- Что ж, - хрипло, с угрозой выдавил он, - посмотрим, чья возьмет! Это еще вопрос: отдадим ли мы им хлеб. И не о себе говорю, а о всем селе… Беднота ясно в счет не идет, у ней хлеба нет. За хлеб мы постоим. У нас силенки тоже имеются.
- Черта вы сделаете с беднотой и большевиками в одиночку, - подал голос Антонов и продолжал с жаром: - Среднему мужику, Петр Иванович, вряд ли по душе большевистские порядки. Начнется война внутри России - большевики как липку обдерут и вас и середняков. Если сумеете раскачать среднего мужика, если сможете объединить трудовое крестьянство против большевиков, тогда еще вопрос, удастся ли им и голытьбе сломить нас.
- Вот затем я и пригласил сюда товарища Сторожева, - заявил Булатов. - Поговорить с ним насчет мужицких дел. Человек известный.
Хозяин торжественно потряс руку Сторожева.
- Великолепно! - вскричал он. - Да вы, милейший, старый и нюхавший порох борец! - Очевидно, Федоров по привычке хотел тут же произнести речь, но Булатов резко остановил его.
- А твоя мысль, Александр Степаныч, насчет объединения трудового крестьянства пришлась прямо в точку.
- Это не моя мысль. Это стародавняя думка Петра Токмакова. Мы недавно говорили с ним насчет этого. Григорий Плужников взялся написать что-то вроде программы. Я ведь, сам знаешь, - он горделиво вскинул голову, - боевик, человек дела, теоретик никудышный, а Токмакову и Плужникову все карты в руки.
- Очень хорошо, - оживленно заговорил Булатов. - Петр Иванович, ты не сможешь задержаться на день в Тамбове?
- Отчего ж, ежели, так сказать, для дела.
- И хорошо! - подхватил Булатов. - Завтра сведу тебя с Плужниковым и Токмаковым, они тоже здесь, вы вместе помудруйте над тем, что там сочиняет Григорий Наумыч. Да насчет хлебушка, насчет хлебушка, который большевики думают из вас всех вытрясти, не забудьте упомянуть. Вот так. Ну, товарищи, - он поднялся, - с вами у меня разговор окончен, теперь мы останемся с хозяином. Одну минуту, забыл кое-что сказать тебе, Александр Степанович.
Он отвел Антонова к двери.
- Слушай, Саша, ночью надо провести одну операцию. Во дворе городской управы чертова уйма винтовок, отобраны у солдат, идущих домой. Вывезти их надо сегодня же, но шито-крыто, понял? И отвезти подальше. А дня через два надо пошарить в артскладе. Людей дам. Сбор сегодня в два ночи у тебя.
Антонов молча кивнул головой и вышел. В передней одевался Сторожев. Хозяин проводил их, запер дверь и вернулся в гостиную.
- Ну те-с, любезный друг, - резко и без околичностей приступая к делу, сказал Булатов, - теперь поговорим с тобой.
Тон Булатова хозяину очень не понравился, и он прошипел что-то под нос.
- Слушай, драгоценнейший господин Федоров. Вся твоя жизнь до этого часа и все твои махинации нам досконально известны, и стоит мне пальцем шевельнуть, как завтра от тебя и всего этого, - Булатов повел рукой вокруг, - останется один прах.
- А собственно говоря, какое право, товарищ Булатов, ты имеешь так разговаривать со мной? - разъярился Федоров.
- А вот имею.
И верно, имел на то право Булатов, начальник милиции.
Прошлое и настоящее Федорова он действительно знал в малейших деталях и ни один шаг его не ускользал от внимания Булатова. Прошлое господина Федорова было не очень красивым, настоящее - тем более.
Родители готовили ему большую карьеру и определили в училище правоведения, откуда императорское правительство посылало молодых людей из родовитых и богатых семейств на высокие административные посты. Что случилось, почему молодого Федорова вдруг изгнали из привилегированного учебного заведения - никто не знал. Поговаривали, будто будущий вице-губернатор или даже губернатор участвовал в отвратительных оргиях.
Расставшись с правоведением, Федоров появился на тамбовском горизонте адвокатом, женился на молодой красивой певичке из кафешантана. Скоро звезда его воссияла. Он брался за самые рискованные дела, охотно вел запутанные процессы сельских обществ с помещиками, не брезгал скользкими бракоразводными процессами.
Со временем репутация его сильно поблекла, а потом адвокаты и клиенты стали шарахаться от него. Не случись революции, кто знает, не пришлось ли бы господину Федорову вылететь из адвокатуры, как вылетел он из правоведов.
Чем он занимался в дни Временного правительства, покрыто, как говорится, мраком неизвестности. Одно достоверно, он нисколечко от переворота не пострадал, а напротив, приумножил свое достояние, купив приличный особнячок на Тезиковской улице в глухом углу города и на славу его обставил.
В конце семнадцатого года тамбовчане прослышали, будто Федоров от адвокатских дел отказался и занимается исключительно… лошадьми. Оказалось далее, что он поступил на службу в некую Петроградскую контору Автогужтранспорта б качестве уполномоченного, отправлял из Тамбова куда следует косяки лошадей, загребая и на том немалые денежки.
Лишь много спустя узнали, что, помимо своей собственной фамилии, бывший адвокат имеет еще одну, мало кому известную, и является уполномоченным не только автогужевой петроградской конторы.
Кратко и выразительно Булатов перечислил все крупные и мелкие дела Федорова, никак его не украшающие, а тот бесстрастно сосал мундштук чубука. Когда Булатов окончил перечень прегрешений адвоката, тот, прищурив глаза, сказал несколько брезгливо:
- Вы меня, товарищ Булатов, не пугайте. И если я вам нужен, прошу выложить зачем. Вы знаете мои убеждения: я ваш.
Булатов иронически осмотрел Федорова с ног до головы.
- О твоих убеждениях, драгоценный, мы еще поговорим, - сказал он ядовито. - Впрочем, они не так уж важны.
- Ну, как сказать! - хладнокровно возразил Федоров. - Очевидно, все-таки важны, раз вы выбрали этот дом для конспиративной встречи со своими молодчиками.
- Мы выбрали этот дом, - отрезал Булатов, - не только для случайной и конспиративной, допустим, встречи с моими товарищами, но и для того, чтобы сделать этот дом отныне и навсегда нашим.
- То есть? - переспросил озадаченный Федоров.
- То есть, любезный, здесь будет конспиративная квартира центрального и губернского комитетов партии социалистов-революционеров. Здесь мы будем назначать явки, встречи нужных нам людей с тобой и без тебя, через тебя же мы будем получать и переправлять, куда нам надо, различные документы. Через тебя же, любезный, если в том окажется нужда, пойдут транспорты оружия…
Федоров, не спускавший глаз с Булатова, рассмеялся.
- Но, милый мой, для этого нужно по меньшей мере согласие хозяина этого дома.
Холодный и резкий тон Федорова не обескуражил Була-това.
- Я уже изложил, почтенный, что последует, если ты не согласишься, - угрожающе проворчал он.
- А я не боюсь ваших угроз и разоблачений! - с тем же брезгливо-высокомерным видом отрезал Федоров. - Я, милейший, попадал и не в такие переплеты, и уж лучше со мной поосторожнее. Я, знаете, тоже человек идеи.
- Знаю я твою идею! - резко ответил Булатов. - Она рублем зовется.
- Хотя бы, - огрызнулся Федоров. - У вас свои идеи, у меня свои. Да, положим, она зовется рублем. Так что из того?
Булатов разразился громовым хохотом - второй раз за этот вечер.
- Ну, если только в этой идее дело, - сказал он, отдышавшись - все проще пареной репы. Будешь получать чистоганом.
- Ввиду неустойчивости валюты, - снисходительно заметил Федоров, - предпочитаю иметь дело с золотом. Сейчас ему эквивалентны всевозможные продукты, в сыром виде предпочтительно.
- Сойдемся, - весело смеясь, бросил Булатов. - На этом мы сойдемся! Кстати, - насмешливо прищурив глаза, осведомился он, - сколько тебе платят за подобные услуги кадеты, которым ты отдал этот дом под конспиративную квартиру?
- Полагаю, они не помешают вам? - уклонился Федоров.
- Напротив. Они ведь тоже против большевиков, - Булатов осекся на полуслове, поняв, что проболтался.
- И, стало быть, ваши союзники, так, что ли? - сразу ухватился за эти слова Федоров. - И я становлюсь не только доверенным человеком вашего центрального комитета? Мне придется, как я понял, не только осуществлять связь местной организации с вашим центром, но и быть связным между возможными вашими союзниками и вами? Вы понимаете, что эта двойная работа требует иной, более высокой оплаты?
- Что ж, всякое дело требует расходов, и мы не хотим слишком прижимать тебя, - с досадой пробормотал Булатов.
- Ваше заявление совершенно удовлетворяет меня, - заявил Федоров.
- Очень хорошо. Но и у меня есть заявление, - резким и желчным тоном проговорил Булатов. - Если ты… понимаешь… если хоть один наш человек, хоть один наш документ попадет к большевикам…
- Ну, это разумеется само собой, - хладнокровно заметил Федоров. - За конспирацию отвечаю головой. Ах, - прибавил он с сожалением, - если бы я был увлечен какой-либо идеей вроде тебя, друг Булатов! Но меня одна идея греет: жить так, чтобы в самую последнюю минуту сказать себе: "А и здоровый же кусок жизни, господин Федоров, ты отхватил в этом бренном мире!" Да нет, вам этого не понять, вы человек прозы.
- Однако мне пора, - сказал Булатов; последнюю тираду хозяина он слушал, откровенно зевая. - И вот что скажу напоследок. Для нас с этого дня ты будешь Горским. Понятно? Горским.
- Какая разница! - пожал плечами бывший адвокат. - Кстати, фамилия, я бы сказал, символическая и изобличает в вас хороший вкус. Что ж, выпьем за дружбу, и да сгинут наши враги! - Федоров произнес это в патетическом тоне и, очевидно, опять хотел разразиться речью, но Булатов, чокнувшись с ним, остановил готовящееся словоизвержение.
Переведя дух, Федоров, ныне окрещенный Горским, покачивая ногой в домашней туфле, снисходительно сказал: