Только Пашку такой поворот, кажется, не обрадовал. И он какое-то еще время сидел, не выпуская из рук горящей лучины, то ли забыв о ней, то ли не желая гасить.
- Смотри, опять пальцы ожгешь! - предупредил острый на язык Витюха. Пашка молча задул ненужную теперь лучину и встал, чувствуя себя тоже ненужным более, насмешливо и грубо отодвинутым в сторону… Подумал с горечью: да ведь ей, Татьяне-то Николаевне, поди, и неважно, кто тут сидел подле нее и жег лучину? Пашка вздохнул и, подавляя в себе обиду и стыд, прошел в самый конец и сел на последнюю парту, опустив голову.
А Барышев между тем говорил:
- Ну вот, при таком-то свете и книжки читать способнее, и с глазу на глаз поговорить… Вот и давайте поговорим, - вышагнул вперед и стоял теперь посреди класса, заложив за спину руки, точно учитель перед учениками. - И перво-наперво вот о чем. Хочу вас просить: давайте, как говорится, полюбовно объединимся и будем работать сообща. А два общества нам ни к чему.
- Дак это что, Илья Лукьяныч, - спросил Витюха, посмеиваясь, - похоже, вы сватать нас пришли? А приданое-то будет?
- А как же! О том и речь, - не растерялся Барышев. - Вот послушайте, - искоса глянул на учительницу, как бы и ее призывая в свидетели. - Послушайте, что я скажу. А скажу я вот что: общество без средств - не общество. Какое ж то общество, если оно не имеет денег на керосин? Это я не в упрек, - предупредительно поднял руку, - и не в обиду вам говорю. Так что погодите перебивать. А то вон Витюха, гляжу, и рот уже раскрыл.
- Дак это я от ваших сладких посулов, Илья Лукьяныч, рот-то растворил, - ответил Витюха. - Аппетит разыгрался. Никак не дождусь, чего вы нам еще подкинете. За керосин спасибо, конешно.
- Тихо, прошу вас, - мягко сказала и чуть улыбнулась при этом Татьяна Николаевна. - Давайте послушаем.
Барышев подождал.
- Так вот я и говорю: общество у нас культурно-просветительное, как же ему без средств? Никак. А на что построишь библиотеку-читальню, скажем, или народный дом? На какие такие шиши? И не смотрите на меня такими глазами: чего это он, мол, тут мелет, Барышев… Нет, говорю правду. Все это возможно. Только при одном условии: если вы меня поддержите.
- Что же вы предлагаете? - поинтересовалась Татьяна Николаевна. Барышев помедлил:
- Предлагаю купить мельницу.
- Мельницу?! - воскликнул кто-то удивленно и, не выдержав, засмеялся. А Витюха Чеботарев не преминул вставить:
- Это что же, на мельнице-то, под стук жерновов, мы будем громкие читки устраивать да спектакли ставить?
- Мельница, ясное дело, не для спектаклей. На мельнице зерно молоть способнее, - терпеливо объяснял Барышев. - А за помол, как известно, плата хорошая взымается. Около рубля с пуда по нынешним расценкам. Да гарнцевая прибавка. Вот вам и денежки!
- Дак мельницу ж еще купить надо.
- Ясное дело, даром ее не дадут. Есть тут одна на примете. Шубинский мужик продает.
- И сколько он за нее?
- Восемь тыщ просит.
- Ого!
- А вы не пугайтесь. Глаза боятся, а руки делают. Тыщи три-четыре можно взять в кредит, остальные из своих вложу. Дело выгодное.
- Смотря для кого, - подал голос Пашка. - Мельница-то чья будет?
- Общая. Исполу будет содержаться, на паях. Стало быть, половина дохода обществу пойдет…
- А другая половина кому?
- Там видно будет. Не о том сейчас речь.
- А не получится так, что вторая-то "половина" больше окажется? - поддел Витюха. Это уже было слишком Барышев даже покраснел от возмущения:
- Половина - она и есть половина. А вы, гляжу я, не поняли моих намерений. Извиняйте в таком разе, - повернулся к учительнице. - Очень сожалею, Татьяна Николаевна, что и вы меня не поддержали.
- Отчего же, лично я не против библиотеки и народного дома, считаю, что и школу давно пора построить в Безменове. Только что может сделать наш кружок? Средств мы, действительно, не имеем. Даже на керосин. Идея с мельницей, может, и хороша, да не по карману.
- Деньги - не ваша забота.
- Да, да, разумеется. Хотя, по правде сказать, есть изъян и в вашей идее. Нельзя смешивать культурно-просветительную работу с коммерческими делами…
Барышев холодно и насмешливо посмотрел на учительницу, густые ползучие брови его дернулись и сцепились над красным бугристым переносьем, и он, утрачивая прежнюю свою солидность и уравновешенность, медленно, сквозь зубы процедил:
- А мне кажется, Татьяна Николаевна, хоть вы и образованная, не нам чета, а текущего момента не понимаете. Просветительство без денег - пустое занятие. И еще скажу: боитесь вы, Татьяна Николаевна, упустить из рук занятие свое…
- Да что вы такое говорите? - вспыхнула Татьяна Николаевна. - Какое занятие?
- Боитесь, боитесь, - жестко и с каким-то даже наслаждением повторил Барышев. - Вот и забиваете им головы разной чепухой, - кивнул на сидевших в классе парней и девчат. - А предлагают вам дело, вы руками и ногами отбиваетесь. Ну, глядите, только не проглядите… Жалеть будете потом.
И вышел, хлопнув дверью.
Мельницу Барышев так и не купил. Видно, были на то свои причины. А вот мысли о том, чтобы вырвать из-под влияния учительницы безменовскую молодежь, особо парней, Илья Лукьяныч не оставлял и делал для этого все возможное. Правда, с закрытием школы у него получился перебор, тут поступил он, пожалуй, опрометчиво - погорячился и оплошал. Силы свои переоценил. Но в тот момент, когда решался на этот шаг, думал об одном: поставить шантрапу безменовскую на место, показать, кто он есть среди них, Барышев, чтобы высоко не заносились. Да, видно, самого занесло.
Когда Степан и Пашка подошли к школе, шуму там было, хоть уши затыкай. Вверху, над старой кряжистой ветлой, гомонили ошалело галки, гоняя по кругу залетевшую, должно быть, ненароком ворону, и та, злобно отбиваясь и каркая, никак не могла вырваться из этого круга Перья летели от нее и сыпались вниз…
А подле крылечка, на рыжей проталине, толкались мужики, размахивали руками и громко о чем-то спорили. Степан подошел и, сдержанно усмехаясь, поинтересовался:
- Что за шум, а драки нет?
- Только и осталось пустить в ход кулаки, - разгоряченно отозвался Митяй Сивуха.
- Кулаками размахивать ума не надо, - затравлено зыркая по сторонам, сказал Барышев. Случайно, а может и не случайно стоял он не рядом со всеми, а на ступеньке крыльца, возвышаясь таким образом над остальными, и Степан посмотрел на него через головы мужиков, топтавшихся на мокрой осклизлой подталине, и подумал, что нет, не случайно Илья Лукьяныч оказался выше других - без расчета он ничего не делает. Значит, и ему, Степану Огородникову, тоже действовать надо с расчетом. И решительно.
Степан твердым шагом, будто не следы оставляя на талом снегу, а печати, прошел к крыльцу, поднялся не на первую ступеньку, где стоял Барышев, а на вторую - и оказался таким образом выше его на две головы.
- Ну, так что здесь происходит? - глянул на мужиков.
А ты вон у него спроси! - Митяй мотнул облезлым треухом в сторону Барышева. - Пусть он и разъяснит все.
- Нечего мне разъяснять. Отчет давать о своих делах я не собираюсь.
- Речь, как я понимаю, не о ваших делах, а о вашем самоуправстве, - сказал Степан. Барышев повернулся к нему и как-то враз сник, точно в самом деле убавился в росте. Привык смотреть на людей свысока, а тут… Какаято чепуха! Неужто и он, Барышев, навроде той вороны среди этих горлопанов, готовых чего доброго и с кулаками накинуться. Ну нет, он пока еще в силе. А птицы, слава богу, есть посильнее вороны - и летают повыше.
- Никакого самоуправства тут нет, - ответил зло и хмуро. - Могу я в своем хозяйстве сам разобраться? Или, по вашему, не имею такого права?
- Речь не о вашем хозяйстве, о нем, придет время, мы еще поговорим. Речь о ваших незаконных действиях. Кто дал вам право школу закрывать?
- Так разве ж я закрываю?
- Но дом забираете…
- Дом забираю, потому как он мой. И давал я его на время.
- А почему вы решили, что время вышло?
- Стало быть, вышло, коли говорю.
- Нынче время устанавливаем мы, а не вы, гражданин Барышев. Вот это прошу запомнить.
- Но дом-то мой… так что школу извольте перевести.
- Куда? Куда ты ее переведешь так сразу? - спросили разом и вплотную придвинулись мужики. А Митяй даже привстал на ступеньку одной ногой, и треух его мотался на уровне барышевского плеча.
- Это не моя забота. Решайте.
- Послухай, сват… черту брат! - ерепенился Митяй. - Ты задумал итить супротив народу, а супротив народу итить - все одно што супротив ветру плевать. Гляди, утираться не успеешь.
- Это ты народ, что ли? - презрительно глянул на него Барышев.
- А кто ж я, по-твоему, кто? - наседал Митяй.
- А я кто? Ишь, они - народ… а я кто?
- Кровопивец - вот ты кто! - нашелся Митяй.
- Добрячком прикидывался, - подал голос Витюха Чеботарев. - Мельницу собирался для общества завести.
- Ну, ты, пащенок! - злобно глянул Барышев. - Не твоего ума это дело. Молод еще.
- Чего ж ты тогда к нам приходил? - вступился за товарища Пашка. Они стояли с Витюхой рядом, плечистые смуглолицые, оба чем-то друг на друга похожие. - Разговоры вел.
- Приданое обещал, - засмеялся Витюха. - Гарнцевую прибавку…
- Ну, все. Все! Хватит митинговать, - сказал Степан и повернулся к Барышеву. - А вас, Илья Лукьяныч, предупреждаем: школу не трогайте. А попробуете силой - пеняйте на себя…
- Позвольте… позвольте! - задохнулся Барышев от злобы и бессилия. - А кто дал вам право чужим добром распоряжаться?