Она убедилась наконец, что я - это я, что пришел я от самого Власова, с его личным заданием.
Мы сели в лифт и поехали на шестой этаж. А через несколько минут компас уже был у меня в руках: кругленький, отполированный такой… Я на обратном пути все время его поглаживал.
Снова я прошмыгнул проходными дворами, перелез через ворота. И, запыхавшись, примчался домой. Но там никого не было…
Я не поверил своим глазам. Заглянул под стол, за буфет, за книжный шкаф.
Никого не было.
Как же так?
Наверно, Майка сказала Власову что-нибудь… чего он не мог стерпеть и ушел. Нельзя было оставлять их вдвоем! Нельзя!
Куда же бежать? Где искать Власова?
Я решил все-таки ждать дома: может быть, он вернется?
А чтобы время шло побыстрее, я сел и написал в своем дневнике обо всем, что сегодня случилось.
* * *
Ждал я долго.
Я успел описать в дневнике все, что случилось со мной утром и днем. Потом я написал на отдельном листке сообщение о том, что мы с Власовым первыми среди всех людей на земле провели целый день и целую ночь на острове Футбольного Поля.
Я запихнул эту бумажку в пустую бутылку из-под "Ессентуков", которые мой папа пьет перед обедом, а Власов все не возвращался…
Наконец раздался звонок. Я бросился открывать дверь. Это была Майка. Но я сперва даже с трудом узнал ее: Майка была какая-то странная. Сказала мне спасибо за то, что я открыл ей дверь.
Раньше она никогда ни за что меня не благодарила.
- Ты один, Кешенька? - спросила она.
Я чуть не упал… Всегда я был просто Кешкой, иногда даже Иннокешкой, потому что полное мое имя - Иннокентий. "Наверно, замаливает свои грехи! - решил я. - Выгнала Власова, а теперь опомнилась и подлизывается. Ничего у нее не выйдет!.."
- Ты сказала Власову такое… что он из-за тебя ушел, да? Сознайся!
- Из-за меня ушел? - с глупой какой-то улыбочкой переспросила Майка. - Скажи лучше, что он из-за меня пришел!
- Куда?
- Сюда, к нам.
- Когда?
- Ну, примерно дней десять назад… Точно уж я не помню.
- Ха-ха-ха! Ты с ума сошла, что ли? Он сначала пришел помогать мне! По физкультуре… Говори: куда он ушел отсюда?
- Туда же, куда и я.
- Куда и ты?
- Ну конечно. Мы оба пошли в кино.
- В кино?! Но ведь он же послал меня за компасом!
- Это потому, что, когда ты вернулся из школы, он еще не успел уговорить меня. Я сперва отказывалась идти…
- И он тебя уговаривал?!
- Ты не сердись, пожалуйста. Ты еще этого не понимаешь.
- Врешь! Все ты врешь! - крикнул я.
И почему-то со злостью посмотрел на портрет своей бабушки, с которой, как говорили, в нашей семье пошли красавицы по женской линии.
Я схватил со стола компас…
А через несколько минут я уже мчался теми же самыми проходными дворами, что и днем. И перелезал через те же самые ворота.
Дверь мне открыл Власов.
- Ты был с ней в кино? Это правда? - прямо с порога спросил я его.
- Погоди… Я сейчас тебе все объясню.
- Ты из-за нее пришел к нам, да? Никто тебе заниматься со мною не поручал? Говори: не поручал?
- Погоди, Кеша… Ты же мужчина. Ты должен понять…
- А в путешествие мы пойдем? Говори: пойдем? Или никакого такого острова вообще нет?
- Остров есть. Есть такой остров… Я сам его видел. Только там, понимаешь, городской пляж устраивают. Лежаки всякие понавезли, ларьков понастроили… Так что опоздали мы с тобой. Но ты, я так думаю, будешь на этом пляже загорать. Приплывешь туда на речном трамвае… Это гораздо быстрее, чем на лодке. И удобнее!
- Удобнее! Я всем ребятам уже рассказал… Я готовился. Я так ждал…
Больше я ничего не стал говорить. Просто не мог.
Я слетел с шестого этажа вниз за какую-нибудь секунду.
Он не мог угнаться за мной.
- Прости, Кеша. Ты же мужчина. Ты должен меня понять. Я просто не знал, что ты так расстроишься, я не думал. Я не ожидал…
Он уже говорил не вразвалочку, переминаясь со слова на слово, а сбивчиво, нервно, и слова у него наскакивали одно на другое:
- Если хочешь, мы с тобой поплывем туда, на остров. Пока еще там никто не загорает… Поплывем! Самыми первыми! Хочешь? Возьмем байдарку и поплывем. Хочешь, а?
- Я никуда не поплыву с тобой, Кубарьков. Потому что ты лгун и обманщик!..
Кубарьков - это была его настоящая фамилия.
- Давай поплывем! Или пойдем за грибами… Или рыбу удить. А если хочешь, возьми себе этот компас. Навсегда… Он тебе пригодится. Если хочешь…
- Без него дорогу найду!
Я обернулся и сунул компас ему в руку.
И тут заметил, что у него дрожат губы… Я даже приостановился.
- Ты только Майе не говори… Не говори, что я так пошутил. Что я сочинил все это про необитаемый остров… Не говори ей. Очень прошу тебя. Не говори…
И я ничего не сказал Майе. Ни одного слова. Но в путешествие я с ним не пошел. И никогда не пойду.
Никогда!..
1966 г.
СТРАДАНИЯ МОЛОДОГО ВИКТОРА
Сны, которые повторяются… Часто они, навязчивые сновидения, воссоздают то, что очень бы хотелось забыть: одному снится война, другому автомобильная катастрофа, в которую он попадал, третьему - чье-то предательство… А мне до сих пор снится, что я должен решить задачу по геометрии с применением тригонометрии - и я просыпаюсь в холодном поту. А проснувшись, долго не расстаюсь с теми годами, которые, впрочем, всегда со мной. "Ты - как ребенок!" - упрекают меня. Словно бы дети хуже, чем взрослые. Давние восприятия, прежние интонации не оказались забытыми, заглушенными высокомерием взрослости…
- Начинаются страдания молодого Виктора, - со вздохом произнесла мама, как только я уселся за домашние задания по математике.
Мама сказала о моей молодости, хотя я фактически пребывал еще в детстве. Уловив мое удивление, мама рассказала, что у классика немецкой литературы Иоганна Вольфганга Гёте есть знаменитое творение под названием "Страдания молодого Вертера". Знаменитое, но я его не читал.
- А опера есть такая?
- Есть и опера, но она называется просто "Вертер". Ее сочинил французский композитор Массне.
Об опере я спросил неслучайно: мама была музыковедом - и сравнивала с оперными сюжетами сюжеты, возникавшие в нашей семье. При всяком удобном случае она старалась приобщить к музыке и меня. А одновременно - к литературе, которая, как она уверяла, "мать всех искусств", ибо "даже в основе балета лежит либретто". Это мама кого-то цитировала… Меня в той цитате привлекла не мысль о величии литературы, а забавная рифма: "В основе балета лежит либретто".
- В святой книге сказано: "В начале было слово". Это о времени, то есть с чего все началось. Но и по смыслу - "вначале" слово.
"Слава Богу, не математика!" - вздохнул и я, но с облегчением.
В тот раз мама прибегла к литературе, чтобы поменять немецкое имя Вертер на мое имя Виктор, поскольку оба мы, по ее мнению, были страдальцами: он из-за любви, а я из-за математики. Мама не знала, однако, что и я, семиклассник, мучился не только ненавистью к математике, но и любовью к математичке. Ее звали Виолеттой Григорьевной.
- Оперное имя! - впоследствии сделала открытие мама. - Она тезка главной героини оперы "Травиата", которая была несчастной красавицей и умерла от чахотки.
Высокое любовное чувство у меня возникло в тот день, когда я схватил самую низкую отметку по геометрии с применением тригонометрии. Виолетта Григорьевна присела рядом со мной, чтобы попонятней растолковать, в чем заключаются мои математические просчеты. Ни одно женское лицо, кроме маминого, не оказывалось так близко и ни одно женское плечо не прислонялось к моему плечу так непосредственно. Фактически я потерял сознание… Но и в бессознательном состоянии понял, что это обвал. Что это конец всем моим наивным детским мечтам и забавам. Вникать в ее объяснения я, конечно, не мог. Существовали только лицо и плечо…
Расписавшись в моем дневнике, где Виолетта Григорьевна приглашала родителей явиться к ней для переговоров - как я быстро сообразил, обо мне! - мама попросила отца:
- Сходи в гимназию ты. А то я разволнуюсь, раскашляюсь, как в опере "Травиата".
Кашель был первым признаком всех маминых переживаний. Отец, будто следователь по особо важным делам, доискивался до причины каждого такого волнения. И расценивал ту причину как террористический акт, направленный против маминого здоровья, а значит, и против всего нашего дома.
- Ты не любишь математику, - обратился ко мне отец, точно к разоблаченному террористу. - А что-нибудь ты вообще любишь?
Он был наступательным и мощным, как танк, атакующий огнем преувеличений и обобщений. "Отец обороняет нашу семью от бед!" - разъясняла мне мама. Он оборонял семью от бед, а мама мягко обороняла меня от него.
- Ну, почему же? Витя многих и многое любит. Нас с тобой, например…
"И Виолетту Григорьевну!" - мысленно выкрикнул я. Любил я также свою кошку Машеньку с ее глазами, похожими на маленькие, добрые светофоры - круглые и зеленые: "Дорога открыта!" Любил терьера Гошу с глазами, наоборот, густо заросшими: не поймешь, что думает и что замышляет! Любил я и рыб в аквариуме, которые, набрав в рот воды, хранили какие-то подводные тайны и не обращали на нас ни малейшего внимания. Еще любил я двух попугаев в просторной клетке на подоконнике, которые, в отличие от рыб, рты свои закрывали в исключительных случаях. Но, повторяя наши слова и фразы, не передразнивали, а как бы их затверждали…
- Не собираюсь быть технарем! - ответил я отцу.
- И где же ты собираешься применить свои силы? В зоопарке?