- То Иуда. А я своим горбом зарабатываю и в кубышку не прячу. Люблю хорошо пожить. Так что ты, Зиновий, не задирай меня, не надо. Жить всякий хочет, а я не хуже других, а может, даже лучше. Пожить хочу так, чтоб перед смертью вспомнить, что было! Жил, мол, на свете Семен Колечкин, ничего себе парень, весело гулял, сытно ел, до чертиков пил. Если хотите знать, я и жениться думаю лет сорока. Ей-богу!
- На здоровье, - усмехнулся Зиновий. - Рыжих бабы не больно уважают.
- Не так, браток. Рыжих они больше любят. Огненные они. Вот погоди, выйду из больницы, такой чуб отращу - любо-дорого взглянуть. Не чуб будет, а девичья смерть. Только я жениться не буду до сорока лет, зарок себе дал.
- Всяк дурак по-своему с ума сходит. Про тебя сказано.
- Э, брось, Зиновий, ты б сейчас сам не прочь пожить так, да жена не дает!
- Что́ брось? Тебя с такой философией изолировать надо. Люди, понимаешь, чудеса творят и не за деньги, учти!
- На собрании так говори, а здесь частная компания.
- Все-то у тебя навыворот, - рассердился Зиновий и обратился к Синилову: - Не слушай ты его, Андрюша, - ахинею он плетет!
- Ну, ладно, - примирительно произнес Семен. - Ты в бутылку не лезь, не надо. Не любо слушать - бывайте здоровы. Курить пойду.
Спорили без особого энтузиазма и злости, не сердились друг на друга, хотя говорили много обидных слов. Спор, видимо, у них уже застарел, родился еще задолго до появления Андрея в палате.
Зиновий поначалу понравился Андрею. Казался он умным, рассудительным мужиком. Чувствуя расположение к себе нового соседа, Зиновий как-то разговорился, и сразу потерял в глазах Андрея многое. О чем только он ни говорил, все у него выходило абсолютно правильно. Зиновий уморил Андрея. Уже засыпая, Синилов слышал приглушенный голос соседа:
- У них в жизни одна забота - деньги. Ничего святого больше нет. За деньги они готовы на всякие пакости.
Семен по натуре был человеком веселым, общительным, и пусть не во всем соглашался с ним Андрей, а все же с разбитным шофером было интереснее, не кидало в сон.
В пылу спора Семен однажды, усмехнувшись, сказал о Зиновии, как об отсутствующем:
- Вот лежим вместе второй месяц, и второй месяц он все толчет одно и тоже. Чудак! Мне его речи и слушать неохота, и, каюсь, после них хочется делать наоборот, ей-богу. И, по-моему, Андрей, все члены профсоюза на его заводе дышат сейчас вольготно: слава богу, некому прописи читать.
- Собака лает, ветер носит, - мрачно отозвался Зиновий.
- Нет, в самом деле, - словно не слыша реплики, продолжал Семен, обращаясь к Андрею, - уж очень он, наш Зиновий, любит канитель заводить, даже тараканы дохнут. Правда?
- Есть немного, - засмеялся Синилов. Зиновий демонстративно отвернулся. Колечкин подмигнул Андрею:
- По моему разумению, и жена через это из терпения вышла.
- Замолчи, Колечкин! Лишаю тебя слова! - простонал Зиновий. - Не трожь мою жену.
- Не буду, - охотно согласился Семен, а при случае поведал Андрею на ухо: "Это она его шваркнула по загривку, он и скатился с лестницы кубарем. И видишь, какой ущерб - перелом берцовой кости, хромой теперь будет".
У кого что болит, тот о том и говорит. Всякий, кто приходил к Андреевой койке, обязательно говорил о своем недуге. Молчал один Котов, и молчание его было непонятным. Какая беда с ним стряслась, не говорил, а разговор на эту тему ловко уводил в сторону. "Наверное, так и было, как рассказывал Семен, - думал Андрей, - ко всем приходят посетители, а к Котову жена ни разу не пришла". Была, правда, делегация из завкома: принесли Зиновию цветы. Они потом неделю сохли на тумбочке, распространяя вокруг терпкий запах. Зиновий растрогался, жалобно благодарил пришедших: одного хмурого гражданина и двух краснощеких девушек. А прошло волнение, Зиновий вдруг вспомнил какие-то незавершенные дела, оставленные им, воодушевился. Хмурый гражданин тоскливо поглядывал на дверь, а девушки косили озорные глаза на Семена. Тот подмигнул им и состроил из пальцев чертика. Девушки прыснули в ладони, посмотрели на Котова, снова сделали постные мины. Посетители не смели прервать разошедшегося Зиновия, на выручку им пришел Семен.
- Между прочим, - сказал он Зиновию, - ты им это накатай в письменном виде, потом к делу пришьешь. Честно советую. А то девушки на свидание торопятся.
Делегация прямо-таки ожила, торопливо попрощалась с Зиновием и поспешила к выходу. Хмурый гражданин даже опасливо оглянулся: боялся, как бы его не вернули, а девушки состроили Семену глазки. Он послал им воздушный поцелуй.
К Семену тоже никто не приходил, но передачи он получал почти каждый день.
- У меня друзей полгорода, - хвастал Семен, - не забывают. А старушке матери чего тащиться в такую даль? Живу-то я в Заречье.
У Андрея не было знакомых в городе, никого он не ждал.
Разве Нина Петровна нагрянет ненароком? Навряд ли! Писем тоже не было. Лишь спустя месяц дал о себе знать Борис. Обрадовался его каракулям Андрей несказанно. Ничего особенного Борис не писал: учится в пятом классе, погода холодная, на Егозе уже снег, а мать посылает привет.
Весь день Андрей пролежал молча. Зиновий ему надоел. Видимо, чувствуя это, тот тоже не вступал в разговор.
Семен целыми днями где-то пропадал: бродил, наверное, по коридору или сидел в комнате отдыха. Гипс с руки уже сняли, и со дня на день Колечкина должны были выписать.
В то утро Семен, позавтракав, запахнул халат и подмигнул Синилову: кому что, а мне, мол, походить надо. Андрея это даже устраивало - никто не мешал читать. Чтением увлекся сразу и не заметил, как появился Семен. Легонько вытянув у Андрея книжку, сказал, улыбаясь:
- Готовься, браток, к тебе карие очи сейчас пожалуют.
Андрей даже голову приподнял.
- Какие очи? Ты что-то путаешь.
- Что ты, дорогой! Ох, и очи у нее. У меня даже голова закружилась. А косы - до пояса, лен, а не косы, загляденье! И понял я тогда: парень ты что надо! Такие девушки болтунов не любят.
- Ты погоди, - рассердился Андрей. - Нету у меня здесь никого. Может, однофамилец здесь какой лежит?
- Ты меня за кого принимаешь? Андрей да еще Синилов - разве не ты? Черт с тобой. Я тогда им буду. Нет, какие очи! Ей говорят, что сегодня не приемный день, а она брови приподняла так это удивленно и спрашивает: "Неужели я так и не повидаю его?"
"Дуся? - екнуло у Андрея сердце. - Кто же еще может быть? И глаза ее, и косы ее, и спросить так могла только она".
И Дуся вошла в палату. Вошла и остановилась. Все больные примолкли, смотрели на нее. Была она в светлом платье, поверх которого накинут халат: стройная, загорелая, словно сама весна вошла в палату, и светлее и просторнее стало. И это почувствовали все, и каждому захотелось, чтоб девушка обязательно посмотрела именно на него. И Дуся, ища глазами Андрея, в самом деле обвела глазами чуть ли не всех больных, встречая светлые, смущенные улыбки. Сестра, вошедшая следом, тронула девушку за плечо и показала в угол, где у кафельной печки стояла койка Синилова. Дуся направилась туда, застенчиво улыбаясь и как бы прося этой улыбкой у Андрея прощения за то, что не могла его до сих пор увидеть. Но вот она вдруг замедлила шаг, остановилась, прижав руки к груди. Улыбка погасла, и выражение глубокого сострадания отразилось на милом лице. Она узнала и не узнала Андрея в этом худом, бледном, с провалившимися щеками чернобровом парне. Лишь глаза напоминали прежнего Андрея - с упрямыми светлячками, задумчивые…
Эта мгновенная перемена на Дусином лице больно кольнула его, и он виновато улыбнулся, словно оправдываясь перед ней за свой измученный вид. Дуся подошла к койке, нагнулась, обдав больного свежим запахом улицы.
- Здравствуй, Андрюша! - проговорила она, присаживаясь на табуретку. В ее глазах стояли слезы, но Дуся улыбалась. Как хороша она была в этот момент!
- Я не ждал тебя, - отозвался Андрей. - Но как замечательно, что ты приехала.
- Привезла тебе от наших ребят тысячу приветов и пожеланий поскорее выздороветь.
Он взял ее руку, прижал к своей щеке.
- Спасибо.
- А Петя Колокольцев просил извинить его. Стихи он так и не прислал. Приезжал к нам товарищ из редакции и увез тетрадку.
- Вот и хорошо. Я и в газете прочту. Это еще лучше. Ну, как живете, Дуся?
- Хорошо. Урожай собрали. Я вот отпросилась к маме съездить. Домики сборные к нам привезли. Теперь мы с Клавой живем в домике. А ты как?
- Еще трудновато. Но самое опасное миновало. Доктор обещает, что дело на поправку пойдет.
- Правда? Вот и хорошо! А мы ждем тебя, - и тихо добавила после паузы: - И я очень жду…
- И я скучаю… Дуся! А ты меня не узнала?
- Ты изменился очень. Но это ничего, не беспокойся.
Их беседу прервала сестра. Она сказала, что Дусе пора уходить.
- Так скоро! - воскликнул Андрей.
- Прошел уже час, - улыбнулась сестра, - а мне велели устроить свидание на тридцать минут и то в порядке исключения.
Дуся нагнулась к нему, неловко поцеловала в губы и прошептала:
- Я очень тебя жду, Андрюша. Очень. Не забывай меня.
Она ушла и будто унесла с собой частичку Андреева сердца.
Лежал с закрытыми глазами и все еще ощущал присутствие девушки. Будто сидит она рядом - протяни руку и коснешься ее. Даже, казалось, не испарился запах духов, смешанный с ароматом степных ветров, и кружил голову.
Он вспомнил…
На Южное отделение приехал в начале полевых работ. Были комсомольские дела, а вообще-то хотелось повидаться с Дусей. Встретил вечером на полевом стане после смены. Дуся улыбнулась ему устало, протянула обе руки.
- Здравствуй, Андрюша!