Но старушка смотрела не со смущением - дескать, перезабыла все, память стала дырявая, простите великодушно, - нет, старушка смотрела с достоинством и даже словно бы горделиво, оттого что возвысилась над такой бытовой мелочью, как фамилии.
Вячеславу Ивановичу окончательно стало ясно, что ничего от нее не добьешься. Ну что поделаешь - старость не радость, и он постарался скрыть досаду.
- Ну что ж, спасибо, Вера Николаевна. Значит, были все-таки какие-то дети в подъезде?
- Да-да, несомненно, голубчик. Дети были, дети росли даже в тогдашних неимоверных условиях!
Вячеслав Иванович встал.
- Спасибо, Вера Николаевна, спасибо. Ворвался к вам, извините. Побеспокоил, как говорится, без спросу.
- Что вы, голубчик, какое же беспокойство? Наоборот, мне приятно. Не очень я вам помогла, а все равно приятно. А знаете что: вам следует обратиться к Тусе!
Она сказала это таким тоном, словно все должны знать, кто такая Туся. Вячеслав Иванович выждал паузу, но разъяснений не последовало. Тогда он осторожно спросил, боясь спугнуть хрупкое старческое воспоминание:
- А кто такая Туся? Как ее найти?
- О, господи: Туся! Она же у нас была первая активистка. Ходила по квартирам, организовывала жильцов. Она-то знала всех!
- Она в какой квартире?
- Да наверху же, в шестьдесят девятой. Там же, где эта дрянь… То есть нет, Туся же переехала! Она раньше жила в шестьдесят девятой, а теперь переехала. Если бы она и сейчас жила, разве бы она распустила эту дрянь! Туся переехала! Вот только где у меня ее адрес записан?
Из массивного комода была извлечена на свет шкатулка, переполненная всевозможными бумагами, так что крышка и не пыталась закрыться, и, кажется, петли уже слегка прихватило ржавчиной и они зафиксировали крышку в полуоткрытой позиции.
- Где-то я записала… Вернее, она мне сама записала на бумажке и еще сказала: "Перепиши в книжку!" А я все собиралась… Нет, не эта. И не эта… Неужели я и сюда не переложила, оставила в халате? Тогда могла пропасть.
- Да пусть, не страшно, можно в справочном. Вы только фио мне скажите полностью - ну, фамилию-имя-отчество. И если бы с какого года…
- Да-да, голубчик, справьтесь в справочном. Год ее девятьсот одиннадцатый, я знаю точно, потому что она моложе меня ровно… ну, словом, моложе. Туся Эмирзян. Да она и не армянка вовсе: блондинка, и глаза голубые. Только фамилия почему-то. И не от мужа - врожденная. Записали? Туся Эмирзян, одиннадцатого года.
- А имя-отчество как ее?
- Туси? Господи, да ее все звали Тусей! Но для справочного, конечно, не годится, я понимаю. Как же ее полное имя? Туся и Туся.
Снова Вячеслав Иванович начал раздражаться. Как так - не знать, как зовут твою хорошую знакомую, с которой всю блокаду?! Это уже не от слабости памяти, это от пренебрежения! Недаром гусары всякие на стенах, и у самой замашки барские.
- Вспомните. Может быть, Антонина?
- Антонины обычно Тони. Но, может быть, и в самом деле Антонина. Не знаю, голубчик. Туся и Туся. Она такая милая, никто и не звал иначе.
- А отчество?
- По отчеству - тем более! Зачем же, голубчик, отчество, когда Туся?
- Ладно, Вера Николаевна, постараюсь как-нибудь найти: фамилия все же редкая. Тем более и адрес прежний знаю, и год рождения.
- Вот именно! Фамилия редкая. И вообще, человек- не иголка. Ну, желаю вам, голубчик! От всей души. Костя вас проводит.
Снова она крепко пожала руку, но что толку в крепком рукопожатии, когда память вся расслабленная? Лучше бы наоборот. Вслед за Вячеславом Ивановичем вышел серьезный мальчик Костя.
Эрик непоколебимо сидел около пустой сумки, в которой недавно был торт, даже навстречу Вячеславу Ивановичу не кинулся - только подался весь вперед, но с места не сошел.
- Ух ты, дисциплинка! - сказал серьезный Костя.
- Охраняет железно. ЗКС первой степени, караульная служба. Когда сдавал, инструктору прокусил халат- а у них эти защитные халаты толстые. У него все службы сданы, какие есть. Жалко, нет спасения утопающих- это бы как раз для него, а службы официально нет такой, одни разговоры. Законного жетона лишают,
- А щенки у него бывают?
- Полукровки - уже не то. Понимаешь, порода такая редкая, что для него и суки нет такой же. Единственный на весь Союз.
Вячеслав Иванович вовсе не преувеличивал: узнавали через клуб и нигде не нашли.
- Где же вы достали, если единственный?
- Моряк привез из загранки.
Моряк - это нынешний муж бывшей жены Вячеслава Ивановича. Когда они встречались, всегда начиналось как бы соревнование: капитан словно между прочим демонстрировал невероятный кухонный агрегат или стиральную машину с электронным управлением; Вячеслав Иванович приносил невиданный торт и рассказывал о последнем сверхмарафоне, о том, как железно у него держится вес, - капитан-то порядком обрюзг на своем лесовозе. Итак, обоим было что предъявить, а потому расставались вполне удовлетворенные. А однажды капитан привез щенка - для себя. Но воспитание щенка оказалось делом слишком хлопотным, тем более что полы у них покрыты синтетическим ковром, мгновенно впитывающим щенячьи лужицы, - так что когда Вячеслав Иванович согласился взять щенка, все семейство провожало его как благодетеля. Родословной капитан привезти не догадался - вот и вырос Эрик сенсацией и изгоем собачьих выставок.
- Вот такое дело: моряк привез, знакомый капитан.
- Я бы и полукровного взял, - сказал серьезный Костя.
- Ладно, учту. А как же кошка?
- Если он будет маленький, она привыкнет. Она нервная, но очень умная.
Вячеслав Иванович надел между тем пальто, хотел попрощаться с Костей- и никогда больше не показываться в этой квартире.
- Так дадите щенка?
- Да-да, - машинально кивнул Вячеслав Иванович.
- Вы знаете, вы в жилконтору зайдите, - сказал вдруг серьезный Костя. - У них домовые книги должны быть. Мы когда в школе разыскивали ветеранов, всегда по домовым книгам.
Ай да мальчик! Все так просто, оказывается: всего лишь зайти в жилконтору!
- Что ж ты молчал?!
- Не хотел при бабушке, раз она сама не догадалась. А вы не жмот. Взрослые часто жмоты,
Оказывается, он проверял - вот хитрюга! Хорошо, что Вячеслав Иванович пообещал щенка, - а ведь просто так пообещал, чтобы отвязаться.
- Я-то не жмот! Будет тебе щенок, обязательно будет!
Вячеслав Иванович протянул Косте руку, хотя обычно с детьми за руку не здоровался и не прощался.
На улице первая же гуляющая с ребенком старушка объяснила, как пройти в жилконтору. Но на двери оказался замок: прием с семнадцати часов. А на часах Вячеслава Ивановича - очень точных современных кварцевых часах, посмотреть на которые не стыдно в любом обществе, - было только 16.08.38.
Конечно, можно было бы подождать. Но давно пора уже было поесть. За разговорами с бабушкой и внуком Вячеслав Иванович отвлекся, и его миновало обычное предобеденное нетерпение, но посмотрел на часы - и аппетит мгновенно включился на всю мощность. А есть он любил то, что сам приготовил - хоть на работе, хоть дома: и вкусней, чем любое порционное, - тираж есть тираж, - и гарантия, что доброкачественно. К тому же никакого балласта, ни животных жиров, ни лишнего крахмала.
Ну и, само собой, нужно было явиться в жилконтору не с пустыми руками. Люди будут стараться для него, рыться в старых запыленных книгах - так неужели за одно спасибо? Испечь торт собственноручно он не успевал, потому решил зайти к себе в кулинарию, взять "Северную Пальмиру", фирму. За ней все гоняются, очереди чуть не с шести утра, так что девочки в жилконторе оценят и постараются.
2
И вот в начале седьмого Вячеслав Иванович снова поехал на двадцать втором автобусе к Смольному - поехал один, без Эрика, поехал к себе на Красную Конницу (к себе на Красную Конницу!).
В тесной комнате жилконторы между столами толпилось человек пять. Паспортистки - их оказалось трое - как бы между делом выдавали какие-то справки, ставили штампы, а одновременно, не стесняясь посторонних, громко обсуждали какого-то Николая Тимофеевича, который не то настелил у себя полы краденым линолеумом, не то облицевал ванную краденой же плиткой и не попался. Нет, они его, конечно, осуждали - но и крошечная доля увлечения ловкостью и расторопностью Николая Тимофеевича невольно проскальзывала. Во всяком случае, идти свидетельствовать против него у них в мыслях не было. А посетители как бы не слышали разговора - никто не вмешивался.
Вячеслав Иванович дождался, когда освободится самая пожилая из паспортисток - полная дама с величественным лицом и седыми с фиолетовым отливом волосами (вылитая Графиня из "Пиковой дамы", - Вячеслав Иванович считал своим долгом ходить в театры, чтобы всегда можно было поговорить о премьерах, показать, что он хоть и повар, а покультурнее многих интеллигентных с образованием! Ну и попросту нравилось). Дождался, уселся, молча поставил коробку с тортом на свободный угол стола.
- Вы что это, гражданин, ко мне? С каким делом? - строго спросила величественная паспортистка.
Но Вячеслав Иванович прекрасно заметил, как она старается не смотреть и все же посматривает на торт, расслышал наигранность в ее строгом тоне. И улыбнулся со всей приветливостью, на какую был способен:
- Вы понимаете, дело у меня такое - необычное. Рассказывать долго, так неудобно - как вас называть по имени отчеству?
- Антонина Васильевна, - в некотором недоумении представилась величественная паспортистка.
- Так вот, Антонина Васильевна, дело у меня к вам такое - хлопотное. И вся надежда на вас.
И Вячеслав Иванович снова рассказал о случившемся с ним сегодня.