Константин улыбнулся спокойной улыбкой и убежденно сказал:
- Не понимаю.
- Да и не только ты. А Маша, жена, та понимает, И я в ней все понимаю.
- И моя Настя меня понимает, хоть и зрячая.
- Это хорошо, когда понимают друг дружку. Вот и Алексей Степаныч, председатель колхоза, я так думаю, понимает, что я без охоты не могу: не препятствует. А бригадир тормозит мне. А я что: меньше других выработал трудодней? Больше, а не меньше.
- А я вот Алексея Степаныча не понимаю. Я ему говорю, что из кукурузных султанов можно венички такие вязать - для чистки одежды употребляют в городе. За каждый такой веничек - рубль, а я один свяжу пятнадцать - двадцать штук за день. А то и больше. Тебе, говорит, и без того работы много - не управишься. Это меня-то работой испугал! Выгоды не видит. Ладно, я ему докажу по осени. Как созреет кукуруза, навяжу штук десять и принесу прямо в правление - рассмотрит и поймет.
Оба помолчали. Константин достал карманные часы - с крышкой, но без стекла, - скользнул по выпуклым точкам циферблата кончиком пальца и сказал:
- Полчаса пятого. Пойду.
- А я посплю маленько. Да в обед прихвачу часок.
- Ну поспи, поспи. - И Константин, выйдя на дорогу, зашагал по направлению к колхозу, орудуя палочкой: то стукнет его перед собой, по дороге, то - по голенищу.
И долго еще доносились до слуха Сени пощелкиванья и стуки Константина: тук, тук… щелк… щелк, щелк… тук… "Хороший человек Константин, - подумал Сеня, выпуская зайчонка. - Иной и с глазами того не стоит".
Солнце начало всходить. Свистнул суслик, будто давая знать, что он проснулся первым. Крот начал выталкивать из норы свежую землю. Пробежал полевой хорек. И еще раз свистнул суслик. Вспорхнул жаворонок над посевом и сразу же опустился: рано еще петь. В чистом, свежем утреннем воздухе за километр было слышно, как спросонья заговорили трактористы у будки, заправляя тракторы для дневной смены. Сеня улегся на ватник и сразу уснул.
Когда сторож Григорий Фомич проснулся, он увидел Сеню, раскинувшего руки и ноги. "Ишь ты, - подумал он. - Не разбудил меня. Крепко я подремал, крепко. Ну и ты поспи, охотник… Спи".
Около семи часов на дороге показался "Москвич" председателя колхоза. Григорий Фомич приободрился, но Сеню будить не стал. Из машины вышли председатель колхоза Алексей Степанович Зернов и бригадир Корней Петрович Ухов.
- Доброе утро, Фомич! - приветствовали оба сразу.
- Так же и вам!
- Э, да тут уже и Сеня, - громко сказал Алексей Степанович.
- Шшш! - зашипел Григорий Фомич. - Пусть поспит. Он же с охоты. Люди подъедут, тогда и встанет. Он никогда не опоздает.
Но Сеня услышал говор и поднялся. Протер глаза, умылся около бочки с водой и подал поочередно руку приехавшим.
- Здравствуйте! Приехали, значит. Что-то раненько сегодня?
- На сенокос пробираемся, - ответил Алексей Степанович. - Как бы не пришлось туда людей перебрасывать: сено в рядах, а барометр падает. Дождя боимся.
- Сегодня не будет дождя, - уверенно сказал Сеня.
- Ну, ты все знаешь! - иронически возразил бригадир.
- Роса сильная была ночью, - ответил Сеня. - После росы в тот день дождя не бывает. - Он подумал и добавил: - И перепел на утренней заре не молчал. А перед дождем он больше молчком ходит.
- Барометру, значит, не верить, по-твоему? - спросил бригадир.
- Может давление падать, а дождя может и не быть. При сильной росе никогда не бывает дождя, - еще раз повторил Сеня.
- Вполне научно, - подтвердил Алексей Степанович. - Правильно. Грести сено надо, но горячку давай не тачать, - обратился он к бригадиру. - Перебрось туда человек десяток - и хватит.
- И нога моя не ноет, - вмешался Григорий Фомич. - Перед дождем она напоминает.
Бригадир не стал перечить председателю, но по лицу было видно, что он недоволен всеми тремя собеседниками. Ему казалось, что все они не понимают самого важного: схватить сено до обеда, а не возжаться с ним до вечера. Алексей Степанович, наоборот, был вполне доволен "местным прогнозом". Он знал, что нарушение ритма в работе - вещь опасная: туда перебрось, тут дело оставь, а среди дня снова вези людей на это же место.
- Корней Петрович! - вдруг обратился к бригадиру Сеня. - Как закончим пропашку междурядий, отпусти меня дня на два.
- Вот! Видишь, Алексей Степаныч, - сразу вспылил тот. - Опять "отпусти". Ночами бродит по полю от молодой жены, да еще и от работы хочет уйти.
- У меня трудодней больше всех, - возразил Сеня. - Отпусти, пожалуйста. Наверстаю. Воскресенье буду работать.
- Не могу сейчас. В поле дела позарез, а ты - "отпусти". Понятия, что ли, нету! - воскликнул бригадир.
Алексей Степанович спросил у Сени:
- А куда ты собираешься?
- Да не хотел я говорить заранее. Может, там ничего и не получится.
- А ты скажи - может быть, и отпустим.
Сеня посмотрел на бригадира не особенно доверчиво и ответил председателю:
- В Крутых Ярах, в самой гущине - в терниках, волчица с выводком… Вырастет потомство - полстада овец перережут.
- Ну, а ты что с ней делать хочешь? Убьешь, что ли? - нетерпеливо говорил бригадир, посматривая на взошедшее солнце.
- Может, и убью.
- А на что тебе два дня?
- Да как сказать - может, и больше. Ее же надо выследить и… - Сеня не договорил и, махнув рукой, отошел в сторону.
Председатель и бригадир что-то говорили между собой, но Сеня не слушал. Ему было обидно, что бригадир не понимает его. Он думал, как ему быть: волчица беспокоила его уже не первый день.
Алексей Степанович подошел к Сене и спросил:
- А подпустит она тебя, с ружьем-то? Волки хитры.
- Так надо ж сперва без ружья… Проследить, сообразить, а потом уж… Она мне уже знакомая. Знаю, сразу с ружьем нельзя. Тогда она или уйдет заранее, или в норе отсидится, или перетащит волчат в другое логово, в иное место… Разве нору раскопать? - спросил он сам у себя.
Алексей Степанович смотрел на Сеню и думал. Сеня тоже думал, глядя перед собой в поле.
- Ты чем сегодня занимаешься? Какой наряд тебе? - спросил Алексей Степанович через некоторое время.
- За конным планетом хожу: на конях рыхлим подсолнечник. Сегодня, пожалуй, кончим.
Алексей Степанович больше ничего не сказал. Он отошел к бригадиру. Тот что-то записывал и не поднял головы. Но Сеня услышал его голос.
- Алексей Степаныч! - говорил он возмущаясь. - Сами требуете ритма в работе, а сами вон что советуете: отпустить колхозника с поля. Не понимаю!
Потом они говорили тихо и вскоре уехали дальше.
Целый день Сеня рыхлил междурядья. Сегодня он был молчалив. На вопросы отвечал неохотно, а на шутки совсем не отвечал. В обеденный перерыв он лег спать, как обычно, но уснуть не смог: волчица не выходила из головы. Никто, как казалось ему, не думает об этом опасном звере. В прошлом году десятка два овец порезали волки. Неужели допустить и в этом году? Кричать на правлении да ругать пастухов - дело не хитрое…
Но не один Сеня задумался о волчице. Алексей Степанович утром, когда отъехали от бригадного стана, говорил бригадиру:
- Сеню надо отпустить. От волчицы могут быть большие убытки. А может быть, она и не одна там.
- Да не убьет он ее, - возражал Корней Петрович. - Разве ж один охотник, да еще с одностволкой, может убить матерую волчицу? Нет. Месяц будет ходить, а не убьет. Дело Сеньки - перепела, утишки, зайчишки… Он и так мне надоел со своей охотой: то его на уток отпусти весной, то он зимой уйдет да попадет в самую пургу, а ты за него душой болей. Прекратить это надо. Да еще и так сказать: молод он и неразумен еще, чтобы на волчицу одному отправляться.
- А все-таки отпусти его, Корней Петрович, - настаивал председатель пряча улыбку в черных усах. Загорелый, как южанин, он смотрел перед собой, ведя машину. Ветерок шевелил его седеющие волосы. - Отпусти, отпусти! Дело важное.
Корней Петрович безнадежно вздохнул и отвернулся в сторону.
Но вечером, на бригадном стане, он подозвал Сеню и сказал коротко:
- Ну, ступай. Два дня тебе.
- Алексей Степаныч отпустил-то?
- Ты иди. Раз разрешаю, значит - иди. Все.
- Все, - подтвердил Сеня.
Подошла грузовая машина. Оба они сели в кузов вместе с другими колхозниками и больше не перекинулись ни единым словом. Но уже около гаража Корней Петрович сказал, сойдя с машины:
- Ты вот что, Сеня: один-то против волчицы с выводком не очень там… Поосторожней, говорю.
- А я думал, прямо как приду, так ее за глотку: кхг! А она меня: хрык! - и готов. - Сеня сказал это серьезно, без улыбки.
Но Корней Петрович понял иронию и махнул рукой.
- Чудак ты человек, Сенька! - сказал он на прощание.
Дома Сеня поужинал с женой, расстелив скатерку на траве под кленом. Жареные перепела были очень вкусны, а блинцы со сметаной показались Сене и вовсе замечательными. Он тщательно вытер последним блинцом тарелку, проводил его в рот и сказал:
- Спасибо, Машенька! Ловко поужинал… Садись-ка сюда - я тебе рассказывать буду.
Он принес из клети кинжал, сделанный из укороченного штыка от немецкой винтовки, и расположился с ним у камня. Маша присела около него на завалинку. Маша - молодая, сильная, полногрудая, с задорными серыми глазами, смеющимися из-под черных густых бровей. На селе удивлялись: как это такая красавица вышла за такого "тихоню Сеньку". Правда, Сеня не был каким-нибудь щупликом, но и особой силой не отличался на первый взгляд, хотя мускулы его напоминали твердую резину, такую, что бывает у накачанного баллона автомашины, - не помнешь. И ростом - средний, но прочный в плечах. И такая, прямо сказать, красавица полюбила Сеню.