- А зачем? Чучело зверя - музейный экспонат, а не диссертация. За чучело не присуждают ученую степень кандидата паук.
- А по мне чучело лучше, - проворчал Мухтар. - По крайней мере, перестанут болтать всякую чушь...
Смятение в самом деле охватило аул. Хуже всего был не случай с кладовщиком - хоть и в синяках, но Раджаб жив, лежит в постели и сказывает людям сказки,- но вот уже две недели не появляется Адам! Исчез из аула, будто испарился, будто не рожала его мать-горянка на свет. А это уже серьезно встревожило Мухтара и парторга Чамсуллу, заведующего сельским магазином, худого высокого мужчину с болезненным цветом лица. Многое можно перетерпеть, но потерять жителя аула - это уж слишком! Конечно, серьезный человек не поверит в сказку о том, будто парикмахера сожрал каптар! Говорили еще, будто парикмахер сбежал вниз, убоявшись угроз сельского могильщика, угроз, которые слышали все. Но мог ли несчастный горбун так легко покинуть родную саклю, молодую жену, о которой мечтал много лет? И наконец, почему он не взял в сельсовете хоть какую-нибудь справку? Ну хотя бы о том, что он действительно горбат и родился в Шубуруме? Человек без справки - разве это человек?!
"Сельсовет Мухтар" лишился покоя. Без устали днем и ночью он справлялся везде и всюду, расспрашивал всех, кто последним видел Адама; звонил во все места, где мог бы появиться парикмахер, - ответ был один: "Не появлялся!" Наконец Мухтар обзвонил аулы, через которые проходит путь вниз, на равнину... Однако и тут отвечали: "Нет, через наши аулы горбун не проходил". Но волнение председателя сельсовета и странные слухи возбудили любопытство всего района: то и дело по телефону спрашивали, кто еще потерялся в Шубуруме и что там поделывает снежный человек. Спрашивали и смеялись.
Вот и сейчас "сельсовет Мухтар" раздраженно сказал: "Обращайтесь к нашему ветеринару Хамзату за всеми справками о каптаре. Да, да, к ветеринару!" - и повесил трубку.
- Проклятье! Скоро весь Дагестан будет смеяться...
Чамсулла беспокойно ходит взад и вперед по комнате, заложив за спину руки.
- А, шайтан! Мужчины мы или не мужчины? - возмущенно отозвался он. - Как-никак носим папахи... Что за народ! Нельзя же верить всякой чепухе...
- Верить не верить - по твоей части. Скажут: "Плохо поставлена партийная работа в ауле Шубурум". Тебе и отвечать... Меня другое волнует: с Адамом дело дрянь. Что будем делать?
- Не знаю.
- А кто знает, товарищ парторг?
- Не знаю.
- Гм. Как думаешь, неужели мог Хажи-Бекир убить Адама?
- Не знаю.
- Да что ты заладил, как ворона: карр, карр! А что ж ты знаешь, Чамсулла?
- Знаю, что, если б мы настояли на переселении, не было бы всей этой дряни...
- Во-во! А кто тебе говорил: не возись, не уговаривай стариков, решай сразу; понадобится - выселяй силком. Принуждай по-отечески, как ребенка принуждают есть кашу...
- С ума сошел, "сельсовет"? Людей надо убеждать, а не принуждать.
- Вот и доубеждались! Скорей они тебя убедят, что есть на свете снежные люди... А, да шайтан с ними, с каптарами! Что будем делать с могильщиком? Может, сообщить в прокуратуру? А? Пусть расследуют...
- А ты говорил с Хажи-Бекиром?
- Что ж говорить, все равно не скажет: "Вяжите меня, я убил!"
- Э, нет, "сельсовет"! Сам, выходит, не убежден, а хочешь ткнуть в человека пальцем: берите его за решетку! А ты сперва сам убедись, поговори, расспроси, приглядись...
- Не люблю я этого тунеядца, - проворчал Мухтар. - Молодой, здоровяк, быка свалит, а питается, как ворон, падалью...
- Эй, Мухтар, опомнись! - возмутился Чамсулла. - Это не падаль, а твои односельчане, уважаемые граждане.
- Ну да, ну да, правильно: уважаемые покойники. Ну, не тунеядец - могильщик... Искендер, ты здесь? - крикнул Мухтар.
- Тут я, - отозвался из соседней комнаты секретарь сельсовета.
- Вызови завтра ко мне Хажи-Бекира, могильщика...
И все-таки им не хотелось верить, что в Шубуруме совершено убийство. Черным пятном легло бы оно на весь аул, и сурово спросили бы с них, руководителей: мол, ослабили борьбу с пережитками, с привычкой хвататься за кинжалы, ну и все прочее...
А с другой стороны, почему так удручен Хажи-Бекир? Отчего с каждым днем он делается бледнее, рассеяннее, ходит, как тень, и теперь от него, говорят, труднее добиться слова, чем от каменного надгробия. Словно бы точит его раскаяние...
Неделю назад Мухтар и Чамсулла поручили Кара-Хартуму обшарить соседние обрывы, пропасти, скалы, ущелья, берега рек: не найдется ли следов убийства или несчастья. Ведь потерялся не баран, не буйвол, а человек! И Кара-Хартум ищет...
А тут еще Хева! Странная женщина: теперь она каждый день приходит в сельсовет справляться об Адаме, будто он был ее настоящим и давним мужем. Хеву глубоко поразило исчезновение Адама. "Неужели он убил его? Неужели бросил в пропасть или задушил? - думала она в тревоге. - За что? Сам же был виноват! Неужели этот человек оказался способным на такое злодейство? А чего хорошего ждать от могильщика?! И я до сих пор жила с подобным зверем!" В душе Хева все время укоряла, винила себя, что в ту ночь отвергла мольбы несчастного Адама бежать с ним из аула... Значит, и она толкнула его навстречу смерти... А между тем только с Адамом она впервые почувствовала себя свободно и легко, почувствовала себя человеком; даже пробовала мечтать!.. Мечтать - это же самый драгоценный дар на земле! И теперь он был в руках у Хевы.
Наконец в Шубурум нагрянула и самая старшая из семи сестер беды.
За Шайтан-перевалом... Да, за тем самым, где много лет назад у родника встретились Али-Хужа и Хужа-Али и присели подкрепиться; они макали черствый хлеб в воду, ели и разговаривали. "Скажи откровенно, - спросил Хужа-Али, - что бы ты сделал, если б тебя избрали правителем всего Дагестана? А?" - "Меня? - улыбнулся Али-Хужа. - Конечно, если бы... Я бы этот хлеб тогда не в воду макал, а в мед!.. Ну, а ты?" Крепко задумался Хужа-Али, а потом недовольно проворчал: "А что мне остается делать, когда все лучшее ты берешь себе?!" Так вот, за этим Шайтан-перевалом грозные обвалы в нескольких местах разрушили единственную проезжую дорогу, что связывала Шубурум с остальным миром. Ну и, конечно, суеверные шубурумцы приписали обвалы озорству снежного человека. Впрочем, не в слухах и сказках была беда. Перестали привозить товары в сельмаг - и прежде всего керосин, которого, как известно, в Шубуруме еще не добывают; не стало в ауле ни конфет, ни сахара, ни геджухского вина, ни табаку, что больше всего огорчило почтенных людей, не выпускавших трубки изо рта.
НА ШАЙТАН-ПЕРЕВАЛЕ
Тучи, шевелясь и толкаясь, как серые овечьи отары, сползли в ущелья и залегли там сырым непроглядным туманом. Только легкие облачка, длинные и белые, как девичий шарф горянки, то затмевают, то открывают солнце над Шубурумом. А вокруг в снежных чалмах высятся каменные бесстрастные великаны... Аул давно на ногах, люди собираются перед сложенным из красного кирпича (нарочно привезли снизу!) сельсоветом. В раскрытые окна слышны обрывки разговоров, треск пишущей машинки, телефонные звонки. У тех, кто собирается на площади, в руках лопаты, кирки, узелки, кувшины, и стоят они, как их отцы стояли на этой же площади с винтовками и узелками, ожидая, когда выйдет командир и поведет их, красных партизан, отбивать у белогвардейцев аул Маджалис...
Айшат в белом халате, живая, энергичная, краснощекая и черноглазая, осторожно пробирается среди людей к старику, что стоит, опершись на палку. Это Хужа-Али, дедушка Айшат, отец жены "сельсовета Мухтара". Прямо в руки передала ему Айшат узелок и глиняный кувшин.
- Деда, вот здесь немного хлеба и овечьего сыра, а в кувшине...
- Спасибо, спасибо, внучка! - радостно заголосил старик. - Пусть станет твоим мужем самый добрый человек на свете. Когда б ты знала, как я рад, что дожил до этих дней! Моя внучка - доктор!
Хужа-Али с гордостью и умилением смотрел на молодого врача.
- Зачем же при людях, деда... - зарделась Айшат.
- А при ком же, внучка, мне гордиться?! - удивился Хужа-Али. - В белом халате ты прямо ангел аллаха... А лекарство ты мне положила?
- Да.
- Сладкое или горькое?
- Сладкое.
- Да будет сладкой твоя жизнь, внучка! Хочешь, поищу тебе жениха?
- Лучше я сама поищу.
- Смотри-и-и! Молодые глаза легко ошибаются... Что-то под твоим окном часто стал кашлять наш коновал, коклюш его забери! Ду-урная болезнь коклюш.
Хужа-Али полой телогрейки обтер камень и сел, а кувшин поставил у ног.
- Ничего, деда, вылечим!
- Он тебе не забросил в окно свою папаху?
- Пока еще нет, - улыбнулась Айшат и отвела взгляд.
- Знай, внучка, что этот коновал из враждебного нам рода...
- Что?! - удивилась Айшат.
- Да, да, да.
- Как же так?! Зачем ты это говоришь? Тогда, выходит, и они считают нас врагами... За что же?
- Об этом знали наши предки, - торжественно произнес Хужа-Али. - Они завещали нам остерегаться этого рода. И все! А уж породниться...
- Стоит ли, деда, вспоминать старину?
- Стоит или не стоит, а ты считай, что я с тобой поговорил серьезно. Поняла?
- Хорошо, деда. Ну, я пошла: больные ждут...