А Ираклий Кирьянович бросился к словарю. Он, торопясь, искал "культуру - пшено", потом - "просо", потом - "крупу". Последней культуры он так и не нашел. Было как-то не особенно ловко без настоящей уверенности. Он решил более подробно спросить у Карлюка впоследствии, а пока вытащил из беспорядочной груды книг "Справочник агронома". Нет "крупы"! Сложное дело наука! Было время, Ираклий Кирьянович изучал вопрос о происхождении постного масла. А на запрос одного из работников периферии о площади питания редьки он ответил: "Чем реже, тем лучше. Название "редька" говорит само за себя". Такой ответ он дал тогда в отсутствие Карлюка, который, как мы убедимся ниже, насчет практического сельского хозяйства соображал.
"Черт бы побрал это пшено! - подумал Подсушка. - Понедельник!" И глубоко вздохнул.
Наконец пришел и Карп Степаныч. Ираклий Кирьянович встал и поздоровался с легким поклоном:
- Доброе утро!
- Приветствую вас! - покровительственно произнес Карп Степаныч.
- Как выходной? - завязывал разговор Подсушка.
- Работал всю ночь… Ох-хо-хо-хо! - Карлюк грузно повалился в кресло.
- Вы бы уж пожалели здоровье, Карп Степаныч. Вы должны понять: ваша жизнь - для науки. Нельзя относиться так безрассудно…
Так Ираклий Кирьянович "отчитывал" начальника. А тому было приятно, и он делал вид, что позволяет такое только Подсушке.
- Ну-ну, ладно. Опять пробираете. Постараюсь. Постараюсь отдыхать.
Но еще несколько минут Ираклий Кирьянович возмущался тем, что Карп Степаныч не бережет себя для науки. А под конец они оба вздохнули с грустью.
- Карп Степаныч! - обратился через некоторое время Подсушка. - Крупа - это как? Сеют или как?
- Крупа, - поучительно начал объяснять Карлюк, - эт-то бывает гречневая, манная и… перловая.
- Гречневая. Из гречихи? Такая - с остренькими краями?
- Безусловно.
- А манная с юга? Где-нибудь в пределах Палестины?
- Из пшеницы делают. - Карп Степаныч все это знал очень хорошо. - А не с неба падает. Версия. Легенда.
- А… перловая? - немного смущаясь, спросил Ираклий Кирьянович.
- Перловая? - Карп Степаныч поднял брови.
- Да. Перловая.
- Ах, да! Перло-овая! Помню, помню. Перловая… Перловая?
- Да. Перловая, - повторил и Ираклий Кирьянович.
- Перловая… Перл!.. Что такое перл?.. Что-то выскочило из памяти. Я скажу вам завтра. Вспомню. К нашей теме это не относится: лошадь не кормить перлами.
Ираклий Кирьянович теперь уже точно знал: пшено - из проса, гречневая крупа - из гречихи, перловая - конечно, из перлов, а из каких - скажет Карп Степаныч.
"Век живи - век учись", - завершил он размышления по данному вопросу. Затем от вопросов теоретического порядка он перешел к практической работе и доложил:
- Был тут агроном, Егоров. Явился на наше письмо, разосланное по периферии.
- Егоров? Егоров, Егоров… Знакомая фамилия, - Карп Степаныч задумался, что-то вспоминая. А потом сказал как бы про себя: - Нет. Не может быть, чтобы он. Тот, наверно, погиб. Иначе был бы слух.
- Это вы про кого?
- Да так… Вспомнилось. Ну а как он, Егоров-то?
- Ничего. Соображает. По сельскому хозяйству и… вообще. Беседовал с ним - соображает.
- А анкетные данные каковы?
- Совершенно правильно: в анкете человек - весь, - Ираклий Кирьянович достал анкету и, держа ее в руках, объяснял начальнику, сидящему за своим столом, за десять шагов от него: - Та-ак. Из крестьян… Высшее. В других партиях не состоял. За границей родственников нет. Та-ак… Места работы… Интересно! Восемь лет - и все в одном колхозе агрономствует.
- О! Это совсем хорошо! - воскликнул Карп Степаныч. - С наукой не связан, разных там тонкостей в защитах диссертации не знает, а материал давать будет. А из себя-то он каков?
- Положительный… И ватничек на нем…
- Пройдет, - заключил Карп Степаныч и тут же подумал: "Не он".
Ираклий Кирьянович сочинил приказ, а Карп Степаныч подписал. Агроном Егоров назначался на "опорный пункт" в колхоз "Правда".
А через час вошел Егоров. И прямо к Карпу Степанычу:
- Здравствуйте, товарищ Карлюк!
Карп Степаныч вытаращил глаза, открыл рот и, не спуская глаз с вошедшего, взял со стола, не глядя, очки, надел их, снова снял и еще раз надел.
Ираклий Кирьянович за два года совместной деятельности ни разу не видел Карпа Степаныча таким. Он тоже открыл рот и тоже надел очки. Чему удивлялся Карп Степаныч, для Подсушки было не ясно, а сам он удивлялся удивлению начальника.
- При… ветствую… вас, - наконец произнес начальник и спросил после паузы: - Вы?
- Я.
- Филипп Иванович? - И тут он выжал улыбку.
- Филипп Иванович, - ответил Егоров.
- А… как же?
- Да так. Вот пришел.
- И усы… у вас… те же, - уже покровительственно, с улыбкой и склоненной набок головой сказал Карп Степаныч, сложив ладошки на животе.
- И усы, - подтвердил Егоров, погладив их.
И только-только начальник хотел сказать уже готовые слова: "К сожалению, вакантных мест уже нет", как выскочил из-за стола Ираклий Кирьянович и, подражая тону начальника, обратился к Егорову:
- И приказик на вас подписан. Поздравляю! Наука, она…
Карп Степаныч пронзил его взглядом, засопел да еще и пожевал губами в великом недовольстве. Но… податься некуда. Егорову вручили приказ и перечень тем для постановки опытов.
Ираклий Кирьянович ушел за свой стол, съежился там, поник челом над бумагой и ровным счетом ничего не соображал, что сегодня происходит. Дьявольский понедельник!
Филипп Иванович почему-то тоже был сердит. Он нахмурил густые брови, бесцеремонно прошелся по комнате, оглядел стены, остановился перед Карлюком и сказал утвердительно:
- Значит, вы здесь.
- Здесь, - как-то не особенно уверенно подтвердил Карлюк.
- Интересно. Еще не доктор?
- Пока кандидат.
- Итак, я ваш подчиненный.
- Не будем об этом. Мы школьные товарищи. А старое мы забыли. Понимаете, забыли?
- Возможно, - неопределенно ответил Егоров, так что Карпа Степаныча покоробило.
Но он продолжал тем же тоном, с большой выдержкой:
- А завтра вы направитесь к профессору Чернохарову, получите от него две темы для производственного изучения.
- Старый учитель, - сказал Филипп Иванович, задумавшись.
- Наш с вами общий учитель. - Карп Степаныч постучал по столу пальцами и вдруг спросил: - Где же вы пропадали? Не слышно было.
- Воевал, - нехотя ответил Егоров. - Брал Берлин… Потом в колхозе все время.
- Так, так, - оживился Карлюк. - Ну и как там, в Германии-то?
- В каком смысле?
- Дороги там, говорят, хорошие?
- Отличные. Нам бы неплохо позаимствовать.
- Во-от как? Нам - у Германии?
- Ну да. Чего вы так удивляетесь?
- Да нет, нет. Я просто так.
- До свидания! - сказал Егоров.
- Желаю удачи! - совсем уже весело напутствовал Карп Степаныч.
- Будьте здоровы! - сказал уныло и Ираклий Кирьянович.
Егоров ушел. А Карп Степаныч медленно и грозно подошел к столу Подсушки. Как он подошел! Он надел роговые очки, которые снял было после ухода посетителя и которые обязательно надевал при волнении, засунул руки в карманы, сдвинул брови и густым басом произнес, прислонясь животом к столу:
- По-ли-ти-ческая бли-зо-ру-кость! Усы! Почему не сказали мне про усы? Я спрашиваю: почему? Я бы узнал. Он всегда носил усики, еще с института. Почему, я спрашиваю?
- К-к-карп Степаныч! - взмолился Подсушка. - Я, я…
- Что "Карп Степаныч"? Зачем "Карп Степаныч"? Я спрашиваю по существу: по-че-му?
- Не было графы в анкете. Графы нет по поводу усов и с какого года. Я согласно анкете…
И Карп Степаныч неожиданно сбавил гнев. Отошел от Подсушки и несколько мягче, но довольно еще грозно сказал:
- Сколько мы теряем! Сколько теряем от неполноценности анкет!
- Действительно! - ободрился Подсушка. - Усы, глаза, приметы - где это все? Как начальник может определить человека? Невозможно. Упущение колоссальное. Ведь даже у лошади в паспорте пишется: "Во лбу звезда с проточиной" или "Задние бабки в чулках". А тут - человек! Че-ло-век!
- А мы говорим: "Почему? Как враги проникают?" Вот они как проникают.
- Истинная правда, - подтвердил Подсушка. - Так они проникают.
Остаток дня они просидели молча. Работали напряженно. А часам к четырем Ираклий Кирьянович спросил:
- А этот, Егоров, кто он?
Карп Степаныч махнул рукой, поморщился и сказал в ответ:
- Потом, потом. Сейчас некогда. Потом.
Затем Ираклий Кирьянович надраил, как обычно, чернильную крышку и… запустил. Здорово запустил! Думал он так: "Сейчас развею тягость дня". И сказал:
- Начнем, Карп Степаныч?
Тот посмотрел на Подсушку, потом на часы, неожиданно встал, надел пальто и ушел раньше времени (начальнику можно). Он куда-то очень спешил.
Жалобно зазвенела несчастная чернильная крышечка, прекратив южание. Ираклий Кирьянович со злостью шлепнул ее ладонью, заграбастал в горсть и со стуком надел на чернильницу: знай, дескать, свое место. Потом подпер ладонями подбородок и так просидел до конца дня, поглядывая, на часы, молча, с тоской. Он думал об одном и том же: "И за каким чертом бог создал понедельники!"