- Да, да, Гаухар, кое с кем перемолвилась о Фаягуль. И с ней пыталась заговорить. Кое-что узнала. Не от нее, конечно. Сама-то она очень скрытная. И глаза у нее неприятные - так и бегают. Ничего она не сказала мне, отделалась общими словами да загадочными улыбочками. Завуч вашей школы плохо отзывается о ней: легкомысленно ведет себя, манкирует уроками, И коллеги ее такого же мнения. Сейчас она за границу поехала. Туристическую путевку ей достал родственник - Исрафил Дидаров. Вот и все, милая. Более подробно расспрашивать как-то неловко было.
Гаухар поблагодарила и распрощалась. Она, собственно, и не ждала ничего особенного от сообщения Рахимы. Просто хотела проверите свое мнение о Фаягуль.
Жара немного овала, дышалось легче. Теперь приятно было пройтись по теневой стороне улицы.
Она скользнула взглядом по витринам магазинов, по театральным афишам. Летом в Казань часто приезжают на гастроли столичные артисты, певцы и музыканты. Раньше она находила время посещать театр, и Джагфара, бывало, уговорит. А сейчас она равнодушно читала афиши.
Проходя через сквер, Гаухар решила передохнуть. Присела на одну из свободных скамеек чуть в стороне от центральной аллеи. Отсюда ей виден угол университета и просматривается почти вся главная аллея. На скамейках, разложив книжки и тетради, сидят студенты. Гаухар невольно улыбнулась. Сразу видно, что заочники. Многие из них приехали из других городов, из сел. Им даже заниматься путем негде. А в сквере при хорошей погоде в эти часы хорошо: тихо, много воздуха и света - занимайся, сколько хочешь. Впрочем, это только со стороны легко смотреть: сидят люди спокойно, погрузившись в книги и тетради. Но ведь у большинства, если не у каждого, кроме учебы есть и другие заботы. Вон молодая женщина, - наверно, и тридцати нет, - склонилась над тетрадью, развернутой на коленях, а рядом, на той же скамейке, спит ее ребенок, завернутый в пикейное одеяльце. Вероятно, издалека приехала на экзамены молодая мать, дома ей не на кого оставить ребенка. Лицо у нее миловидное, сосредоточенное, а одета она очень скромно, видно, нелегко живется бедняжке. Жалуется ли она кому-нибудь на свою жизнь? Скорее всего молчит. Ведь люди, взвалившие на себя такую тяжесть, обычно упрямы, настойчивы. Что ж, когда-нибудь минуют их трудные денечки, жизнь улыбнется им; Только вряд ли кто поведает об их мужестве, о том, какой ценой досталось им счастье. Ведь люди, которым без лишений и хлопот давалось образование, пожалуй, скажут: "В чем тут героизм? Снаряды над головой у студентов не рвутся".
Не столь уж глубоки и новы были эти мысли, а все же они приободрили Гаухар. Неужели у нее меньше стойкости, чем у других? Ведь вот эта заочница не исключено, тоже брошена мужем, однако учится, да еще ребенка воспитывает. Знать, не упала духом.
Встрепенувшись, Гаухар поднялась со скамейки, твердой походкой направилась к автобусной остановке, В автобусе нашлось свободное место. Она достала из портфеля тетради с конспектами и так увлеклась чтением, что едва не проехала свою остановку.
Дома она напекла блинов, вскипятила чайник. Но Джагфар не явился к обеду. Уже смеркалось. Гаухар включила свет, опять уселась за книги. Часа два прошли незаметно. Уже по-настоящему стемнело. С улицы через раскрытое окно доносятся ребячьи голоса. Но вот они постепенно смолкли. И прохожих убавилось, В квартире у Гаухар тихо, одиноко.
"Неужели Джагфар даже ночевать не придет?
Неужели он… - Гаухар вздрогнула, боясь закончить мелькнувшую горькую мысль. - Нет, он не должен так поступить… Все-таки где он может бродяжничать? Ведь уж очень поздно… А Фаягуль, говорят, за границей…"
Когда-то, по вечерам, стены этой двухкомнатной квартиры дышали уютом и словно бы тихонько напевали что-то. На стенах висели рисунки Гаухар, излучая мягкие краски. На выступах книжного шкафа, на гардеробе и серванте стояли красивые безделушки. Теперь все затихло, поблекло, угасло. Но ведь тепло домашнего уюта замечаешь только, в том случае, когда на душе у тебя спокойно. А теперь… Гаухар даже не включает радио. В комнатах безжизненно. Порой даже становится жутко…
Вдруг звонок. Гаухар резко вздрогнула. Кто это?.. Джагфар обычно не звонит, у него есть свой ключ.
Гаухар чуть приоткрыла дверь, удивленно и радостно воскликнула:
- Шариф Гильманович!
- Можно войти?
- Конечно! Заходите, заходите, пожалуйста!
- Здравствуйте, Гаухар. Я заглядывал к вам днем - дома никого не застал.
- Я была в институте, потом немного отдохнула в сквере… Проходите же в комнату!
Шариф Гильманович оставил шляпу на вешалке, не спеша прошел в комнату, осторожно сел на стул. Он впервые зашел к Гаухар и не то чтобы смущался, а как бы осваивался, готовясь к откровенному разговору. Оглядевшись, вдруг повернулся к примолкшей хозяйке;
- Извините, Гаухар, я, кажется, несколько озадачил вас… Если не ошибаюсь, Джагфара нет дома?
- Да, его нет, - со вздохом ответила Гаухар. - Я сейчас поставлю чай, к этому времени, может, и Джагфар придет.
- Нет, нет, не беспокойтесь! Я ведь ненадолго, не в гости. Можно сказать, по делу… - И, не дав Гаухар собраться с мыслями, сразу начал: - Если говорить откровенно, у вас, должно быть, плохо на душе?
Она ответила не сразу. Да уж чего тянуть, все равно придется правду сказать.
- Вы угадали, Шариф Гильманович, ничего хорошего, к сожалению, нет. Я сама все порывалась зайти к вам, посоветоваться, но как-то не решалась. Не очень-то легко женщине начинать разговор о некоторых вещах…
- Понимаю. Как видите, я несколько облегчил вам задачу. Знаете, я поражен был… Вот уж не думал, Гаухар, что у вас может получиться так нескладно.
- Я и сама, Шариф Гильманович, не могу опомниться. Как громом оглушило… И сейчас еще не разберусь, что произошло. Живу как во сне. Джагфару стало все равно, есть я или нет меня. Ни одного моет слова не выслушает. Если прошу: "Давай объяснимся", - только плечами пожмет или грубостью ответит. По-моему, он заранее так надумал: избегать объяснений, создать для меня невыносимые условия, чтобы поставить на колени. Скажу вам, Шариф Гильманович… - Она помолчала, словно набираясь сил, чтобы посвятить все же постороннего человека в эту страшную правду. - Я уже потеряла надежду. Ума не приложу, что мне делать… Буду откровенна до конца, Шариф Гильманович. Джагфар не верит мне. А я ни в чем не виновата. Правда, случайно я повстречала в Казани одного человека, с которым была знакома еще в юности. Он вернулся было к прежним своим признаниям. Но я твердо сказала ему, чтобы не питал никаких надежд…. Впрочем, Джагфар давно знает всю эту историю в подробностях. И никогда не придавал ей значения. Только посмеивался. И вдруг все перевернул.
Шариф Гильманович осторожно спросил:
- Этот человек где сейчас?
- Уехал.
- Куда?
- Кажется, в Ленинград. Он там живет, там и работает. По крайней мере, он так говорил.
- Кем работает? Инженером на стройках.
- Извини, Гаухар, но раз уж начали, позволь спросить: ты в девичестве любила его?
- Нет, Шариф Гильманович, мы просто дружили. Только и всего. И опять же - Джагфар знал об этом…
Было уже около одиннадцати. Долго разговаривали, а Джагфара все не было.
Как ни умело, как ни осторожно выспрашивал Шариф Гильманович, стараясь выяснить все обстоятельства печальной истории, Гаухар не сказала о муже ни одного порочащего слова. Только под конец, покраснев, обмолвилась: "Не исключено - Джагфару приглянулась другая женщина. - И сейчас же оговорилась - Впрочем, это не моя, а его тайна. Вот если бы, Шариф Гильманович, вы сами поговорили с ним, это другое дело". По всему видно было: Гаухар не перестала любить мужа, все еще оберегала его честь, хотя и глубоко оскорблена им. Нельзя было не поверить в ее искренность. На том и закончился этот трудный разговор.
Гаухар пообещала Шарифу Гильмановичу зайти к нему в школу, продолжить беседу, если у нее возникнет надобность.
- Конечно, зайди. Вместе подумаем, посоветуемся. Я готов переговорить с Джагфаром. Но сама понимаешь - он может уклониться от этого щекотливого разговора. Это его право.
- Я понимаю.
- Доброй ночи, Гаухар.
- Спасибо, Шариф Гильманович. И вам доброй ночи.
Закрыв дверь, Гаухар продолжала стоять на пороге, прижав ладони к пылающим щекам. Значит, в школе уже знают о ее позоре! И, конечно, не все могли поверить в ее невинность, Так всегда бывает. Но кто пустил слух? Скорее всего, та же Фаягуль Идрисджанова. Да разве важно, от кого пошла болтовня? Говорят о позоре Гаухар - вот что главное.
15
Потемки освещены электрическими фонарями. Из окна виден угол двора и край улицы. Вон идет Джагфар. Высокий, широкоплечий. Он в плаще, без шляпы. Черные волосы гладко зачесаны назад, поэтому голова кажется маленькой в сравнении с широкими плечами.
Миновав край улицы и угол двора, Джагфар пропал из виду. Но Гаухар знает: сейчас он открыл парадную дверь, поднимается по лестнице на третий этаж…
Джагфар прошел прямо на кухню. Там он задержался, - возможно, решил приготовить себе чай или же просто выжидал, чтобы как можно дольше не заходить в комнату.
Гаухар все еще сидит в кресле возле окна. У нее нет сил даже подняться с места. "Сегодня все должно быть сказано. Наша семейная неурядица получила огласку. И теперь медлительность, неопределенность еще больше очернит меня". Гаухар хотела бы отдалить страшные минуты, а сама повторяла мысленно: "Да, да, надо уйти! Сегодня же, сейчас уйти! Но куда?.. Не все ли равно. Хоть на скамейку в сквере, только бы не унижаться больше".
Конечно, решение это было выстрадано раньше, а сейчас оно оформилось окончательно. Все внутри переполнено горечью, обидой, сознанием втоптанного в грязь достоинства.