- Немного! - ответил Ван-Чжен, тоже выглянув в окно.
Они потоптались возле юношей, помолчали, затем попрощались с ними и ушли на свои места.
- Разберите хорошенько! - сказали им на прощание юноши.
- Да, да! - пообещали они враз.
Когда поезд подходил к городу, они суетливо собрали свои вещи, и, едва только под вагонами заскрипели тормоза и плывущие за окнами стены и постройки остановились, озабоченно и полуиспуганно протолкались к выходу.
13.
Ван-Чжен и старик вернулись в зимовье в тот день, когда там произошла первая крупная ссора между Пао и Аграфеной.
Пао подкараулил женщину у речки и, воспользовавшись тем, что поблизости не было ни Ли-Тяна, ни Хун-Си-Сана, сунулся обнимать ее. Аграфена вывернулась из его объятий и с размаху крепко ударила его по лицу. Пао схватился за ушибленное место обеими руками и закричал:
- Ты зачем делись? Твоя сволоча!... Твоя смотли!..
Он кричал злобно, и визгливый крик его разбудил ясное спокойствие окружающего. Аграфена, вся напружинившись от негодования и обиды, на крик Пао ответила криком же:
- Сам ты сволочь! косоглазая тварь!.. Я те пообнимаюсь, гнус ты этакий!.. я те полезу, азият разнесчастный!..
Громкая и небывалая перебранка привлекла остальных. Сначала подошел Ли-Тян. Он сумрачно поглядел на Пао и что-то сказал ему отрывисто по-китайски. Аграфена обернулась к нему и неожиданно дрогнувшим голосом пожаловалась:
- Вот погляди, лезет он ко мне! Рукам волю дает, ругается!
Ли-Тян быстро сказал еще что-то, Пао оскалил зубы и крикнул ему в ответ несколько злых слов. В это время подошел Хун-Си-Сан и, криво усмехаясь, бросил одно какое-то слово. Аграфена уловила в этом непонятном слове угрозу, взглянула на Хун-Си-Сана, на других, увидала, как сжались кулаки у Ли-Тяна, и протиснулась вперед, разделяя их одного от другого.
- Вы не смейте драться! - оправившись, предупредила она. - Вы, черти, образумьтесь!... Будете штыриться да ко мне приставать, ей богу, уйду отсюда!.... Так и знайте, что уйду!..
В этот день возле зимовья было тихо. Все четверо бродили молчаливые, хмурые. Аграфена держалась от мужиков в стороне. Ли-Тян не разговаривал с остальными. Пао не пел своих песенок.
В этот день вернулись из города Сюй-Мао-Ю и Ван-Чжен.
Аграфена неожиданно для самой встретила прибывших очень радостно.
- Ну, вернулись, ходоки? - расцветая улыбкою, приветствовала она их. - Нагулялись в городе-то?
Ван-Чжен поблескивал глазами, потирал руки, озирался, поглядывал на Аграфену и кивал головой:
- Вернулась, вернулась!.. Моя не гуляй! моя дело ходи!
Старик сразу же прошел на поле и, обойдя его, вернулся к зимовью довольный и успокоенный.
Мак цвел последними красками. Он уже начинал зреть. Скоро, очень скоро лепестки потеряют свою свежесть, померкнут и станут облетать.
Старик скупо улыбнулся и, пряча свою радость, объявил:
- Хороший урожай... Если никакая беда не налетит, вознаградит он нас за наши труды. Хорошо вознаградит!..
За ужином, в то время, как все весело и охотно уплетали Аграфенино варево, женщина отложила в сторону свою ложку.
- Вот вы опять теперь все собрались... Вы, мужики, не дозволяйте охальничать Захарке, да вот этому!.. - она ткнула пальцем в сторону Хун-Си-Сана. - Озверели они!.. Ежли станут еще приставать, уйду я! Сказала, что уйду, - не останусь!..
Сюй-Мао-Ю остро взглянул на Аграфену, а затем обернулся к Пао и Хун-Си-Сану. Пао широко улыбнулся и защелкал языком:
- Ой, ой! - запел он укоризненно. - Ой, Глафена, какой плохой!.. Моя мало-мало шути, а ты жалисся! Моя не обижала, а ты что говоли?.. и Хун шути мало-мало... Ой, пылохо твоя говоли!..
- Ты!.. - вскипела Аграфена. - Ты не представляйся казанской сиротой! Я, рази, стану врать?!. Лез ты ко мне, охальник! Чего отпираешься? Ай забыл, как я тебе засветила? Вот мужик-то, Ли-Тян, свидетель был. Кабы не он, вы оба не отступились бы от меня... Ты меня во вруши-то не засчитывай! Не обучена я врать!
Ли-Тян встрепенулся. Услыхав свое имя, он насторожился, уперся взглядом в Пао, перестал есть. Потом мотнул головою и быстро и горячо заговорил по-китайски.
Ван-Чжен и Сюй-Мао-Ю нахмурились. То, что гневно и возбужденно сказал Ли-Тян, видимо задело их и обеспокоило. Старик сердито зашипел и кинул Пао какое-то ругательство. Ван-Чжен сморщил губы и, безуспешно стараясь сложить их в улыбку, попытался успокоить Аграфену:
- Молчи! Больше не будут!.. Дурака был... больше не надо сердитый. Надо веселый быть!.. Прауда, надо веселый быть! Да!..
Ужин закончился невесело. После еды китайцы, оставив Аграфену возиться с посудой, уселись покурить. Они курили молча и сосредоточенно. Они курили и что-то обдумывали и решали. Каждый свое.
Первый прервал молчание Сюй-Мао-Ю:
- От женщины всегда худое выходит. Я говорил. Я первый, еще давно сказал это, но меня не послушали... Пао и Хун задумали нехорошее. Женщину не следует трогать, а они трогали ее, и она сердится... Пусть бы они бегали, как голодные быки, где-нибудь в другом месте и пусть бы какая-нибудь женщина сердилась на них, но не здесь. Не здесь!.. Здесь женщина может, в самом деле, озлиться и уйти. А если она уйдет, то она распустит свой бабий язык... Подумали вы об этом? А?..
- Пао, как индюк: только увидел бабу, сразу распускает хвост и без ума, без памяти лезет! - обозленно вмешался Ван-Чжен.
- А ты? - возмутился Пао. - А ты разве не подступал к ней? Ты не обнюхивал ее, как жадная собака?!. Почему во всем виноват один я? Почему - Пао, да Пао? Вот и другие хотели и хотят эту женщину... Почему вы злитесь? Она ничья жена. Она захочет и никто ей не запретит... Я, правда, пробовал сговориться с нею, но разве вы все, кроме Сюй-Мао-Ю, не делали то же самое!?.
- Я не трогал женщину! - запротестовал Ли-Тян и в голосе его прозвучало возмущение. - Я не обижал ее... Я видел, как Пао и Хун старались ее обидеть и помешал им... Женщина кричала. Женщина ударила Пао по лицу. За дело ударила!
Хун-Си-Сан молчал. В то время, как остальные возбужденно спорили, он не вмешивался и только быстро переводил взгляд с одного на другого. Хун-Си-Сан прислушивался к спору своих товарищей, но сам не принимал в нем никакого участия. Его молчание вдруг разозлило старика.
- Вонючая собака! - закричал Сюй-Мао-Ю. - Ты ведь тоже пакостил, почему ты молчишь, когда все говорят? Почему ты держишь мысли в деревянной башке своей!?.
Хун-Си-Сан выпрямился и угрожающе расправил широкие плечи:
- Я молчу... Мне о чем говорить? Я ничего не делал... Меня Пао попросил помочь ему, я пришел...
- Ох, врет!.. - затряс головой, зажмурив глаза, Пао. - Ох, как врет.
Китайцы спорили долго. Аграфена вымыла посуду, сходила на речку, вернулась оттуда, а они все еще перебранивались.
Смутный огонь дымокура несколько раз пропадал под густыми клубами дыма, с речки потянуло прохладой, над деревьями выкатились мерцающие звезды. Вечер глухо обнял все вокруг мягкими и непроницаемыми тенями. Тишина подкрадывающейся ночи стала напряженней. А голоса спорящих все еще раздавались, крикливые и беспокойные.
Наконец, спор оборвался. Сюй-Мао-Ю первый поднялся и пошел в зимовье. За ним медленно и лениво пошли остальные.
В зимовье старик окликнул Аграфену:
- Что тебе? - спросила она, появляясь на пороге своей каморки.
- Спи спокойно. Теперь будет тихо и никакая люди тебя не трогай! Спи спокойно!
- Ладно! Погляжу! - ответила Аграфена и закрыла дверь на крючок.
Ночь сдвинулась вокруг зимовья, вползла черными тенями в жилище, в Аграфенину куть. Ночь пришла мягко и властно со своими звуками, своими запахами, своими томлениями.
14.
Подходила пора, когда нежные лепестки готовились облететь и обнажить налитые соком и семенем головки мака. Подходило время пожать плоды многомесячной работы. Сюй-Мао-Ю снова ходил важный, торжественный и молчаливый. Он знал себе цену. Он понимал, что здесь, среди остальных, только он один сумеет сделать все, как надо. И остальные, зная это, обращались со стариком предупредительно и с некоторым подчеркнутым уважением. Особенно старался Ван-Чжен. Уходя следом за Сюй-Мао-Ю в поле, он не надоедал ему вопросами, а выжидал, пока тот сам не начнет первый беседу. За столом он придвигал старику лучшие куски и следил за тем, чтобы другие не беспокоили и не тревожили его. Однажды он даже слегка посердился на Аграфену, когда та грубо и насмешливо сунула куда-то палочки Сюй-Мао-Ю.
- Зачем старика обижаешь? Старика не надо обижай!.. Смотри!..
Пао подражал Ван-Чжену в угождении старику. Хун-Си-Сан безмолвно и хитро выжидал. И только Ли-Тян немного сторонился и старика и остальных. Ли-Тян после бурной беседы по поводу обиды, нанесенной женщине, держался в стороне от других. Его заступничество за Аграфену не прошло ему даром. Оно заставило китайцев, даже Ван-Чжена и старика, насторожиться, и положило между ним и остальными какую-то незримую, но ощутительную грань.
Как-то в скорости после возвращения Сюй-Мао-Ю и Ван-Чжена из города, во время вечернего отдыха после ужина, Ли-Тян услыхал неосторожно сорвавшееся с уст Пао замечание:
- От этих защитников чужих баб надо бы подальше!..
Сначала он не понял, к кому относились эти слова. Но Сюй-Мао-Ю, немного помолчав и сухо и злобно рассмеявшись, со своей стороны прибавил:
- Ли-Тян напрасно раздор вносит. Ли-Тян должен слушать людей, которые его поумнее...
- О чем я должен слушать людей умнее меня? - изумленно спросил Ли-Тян. - Я работаю, я не лезу к женщине, которая не хочет меня... Я никого не трогаю.
- Ты мешаешься не в свое дело! - объяснил Ван-Чжен. - Ты лезешь в чужие дела.