- Дегтярь прав, - вставил слово Иосиф Котляр. - Мало знать, какое место занимает человек в доме: надо знать, какое место он занимает по всей Одессе, - от Пересыпи до Товарной.
- Подведем опять итог, - сказал Иона Овсеич. - Актив и жильцы дома за то, чтобы гражданку Орлову переселить в комнату ныне покойного Киселиса и решить этот вопрос до 12 декабря, то есть до выборов.
Дина Варгафтик, хотя никто ее не уполномочил, предложила голосовать. Дегтярь тут же ответил ей, что в данном случае это будет формализм, а формализм - это для формалистов и бюрократов, то есть на руку врагам советской власти.
Пока Иона Овсеич давал свое объяснение, мадам Малая подошла к детям, обняла одного, другого, третьего, сказала что-то на ухо и объявила к сведению всех присутствующих: Ося Граник продекламирует стихотворение Джамбула "Закон".
Ося вышел на середину комнаты, повторил название, фамилию автора - "Закон", стихотворение Джамбула Джабаева, - и громко, задыхаясь, как после долгого бега, закричал:
Много законов я в жизни знал:
От этих законов согнулась спина,
От этих законов слезы текли,
Глубокие складки на лбу залегли!
Потом, читая про законы аллаха, Аблая и кровавого Николая, он немного успокоился и, хотя в конце опять закричал, но это был уже не прежний, когда не хватало дыхания, крик, а просто очень громкая, как на вечере юных пионеров, декламация.
Я славлю великий советский закон -
Закон, по которому радость приходит,
Закон, по которому степь плодородит,
Закон, по которому все мы равны
В созвездии братских республик страны!
Дети зааплодировали первые, но взрослые быстро взяли свое, а Иосиф Котляр кавалерийским голосом стал требовать "бис!" Клава Ивановна закрыла ему ладонью рот и дала слово Аде Лапидису: стихотворение "На майдані, коло церкви, революцiя iде", автор Павло Тычина.
После Ади Лапидиса опять выступил Ося Граник: в этот раз он читал стихи собственного сочинения - про товарища Сталина и про Испанию. В стихах про Испанию говорилось, как бандиты-фашисты убивают детей, стариков и женщин, как они бросают бомбы на мирные города и поля, где крестьяне и батраки собирают по зернышку свой хлеб, чтобы не умереть с голоду. Клава Ивановна все время качала головой, по щекам у нее катились большие слезы, и она забывала вытереть их, хотя держала платок в руках.
Когда Ося кончил, она подошла к нему, поцеловала в лоб, а Иона Овсеич крепко пожал ему руку, спросил, какие у него отметки по русскому языку, арифметике, природоведению, и велел учиться только на пятерки. Ося сделал пионерский салют, повернулся кругом и стал на свое место в строю.
- Ефим, - сказала Клава Ивановна Осиному папе, - откуда у тебя может быть такой сын? Товарищи избиратели, я вас спрашиваю: откуда у него может быть такой сын?
Товарищи избиратели засмеялись, а Граник почесал средним пальцем свою плешь и ответил, пусть поинтересуются у его Сони, она лучше знает. Но если говорить начистоту, так он, Ефим Граник, тоже придумывал в свое время стихи, только время было не то. Дети, которые много раз слышали про то время и видели в кино, стояли молча, а взрослые тяжело вздыхали, как будто до сих пор оно давило им на затылок и грудь.
- Ладно, - поставил точку Иона Овсеич, - что было, то сплыло: одними воспоминаниями долго не проживешь. Товарищи, у кого будут еще вопросы? Если вопросов нет, можно идти по домам, а на следующей неделе проведем контроль, как обстоит с Положением о выборах: все усвоили или надо кое-кого подтолкнуть.
На следующей неделе выяснилось, что контроль придется отложить еще на шестидневку, так как с выполнением плана на фабрике получился прорыв, органы арестовали главного инженера Дробниса, последователя и, кстати, однофамильца известного врага народа, теперь Иона Овсеич должен был сидеть на производстве день и ночь. Что касается переселения Ляли Орловой, то с этим тоже вышла небольшая загвоздка: Сталинский райсовет имел свою кандидатуру на жилплощадь покойного Киселиса и держался за комнату обеими руками.
- Надо было хорошо ударить кулаком по столу, - сказал Иона Овсеич, - тогда они поймут.
Клава Ивановна ответила, что она ударила, кулак у нее болит до сих пор, но без председателя райсовета тут не обойдется.
Дегтярь согласился: без предрика не обойдется, он позвонит ему прямо с фабрики. А Клава Ивановна, со своей стороны, должна пробиться к нему в кабинет и поставить в известность насчет поведения его жилотдела, который занимается произволом и допускает политическую близорукость.
Сделали, как договорились: Клава Ивановна как раз начала разговор про близорукость и произвол жилотдела, когда зазвонил телефон, и предрайсовета сразу, по первому слову, узнал голос Дегтяря.
- Слушай, Иона, - сказал он, - давай без дыма, а то у меня времени в обрез. Тут сидит твой актив и требует комнату для какой-то Ляли Орловой с табачной фабрики. А мой жилотдел волынит. Я хочу знать точно: надо вкрай или можно трошки подождать? Я лично за то, чтобы подождать.
- Он за то, чтобы подождать! - возмутилась Клава Ивановна. - Ему русским языком объясняют, что человеку льется на голову, а он: подождать!
- Дегтярь, - засмеялся в трубку председатель, - она из меня форшмак делает. Слушай, отдай ее мне в аппарат. Эге, секретаршей. Ладно, пусть будет не по-вашему, не по-нашему, я пришлю комиссию. Не, не, полная объективность - никакой подсказки, никакого нажима.
Люди попались очень приличные, и Клава Ивановна, хотя вначале рассердилась на председателя, теперь была даже очень довольна, потому что все получилось на большой государственной ноге. Комиссия в тот же день решила в пользу Ляли Орловой и велела выдать ордер. Ляля, когда вернулась со смены и узнала, сама прибежала к мадам Малой, бросиласп ей на шею и расплакалась.
- Перестань плакать, - сказала Клава Ивановна, - и не надо мне твоих спасибо. Некоторые в нашем дворе сомневаются, что ты уже совсем остепенилась, а я не сомневаюсь. Я тебе верю, как самой себе.
- Господи, - пришла в ужас Ляля, - как им только не стыдно! Клавочка Ивановна, я буду такая хорошая, такая хорошая…
- Перестань, - остановила ее мадам Малая, - держи себя в руках, и пусть никто не показывает на тебя пальцем. А теперь у меня к тебе вопрос: как ты посещаешь кружок политграмоты на фабрике?
- Что значит, как? - Ляля немножко смутилась. - Если есть занятие, я прихожу, если нет занятия, я не прихожу.
Клава Ивановна сказала, что такой ответ ей не нравится: когда у человека ясно в жизни, у него ясно в голове. Кроме того, есть на фабрике занятие или нет, надо приходить на консультацию в форпост, потому что фабрика фабрикой, а дом домом.
- Господи, - Ляля прижала руки к груди, - кто же против! Наоборот, мне самой интересно знать, что говорит Иона Овсеич, что говорит доктор Ланда и Лапидис. Клава Ивановна, это правда, что Лапидиса папа приехал прямо из Греции? А насчет Ани Котляр, что Лапидис имеет к ней чувство, правда или просто выдумали?
- Ты хочешь, чтобы я тебе сразу ответила или немножко подождешь? Во-первых, запомни; в чужую жизнь я не вмешиваюсь. Во-вторых, если тебе так не терпится, зайди сама к Лапидису домой и спроси: "Вы имеете чувство к Ане Котляр или это одна брехня?"
- Ой, - испугалась Ляля, - он же меня просто вы гонит!
- Не волнуйся, - сказала Клава Ивановна, - Лапидис не такой дурак.
- Хи, - застеснялась вдруг Ляля, - все говорят, что у меня ветер в голове, как у девчонки. Клава Ивановна, у меня такое чувство, вроде я ваша дочка, а вы моя родная мама.
- Ой, Орлова, Орлова, - погрозила пальцем мадам Малая, - я тебя вижу насквозь.
Ляля засмеялась, соединила два мизинца, свой и Клавы Ивановны, и громко прошептала:
- В мире, в мире - навсегда, в ссоре, в ссоре - никогда!
За истекшую неделю прорыв на фабрике в значительной мере удалось ликвидировать, и теперь Дегтярь мог провести намеченный контроль среди избирателей. Однако сначала, сказал Иона Овсеич, он хочет доложить избирателям и всем жильцам, что вопрос о предоставлении Идалии Орловой жилплощади решен положительно во всех инстанциях: в данный момент она может получить ключи и ордер в собственные руки.
- Просим товарищ Орлову подойти к столу, - объявил Иона Овсеич, - пусть все будет при свидетелях, а то она еще потеряет ключи и заявит, что не давали.
- Пусть потеряет! - крикнул Ефим Граник. - Комната не беспризорник - найдем и папу, и маму.
Клава Ивановна приказала Ефиму не умничать и помолчать, потому что сегодня не ему справляют именины, и все хотят услышать голос Ляли Орловой.
- Я не умею, - сказала Ляля. - Но пусть вам всем будет так хорошо, как мне. И я вас всех люблю.
Ионе Овсеичу не очень понравилась Лялина речь: никто не ждал от нее, как от Цицерона, но пару слов, когда тебе дают ордер на комнату и ключи, можно было найти. Он подождал еще минуту - может, она все-таки найдет, - но Орлова просто стояла и улыбалась, и Степа предложил кончать с этим: дали человеку комнату - и ладно.
- Хомицкий, - нахмурился Иона Овсеич, - от тебя меньше всего мы могли ожидать. Ты сам три года был на гражданской войне, и за все, что ты сегодня имеешь, в том числе квартиру, не жалел крови и самой жизни, а ей дает из своих рук советская власть и не требует, чтобы она подставляла голову под пули и клинок. Она даже в райсовете не переступила порога своей ногой: как говорится, поднесли на блюдечке.
Степа махнул рукой, а Иона Овсеич обратился к Малой и сказал, что в одном отношении он все-таки прав: мы должны были заранее поработать с человеком, подготовить его к выступлению, а не полагаться на самотек.
- Откуда ты взял, - удивился Степа. - Я не говорил.