцом вам привезем. Сегодня же. Да, Прохор Иванович?
- Не надо, - застыдилась вдруг одна из женщин. - Мы и сами… Ну вымоем, а что дальше? Вот что нам интересно.
- Дальше?
Черты лица Ключарева светились сдержанным воодушевлением, и все придвинулись к нему поближе.
- Дальше председателя заставим крышу в кормокухне перекрыть, настлать полы. Если материала нет, из района поможем. Потом соберемся вместе с вами, корма все пересчитаем, рацион составим. На правлении выступим уже с цифрами в руках: вот что нам нужно в этом году, и вот сколько получит тогда ферма дохода.
- Так кто же нам поверит, кто же нас слушать станет? - застенчиво, жалобно проговорил вдруг второй мужик, низкорослый, хлипкий, с тем выражением приниженности, которое воспитывается долгими годами нищеты. Его выцветшие голубые глаза только на секунду столкнулись со взглядом Ключарева, и сейчас же он отвел их в сторону, словно испугавшись собственного голоса.
- Как тебя зовут, отец? - глуховато спросил Ключарев. Эта понурая, робкая фигура так отдавала другим, не нашим веком, что у Ключарева слово "отец" само собой сорвалось с губ, хотя, может быть, человек был не намного старше его самого.
Тот только пошевелил губами в растерянности и недоумении.
- Прика, Софрон Захарыч, - ответил за него Скуловец, прямо, серьезно глядя в лицо секретаря.
И опять Ключарев молча поблагодарил его взглядом. Между ними уже установилось то внутреннее понимание, которое предшествует другим, более глубоким душевным отношениям. Ключарев сделал шаг к Прике, отгородил его от всех своей спиной, словно остались они вдвоем:
- Софрон Захарович, для того и пришла сюда Советская власть, чтоб людям верили. Кто тебя послушает, спрашиваешь? Председатель колхоза послушает, я послушаю, весь народ послушает, если ты трудишься честно.
Ключарев дотронулся рукой до его костлявого плеча, пристально, глубоко заглянул ему в глаза и круто обернулся к остальным:
- Условимся так, товарищи. С председателем я поговорю, а послезавтра приеду сюда сам, и, чтоб нам в самом деле поверили, что мы не только хныкать да жаловаться, но и работать можем, вы наведете к тому времени порядок. А потом будем и с председателя спрашивать, что положено.