В зимовье и вокруг него стало тише. Жизнь покатилась медленней и невозмутимей. И можно было бы в эти тихие, наполненные солнцем и животворящим теплом дни ясно и спокойно отдыхать, попрежнему в знойные часы плескаясь в речке, или бродя в сосняке. Но Аграфена перестала уходить далеко от жилья, перестала бродить в сосновом лесу. Она утратила спокойствие. Ей стали чудиться чужие, подозрительные звуки кругом. В каждом треске и шорохе ей мерещилась какая-то опасность. И, убегая от этой неведомой опасности, она старалась быть все время вместе с китайцами, черпая в их присутствии мужество и уверенность. Китайцам, особенно Пао, нравилось, что Аграфена стала бывать возле них почти целый день. Они сделались смелее и бесцеремонней с нею. Они начали поглядывать на нее многозначительней и ласковей. Иногда кто-нибудь из них пытался похлопать ее по спине, по бедрам. Порою они хватали ее за плечи и шутя тянули бороться. Даже молчаливый, с неверными, прячущимися глазами Хун-Си-Сан и тот осмелел и однажды обхватил Аграфену своими железными руками и сильно прижал ее к себе. Аграфена вырвалась и, краснея от злости и напряжения, набросилась на китайца с громкой и свирепой бранью. Но он нагло сверкнул зубами и остро усмехнулся.
И с этого дня Аграфена стала бояться Хун-Си-Сана.
Так случилось, что и среди своих, возле зимовья, среди китайцев, она тоже начала утрачивать спокойствие и стала побаиваться чего-то не только по ночам, но и днем. И она с возрастающей тоскою стала дожидаться возвращения Сюй-Мао-Ю и Ван-Чжена.
Теперь по ночам она часто слышала, как кто-то трогал скобку ее двери и старался тихо открыть ее. Она впивалась глазами в ночную тьму, приподымалась на локтях и слушала. А потом, когда за дверью замолкало и делалось совсем тихо, она прижималась головою к горячей подушке и злобно стискивала зубы:
- О, проклятущие!..
Однажды глухою ночью за стеной, у самой двери своей каморки она услыхала тихий шопот, сдержанный спор двух голосов. Она дернулась, вся подалась в сторону этого спора и, вслушавшись, узнала голоса Хун-Си-Сана и Пао.
В первое мгновенье ей показалось, что за дверью идет спор между двумя, из которых один пытался проникнуть к ней, а другой воспротивился этому, и она обрадовалась и даже улыбнулась в темноте. Но прислушавшись внимательней, она, не понимая слов, по бесстрастному, почти деловому тону тихого, сдержанного, опасливого разговора сообразила, что ошиблась. Она поняла, что там, по ту сторону тонкой дощатой перегородки сошлись и толкуют о чем-то не противники, не враги, а союзники и соумышленники. И наполняясь злобой и страхом, она не выдержала, она вскочила, в темноте протянула сжатые кулаки и закричала:
- Ли-Тян! Эй, спишь?!.
За перегородкой прошлепали торопливые шаги, продержалось мгновенное молчание. Лотом сонный, но встревоженный голос Ли-Тяна отозвался:
- Ты что киричи?
- Ничего... - сразу приходя в себя и успокаиваясь, ответила Аграфена. - Я так... Померещилось мне... Ничего, Ли-Тян!..
12.
Ван-Чжен и Сюй-Мао-Ю, пробыв недолго в деревне, отправились на станцию и влезли в вагон. Поезд шел из Москвы, вагоны были переполнены пассажирами. Ван-Чжен и старик устроились на боковых местах и, притихнув, стали разглядывать своих спутников. Русские, чужие люди ехали по своим делам и громко разговаривали и весело смеялись. Русские, чужие люди недовольно поглядели на китайцев, устроившихся на своих местах, и затем перестали их замечать. И Ван-Чжен, и Сюй-Мао-Ю сжались, притихли и насупились.
Старик вздохнул и тихо сказал Ван-Чжену:
- Плохие люди. Плохо смотрят на китайцев... Злые люди.
Ван-Чжен наклонил голову и прищурил глаза:
- Да! Очень плохие!.. Они все, все такие. Мы для них, как собаки... Плевал бы я на них! Целый час... больше часу плевал бы я им в лицо!..
Поезд, покачиваясь и звеня, шел своей точно намеченной дорогой. В вагонах плелась обыдень вагонной, поездной жизни. Ван-Чжен украдкою смотрел на спутников, на пассажиров, слушал их говор и злился.
Но вот Ван-Чжен навострил уши. Он услыхал звуки родной речи. В соседнем отделении молодой голос произнес родные, китайские слова.
- Сюй! - встрепенулся Ван-Чжен. - Ты слышишь: наши!
Сюй-Мао-Ю вытянул шею в ту сторону, где слышались родные слова, и стал прислушиваться. Не было никакого сомнения - по-соседству помещались свои. Ван-Чжен и старик без всякого сговору торопливо юркнули в соседнее отделение вагона и увидели трех молодых китайцев, весело беседовавших о чем-то занимательном и важном. Гладко стриженные круглые головы склонились одна к другой и слегка покачивались от вагонной качки, от веселой беседы. Молодой смех изредка покрывал и сопровождал веселые слова.
Сюй-Мао-Ю прошел вперед Ван-Чжена и поклонился этим трем:
- Здравствуйте, юноши, так весело едущие своей счастливой дорогою!
- Здравствуйте, счастливцы! - повторил за ним Ван-Чжен.
Три головы поднялись, три лица враз повернулись в их сторону.
- Здравствуйте, товарищи!
Три голоса согласно и четко сказали: "товарищи".
Сюй-Мао-Ю зорко вгляделся в родичей. Молодые лица их с задорными усмешками и это "товарищи" смутили его и обеспокоили.
- Вы откуда? - осведомился он, пренебрегая обычаем. Один из трех в больших круглых роговых очках выпрямился и, тонко улыбаясь, с какою-то гордостью ответил:
- Мы из Москвы!.. Мы из самого главного города!
- Мы из самого лучшего, самого счастливого города! - подхватили остальные.
Сюй-Мао-Ю придвинулся к ним и сел на краешек скамьи.
- Вы куда? - заинтересовался он дальше, разглядывая юношей, их одежду, их багаж.
- Мы едем домой!.. В Китай!
- Домой?! - Сюй-Мао-Ю неодобрительно покрутил головою. - Дома вас ждет благополучие и радость... Но там, сказывают, льется кровь и жизнь стала беспокойной и опасной...
- Дома, - прибавил Ван-Чжен, протискиваясь на другую скамейку рядом с юношами, - ух, дома большая кутерьма идет!.. Воюют, режут друг друга! Не хорошо!..
- Там - революция! - спокойно объяснил юноша в очках, внимательно поглядывая на Ван-Чжена и старика. - Народ там добывает себе лучшую жизнь... Вы, видать, рабочие, вы должны понимать, что там происходит, дома!
- Мы, действительно, рабочие! - подхватил Сюй-Мао-Ю и протянул свои руки ладонями вверх. - Вот, посмотрите, вот руки, которые не устают работать... Всю жизнь, всю жизнь!.. Мы, действительно, рабочие, но мы не можем взять в толк, отчего на родине брат пошел на брата, сын на отца? Почему?..
- Если вы в самом деле рабочие, вы должны понимать, что к чему! - упрямо повторил юноша и его товарищи дружно закивали головами. - Вы должны понять!
- Я не понимаю! - лицемерно вздохнул Сюй-Мао-Ю. - Может, ты понимаешь, Ван? - повернулся он к Ван-Чжену.
- Да простят мне мои молодые друзья, я тоже не понимаю! - ответил тот. - Вот молодые друзья наши, видно, учены, они наверное все хорошо знают... Пусть они нам расскажут.
Юноши переглянулись и рассмеялись.
- Об этом долго рассказывать! Всей дороги не хватит, а вы, видать, едете недалеко?
- Мы едем недалеко! - подтвердил Сюй-Мао-Ю. - Мы работаем... Мы услыхали родной язык среди этого варварского, разбойничьего говора и нас потянуло к вам...
- Это вовсе не разбойничий язык! - почти обиженно запротестовал один из юношей.
- На этом языке написаны великие истины!
- Живая мудрость изложена этим языком, который ты, старик, называешь напрасно варварским!
- Не знаю! - упрямо стоял на своем Сюй-Мао-Ю. - Я не учен. Я с молоком матери впитал в себя родные слова. А это - чужое!..
Ван-Чжен наморщил лоб и вздохнул:
- Да... - протяжно вставил он. - Мы не учены, я и мой почтенный престарелый спутник Сюй-Мао-Ю.
- Не надо быть ученым для того, чтобы без злобы слушать чужой язык! - наставительно заметил юноша в круглых очках. - Рабочие люди, у которых мозоли на руках и которых угнетают богатые, разговаривают на разных наречиях, но они хорошо понимают друг друга...
- Я долю не мог научиться понимать этих свиней! - угрюмо и раздраженно запротестовал Сюй-Мао-Ю. - Мне стоило много трудов, мною насмешек я перенес, пока уразумел их проклятые собачьи слова!
- О, какой ты сердитый старик!.. Какой злой!
Юноши снова переглянулись и оборвали разговор. Сюй-Мао-Ю вздохнул. Посмотрел на Ван-Чжена, опять вздохнул и сказал:
- Я не хотел обидеть вас... Но мне непонятно, почему вы заступаетесь за них, за чужих, за их чужой язык?
- Да, почему? - подхватил Ван-Чжен.
Трое помолчали, поглядывая внимательно и изучающе на Сюй-Мао-Ю и Ван-Чжена. Казалось, они раздумывали: стоит ли отвечать. Наконец, тот, который носил очки и который до сего времени, главным образом, вел беседу, достал с верхней полки чемоданчик и, порывшись в нем, вытащил тоненькую книжку.
- Вот! - протянул он ее Сюй-Мао-Ю. - Если бы вы умели читать, в этой книге вы нашли бы настоящий ответ на все свои вопросы!
Старик уставился на книжку и кивнул головой в сторону Ван-Чжена.
- Я не умею. Меня не учили. Ван-Чжен, он немного разбирает... Ты ведь разбираешь немного, Ван-Чжен?
- Да, кое-что я знаю. Попробую...
Ван-Чжен взял книжку и стал перелистывать шуршащие страницы. Юноши следили за ним. Старик поглядывал на него и ждал:
- Разбираешь?
- Немного... - смущенно ответил Ван-Чжен.
- Возьмите себе эту книгу! - сказал юноша. - Дома, в тишине, после работы вы хорошенько разберете ее, поймете, и тогда обо всем узнаете!
Оба поблагодарили юношей. Ван-Чжен скрутил книжку в трубочку и сунул в карман.
Сюй-Мао-Ю встал и выглянул в окно вагона.
- Сколько, Ван, нам еще ехать? Ты не знаешь?