- Не надо отнекиваться, - подмигнул Дегтярь, - я по лицу видел, какие мысли у тебя в голове.
Степа ответил, если по лицу, тогда совсем другое дело, и пообещал, что в следующий раз захватит с собой зеркало: ему тоже интересно сравнить, какие мысли у него в голове и какие на лице.
- Овсеич, - хлопнул себя по колену Иосиф Котляр, - Степан не такой дурак, как ты думаешь!
Избиратели засмеялись, Иона Овсеич подождал несколько секунд, поднял палец и громко произнес:
- Пошутили - хватит, а теперь, товарищи избиратели, перейдем от шутки к делу. У меня есть к вам вопрос: почему Верховный Совет СССР будет состоять из двух палат? Для чего это надо? Или, может, наоборот, не надо и достаточно одной палаты?
- Овсеич, - засмеялся Ефим Граник, - что у тебя за манера: сначала перевернуть вопрос с ног на голову, а потом пусть другие перевернут обратно - с головы на ноги.
На такие слова Дегтярь имел полное право обидеться, но он не обиделся, он ответил Гранику строго по существу: политика и государственное устройство - такая сложная штука, что не всегда сразу видно, где голова, где ноги, а где хвост. Недаром в народе говорят: просунуть хвост, где голова не лезет.
- Это правильно, - подтвердил Ефим, - это очень правильно.
- Ну, - вмешалась Клава Ивановна, - тебе ответили на твой вопрос, а теперь ты отвечай: почему две палаты, а не одна?
- Почему две, а не одна? - повторил Ефим. - Я лично бы сделал одну: там сидят рабочие и крестьяне - здесь сидят рабочие и крестьяне, там трудящиеся - здесь трудящиеся. Что они не поделили между собой?
- Так, - Иона Овсеич забарабанил пальцами по столу, - так. Кто еще хочет? Дина Варгафтик хочет.
Дина Варгафтик сказала, что она не хочет и не поднимала руку, но, так как Дегтярь уже назвал ее, она ответит. В СССР живет много разных национальностей, народов и нацменов, особенно в Средней Азии и на Кавказе. С одной стороны, у всех общие интересы, с другой стороны, каждый имеет свой интерес. Значит, палата Союза - это общие интересы для всего СССР, а палата Национальностей - это, где каждый имеет свой интерес.
- Допустим, - прищурил правый глаз Иона Овсеич. - А как же соединить все вместе?
- О, - вскочил Граник, - я же говорил, что две палаты много.
- И все-таки, - опять прищурился Иона Овсеич, - имеются налицо две палаты. Как же быть с ними? Распустим одну, товарищи избиратели?
Товарищи избиратели сказали, что на такой вариант они не согласны: раз правительство и товарищ Сталин назначили две палаты, значит, надо две.
- Ладно, - Иона Овсеич поднял руку ладонью вперед, - не будем гадать. Отвечаю на поставленный вопрос: коль скоро между обеими палатами возникают разногласия, предусмотрены, во-первых, смешанные комиссии, а во-вторых, совместные заседания. Таким образом, хотя теоретически возможно, но на практике полностью исключается, чтобы не могли договориться. Варгафтик, тебе ясно? А тебе, Граник?
Дина сказала, что ей лично было ясно и раньше, а Ефим заявил, что такие вопросы он на ходу не может решать и ему еще надо подумать.
Как образуются избирательные округа, почему в одном случае депутат выдвигается от трехсот тысяч населения, а в другом - от республик и нацобластей, кто главнее, Совнарком или Верховный Совет, и будет получать депутат зарплату или не будет - на все эти вопросы были даны исчерпывающие ответы, в заключение Иона Овсеич прямо сказал, что сегодня он доволен, а главное, была высокая активность, и 12 декабря, когда советский народ пойдет с бюллетенями к избирательным урнам, в нашем дворе никто не подкачает. Правда, по одному пункту у всех осталась досада: товарищ Сталин дал свое согласие баллотироваться по Сталинскому избирательному округу города Москвы, хотя Сталинский избирательный округ Одессы сохранял надежду до самого последнего дня.
Двенадцатого декабря, ровно в шесть часов утра, когда радиостанция имени Коминтерна заиграла "Интернационал", открылись двери форпоста, и Дегтярь с Клавой Ивановной стали по обе стороны, чтобы люди могли свободно пройти к своим кабинам и урне. Кабины были занавешены плотным ситцем, избиратель имел полную возможность вычеркнуть депутата или, наоборот, записать другого, который ему больше нравится, но большинство даже не хотело подходить к кабинам, а прямо с бюллетенями направлялись к урне.
Первый зашел в кабину Степа Хомицкий, за ним, в ту же самую, протиснулся Граник. Иона Овсеич потребовал, чтобы Ефим немедленно вышел: вдвоем категорически запрещается - никто не должен знать, за кого голосует другой.
- Что значит другой! - возмутился Граник. - Это мой самый близкий человек, я от него не скрываю.
- Даже брат, даже родной брат, - сказал Иона Овсеич, - не имеет права: Конституция гарантирует тебе, и мне, и ему, и пятому, и десятому строгую тайну голосования.
- Хорошо, - уступил Граник, - я с ним посоветуюсь, а потом перейду в другую кабину.
Иона Овсеич опять повторил насчет тайны голосования, но в этот раз он не успел закончить: Клава Ивановна зашла в кабину, выгнала оттуда Ефима и потребовала, пусть перейдет рядом и сидит там хоть до двенадцати ночи - в двенадцать участок закрывается. Даже после этого Ефим продолжал упираться, пока Степа сам не намекнул, что хочет остаться один.
Перейдя в кабину рядом, Ефим постучал в перегородку и спросил Степу, он уже или еще думает.
- Избиратель Граник, - напомнил Иона Овсеич, - переговариваться нельзя: только карандашом.
Ефим сидел в своей кабине четверть часа. Слышно было, как скрипит стул, вроде у человека сильная тревога на душе, и Клава Ивановна два раза поинтересовалась через занавеску, хорошо ли он себя чувствует и что ему принести на третье: рицинку или пурген.
Оба раза Граник отвечал, что категорически требует не мешать, и оба раза Дегтярь брал его сторону.
Возле урны Ефим развернул свои бюллетени, тщательно осмотрел, сложил вчетверо и с силой протолкнул в щель. Затем он пожал руку Дегтярю, немного задержал ее и громко спросил:
- Овсеич, если весь двор и вся улица запишут тебя в бюллетень, в газете будет сообщение?
- Обязательно.
- Тогда еще один вопрос: а если за тебя будет один голос?
- Тогда, - Иона Овсеич на секунду призадумался, - об этом будет знать только хозяин бюллетеня, если он, конечно, не болтун и умеет держать язык за зубами.
- Он не болтун, - сказал Граник, - можешь мне поверить.
В малом форпосте райпищеторг поставил на день выборов свой буфет, чтобы избиратели могли сэкономить время и не бегать в магазин. В продаже была чайная колбаса, свежий салат из картофеля и бурака на подсолнечном масле, холодец из свиных ножек и житные пряники. Кроме того, были греческие маслины, полкило в одни руки, и керченская селедка. Селедку отпускали сначала по целому кило, но каждый, когда берет, думает, что он последний, а другому уже не надо, и Клава Ивановна, хотя кой-кому пришлось не по вкусу, приказала давать в одни руки две штуки, не больше. Буфетчица сказала, что от своего начальства такого приказа не имела, но Клава Ивановна показала рукой на избирателей, которые стояли в очереди, и ответила:
- Вот твой главный начальник!
Буфетчица сделала удивленное лицо и спросила, а где у этого начальства печать, чтобы можно было поставить на справке.
- А где у него была печать в семнадцатом году? - спросила Клава Ивановна, и буфетчица сказала, хорошо, хорошо, она не возражает, а люди смеялись и объясняли один другому, что надо разговаривать, как мадам Малая, - тогда всегда и везде будет порядок.
Пока Ефим сидел и думал над своим бюллетенем в кабине, Степа успел сходить в гастроном на Тираспольской площади и вернуться обратно. Из кармана пиджака у него торчали два мерзавчика, один на себя и один на Ефима. Когда опрокинули по стопке, Степа сказал, что надо поднести Дегтярю и Клаве Ивановне, а то люди здесь с ночи и не имели крошки хлеба во рту.
Иона Овсеич отказался наотрез, кому праздник, а Дегтярю еще целый день саночки возить, Клава Ивановна тоже отказалась, но в конце концов согласилась взять один наперсток и пожелала, чтобы наши люди всегда жили не хуже и чтобы наши дети никогда не знали войны.
Степа сказал, что за все сразу пить не полагается, но для мадам Малой они готовы сделать исключение.
- Не надо исключений, - возразила Клава Ивановна, - за наших детей, чтобы они никогда не знали войны, можно повторить отдельно.
Когда повторили, Клава Ивановна вспомнила про патефон и сунула Ефиму ключи от своей квартиры: патефон он сам увидит, а пластинки в фибровом чемодане на этажерке. Чемодан пусть несет осторожно, а то из пластинок могут получиться дребезги.
Ефим сбегал в два счета, но на обратной дороге столкнулся возле форпоста с Ионой Чеперухой, который потребовал, чтобы ему доверили крутить патефон.
- Нет, - категорически сказала Клава Ивановна, - сначала протрезвись - тогда посмотрим.
- Малая, - обиделся Чеперуха, - когда голосовать, так я трезвый, а когда крутить патефон, так я пьяный! Значит, твой патефон - это главнее, чем выборы. Ефим, ты будешь свидетель.
- Босяк, - Клава Ивановна стиснула зубы, - иди до мой и проспись, а то со своими разговорами ты попадешь в другое место.
Патефон поставили на тумбу, где раньше был вазон с фикусом, а пластинки положили на полочку, так что получилось очень удобно. Сначала завели "Кукарачу", потом "Широка страна моя родная", потом "Хорошо, когда работа есть".
- Овсеич, - спросила Клава Ивановна, - как тебе нравится Франческа Гааль?