НОВЕНЬКАЯ
В первые же дни, когда Николай Иванович с дочерью поселился в Клинцах, к ним зашел Митька Кузяев.
- Я знаю, ты в нашем классе будешь учиться. В пятом, - сказал он Ельке, вызвав ее за дверь. - Давай я тебя в школу провожу.
- Я и сама дорогу найду.
- А знаешь, какие у нас собаки на улице злые!
- Я хлеба возьму. Корочку им брошу.
- Потом, и мальчишки могут пристать. Они у нас такие.
- Я мальчишек не боюсь.
- Все равно, держись за меня, - упрямо твердил Митяй. - Со мной не пропадешь.
Елька окинула взглядом сбитую, рослую фигуру Митяя.
- Ты ничего... упитанный. Спортом занимаешься?
- Ага... - польщенно улыбнулся Митяй. - Бегаю, плаваю. Гирю могу выжимать.
Потом Елька принялась расспрашивать о пятом классе: кто из учеников самый сильный и слабый, смелый и трусливый, добрый и злой.
- Хвастать не буду, - Митяй погладил мускулы на руках, - но пока я всех перебарываю. Насчет слабого - это, наверно, Никитка Краюхин. Он всем уступает. Добрых ребят у нас мало. А вот кто злой - так это Гошка Шарапов. На всех кидается.
- Это какой Гошка? - оживилась Елька. - Александры Шараповой сын? Знатной свинарки?
- Он... А ты откуда знаешь про его мать? И какая же она знатная! - фыркнул Митька.
- А я в газетах читала, - не унималась Елька. - И про Гошку знаю. И что ребята подарок колхозу готовят.
- Забавляются "поросячьи хвостики", - отмахнулся Митяй. - Делать им нечего!
- Нет, это очень интересно, - заявила Елька и попросила познакомить ее с Гошкиной компанией.
- Еще чего! - буркнул было Митяй, но, вспомнив наказ отца подружиться с председателевой дочкой, повел ее к Шараповым.
Гошка, Никитка и Борька только что подогрели молоко для "шпитомцев", как в избу неожиданно ввалился Митяй. Вслед за ним вошла девочка в короткой заячьей шубке, в синих лыжных штанах и пушистой вязаной шапочке. Из-под шапочки торчали жесткие косички, похожие на закругленные рожки молодого баранчика.
- Вот, - кивнул Митяй на заячью шубку, - дочка нового председателя Карасева. В нашем классе будет учиться.
- Здравствуйте! - тряхнув косичками, сказала девочка. - Меня зовут Нелли, Нелька, а проще всего Елька. А вас как?
Помявшись, мальчишки назвали свои имена.
Елька улыбнулась и покосилась на бутылочки с молоком.
- Шпитомцев поить будете? Да? Где они у вас, покажите!
Гошка нахмурился:
- Каких шпитомцев?
- Ну-ну, не хитри... - Елька погрозила ему пальцем. - Помнишь, в машине вместе ехали. Я все слышала.
Гошка переглянулся с Никиткой и прикусил язык.
- Чего уж там, - махнул рукой Борька. - Показывайте, раз проболтались.
- Да вы не думайте, я никому не выдам. Раз тайна, это очень интересно.
И она принялась рассказывать, как работали пионеры из их городской школы. Они часто ходили в пригородный совхоз и помогали телятницам и свинаркам. Она, Елька, с подружками ухаживала за поросятами, кормила их, чистила, даже получила за хорошую упитанность молодняка благодарность от заведующего фермой. Так что поросят она совсем не боится, и ребята могут смело взять ее в свою компанию.
- Вот хоть сейчас проверьте. Давайте, я шпитомцев покормлю, - заявила Елька, выхватив у Гошки бутылочку с молоком.
Пришлось мальчишкам показать девочке своих поросят.
И верно, Елька довольно ловко управлялась с ними. Разговаривала с поросятами ласковым голосом, чесала им спины, шеи; у особенно нахальных вовремя отбирала соску, слабым и нерасторопным давала пить молоко подольше.
- Да они же у вас крепенькие, резвые, - похвалила Елька "шпитомцев". - Пора уж им кисели готовить, кашу. И минеральную подкормку надо давать.
- А ничего девчонка... дело понимает, - шепнул Борька ребятам. - Может, примем ее к себе?
- Примем, коли так, - кивнул Гошка.
- А знаете, чего я вам привезла, - сказала Елька мальчишкам, когда, покормив поросят, все вернулись в избу.
Она вытащила из кармана бумажный сверток, сорвала с него веревочку и принялась раскладывать на столе пожелтевшие газетные вырезки. Были тут и статьи, и очерки, и короткие заметки о делах и людях Клинцовского колхоза, и фотографии отдельных колхозников.
- Это все пионеры нашего звена собрали, когда узнали, что я с папой в деревню еду, - пояснила девочка. - Все газеты перерыли. Ты, говорят, Елька, должна знать, куда едешь. Какие там люди, в Клинцах, что они делают, чем славятся. - Елька подтолкнула ребят к столу. - А может, мы в школе уголок откроем - "Люди нашего колхоза"? Пусть ходят все, смотрят, учатся. Посмотрите, какой снимок. И подпись под ним: "Лучшая свинарка колхоза "Клинцы" Александра Степановна Шарапова". А вот и статья про нее. Гоша, это ведь мамка твоя?
Мальчишки долго рассматривали тусклую газетную фотографию.
- Только это когда было-то? - разочарованно заметил Борька. - Забылось все давно.
- А вот и еще снимок, - не унималась Елька. - Два дяденьки у трактора, а им знамя подносят. Руки жмут, поздравляют. - Она с трудом разобрала подпись под снимком: - "В районном соревновании первое место завоевали механизаторы колхоза "Клинцы" Павел Григорьевич Шарапов и Василий Егорович Краюхин".
Мальчишки, отведя глаза в сторону, молчали.
- Да вы что как воды в рот набрали? - удивилась Елька и обернулась к Гошке. - Шарапов - это твой отец, что ли?
- Да-да, отец, - поспешно кивнул Борька. - Только его уже в живых нет. Похоронили в позапрошлом году. А дядя Вася Краюхин в город ушел.
- Вот оно как, - в замешательстве забормотала Елька. - А я и не знала...
- Так вот знай! - в сердцах вырвалось у Гошки. - Нечего тут старину ворошить. И забирай свои бумажки! - Он торопливо собрал со стола газетные вырезки, сунул их в руки девочки.
- Ну, чего ты, Гоша? Чего? - попытался остановить его Никитка. - И никакой тут обиды нет. Все ж так и было.
Но, увидев глаза приятеля, он понял, что с Гошкой сейчас лучше не разговаривать.
Никитка кивнул Борьке с Елькой, и ребята поспешно вышли за дверь.
А Гошка остановился у комода, выдвинул средний, ящик и принялся вытаскивать из-под белья почетные грамоты отца и матери, газетные вырезки, дипломы сельскохозяйственных выставок, фотографии - весь семейный архив.
Вот отец с матерью, совсем еще молодые, сняты на агротехнических курсах, вот мать на Сельскохозяйственной выставке, в городке животноводства, вот отец мчится полевой дорогой на мотоцикле - тогда он работал бригадиром тракторной бригады. А рядом с ним в коляске сидит он, Гошка...
Мальчик невольно улыбнулся. Отец купил мотоцикл за полцены - разбитый, изношенный, - починил своими руками, покрасил в ядовито-зеленый цвет, и "конек-горбунок", как прозвали в колхозе шараповскую тарахтелку, с бешеной скоростью стал носиться по полевым дорогам.
Бывало, только отец соберется к своим трактористам, как Гошка тут как тут:
"Тятька, и я с тобой!"
"Так я ж до поздней ночи в бригаде пробуду".
"И я до поздней".
"А может, и заночую в поле..."
"И я заночую... В коляске могу спать".
"Так у меня ж запасных частей в коляске полно".
"А я маленький... умещусь".
Отец отмахивался, уезжал один, а Гошка с истошным воплем бросался вдогонку.
Мать отпускала ему шлепок и утаскивала домой, но Гошка продолжал так скандально орать, что соседи стали поговаривать, что Шараповы совсем не жалеют своего первенца.
"Возьми ты его, Паша, с собой. Протряси на своей тарахтелке", - как-то раз попросила мужа Александра.
И Павел уступил жене.
Первый раз он решил прокатить сына "с ветерком".
"Конек-горбунок" подпрыгивал на ухабистой дороге, тарахтел, чихал, стрелял то одиночными выстрелами, то длинными очередями.
"Ну как? - Отец лукаво посмотрел на сына. - Печенки еще целы?"
"Ага. Все на месте", - ответил Гошка, судорожно вцепившись в борта коляски. "Может, еще газануть?"
"Ага. Можно", - кивнул Гошка, стараясь держать язык за зубами, чтобы не прикусить его во время езды.
Испытание в конце концов было выдержано, и после этого Гошка частенько стал выезжать с отцом в поле.
И что это была за радость!
Мчишься на "коньке-горбунке" полевой дорогой, ветер бьет в лицо, придорожная трава хлещет по стенкам коляски, сизая пыль встает за мотоциклом плотной дымовой завесой. Мелькают деревни, полевые станы, тракторные будки, подводы, коровы на лугу, а Гошка сидит, словно в кино на самом лучшем месте. Попробуй кто-нибудь из мальчишек обойти все эти места своими ногами - никаких сил не хватит, мозоли набьешь да еще заблудишься.
Но самое интересное еще впереди - в тракторной бригаде.
Пока отец чинит разладившийся мотор или меняет какую-нибудь часть, можно потолкаться среди трактористов, послушать их разговоры, узнать, кто сегодня вышел на первое место, а кто застрял в борозде или допустил пережог горючего.
А бывали совсем счастливые дни, когда отец сам садился за руль трактора, брал с собой в кабину Гошку, и они до позднего вечера бороздили поле.
Каким же неописуемо вкусным казался после этого борщ в полевом стане - такого дома никогда почему-то не бывало. Гошка съедал полную алюминиевую миску, живот его становился тугим, как пионерский барабан, но он храбро просил добавки.
"Ешь, дитя полей, заправляйся", - смеялась стряпуха.
Проведя в тракторных бригадах вместе с отцом иногда несколько дней, Гошка возвращался домой пропеченный солнцем, пропахший керосином, с масляными пятнами на рубахе, с закопченной бурой шеей и черными руками.