...В сумерки, когда Александра вернулась с фермы домой, она услышала в углу за печкой подозрительную возню. Заглянула туда и ахнула: поросята лежали на мягкой соломенной подстилке, а Гошка с Никиткой, сидя на корточках, по очереди поили их молоком из бутылки с резиновой соской. Им помогали младшие дети Александры - Клава и Мишка.
С простенка, из черной тарелки репродуктора, гремела музыка.
- Это что ж такое? - удивилась мать. - Свинарник в избе устроили?
Гошка подбежал к ней.
- Мам, ты же сама говорила, что поросят с соски можно выпоить, - торопливо заговорил он. - И они совсем не дохлые... молоко лопают, только давай. Уже третий раз кормим... И списывать поросят не надо. Мы их выходим... Помнишь, как с кроликами было? Ни один не подох...
- Тетя Шура, - вмешался Никитка, - а пусть поросята одну неделю у вас живут, другую - у нас. Только вот мамку уломать надо.
- А радио зачем гремит? - спросила Александра.
- А мы все по-научному будем делать, - оживился Никитка. - Электричеством поросят греть, витамины им давать. И пусть они музыку слушают... Лучше расти будут. Мы в книжке читали...
Подойдя к репродуктору, Александра приглушила музыку и невольно усмехнулась. Ладно, пусть ребятишки выпаивают поросят. Это, пожалуй, и лучше, что они взялись за это. Справились же они с кроликами, вылечили молодого грача с подбитым крылом. А Шалопут? Был жалкий щенок-подкидыш, а теперь вырос в здоровенного пса, и ребята подарили его колхозному сторожу.
- Тогда уж на трех поросятах не останавливайтесь, - сказала Александра. - Берите побольше, заводите свою ребячью ферму.
На другой день Александра принесла ребятам еще четырех поросят.
Гошка с Никиткой разыскали белый крученый провод, ввернули в патрон лампочку и принялись греть поросят электрическим светом.
- По науке им солнечные ванны положены, - важно заявил Никитка. - Кости укрепляет...
Потом мальчишки задумались о витаминах. До зеленой травы было еще далеко, и они решили выращивать ее в избе. Наполнили землей противни, тазы, засеяли овсом и заставили ими все лавки и подоконники.
От молока и хорошего ухода поросята вскоре ожили, окрепли, встали на ноги и весело захрюкали.
Как-то раз к Шараповым в избу заявился вожатый звена Борька Покатилов. Приземистый, круглолицый, с ямочками на щеках, он подозрительно оглядел поросят и набросился на мальчишек с упреками. И что они за пионеры? Напали на такую золотую жилу и молчат про нее, скрывают от остальных членов звена. Да если про спасенных поросят умеючи отрапортовать на совете отряда или написать в стенную газету, так о третьем звене заговорят по всей школе.
- А у тебя, Шарапов, всегда свои особые планы, - выговаривал Борька Гошке. - И Никитку за собой тянешь. Прячетесь вы, отделяетесь от всех. Вот и маяк какой-то придумали ни с того ни с сего...
- Мы не прячемся, - нахмурился Гошка. - Мы еще сами не знали, как с поросятами будет... А вот теперь вроде получается. Если хотите, можно всем вместе ухаживать... по очереди.
И Борька записал поросят в план пионерской работы третьего звена.
Через неделю ребята перевели поросят из избы во двор к Шараповым, в отдельный утепленный закуток.
В этот же день Александра привела в закуток Кузяева и показала ему поросят.
- Взгляни-ка, Ефим... Узнаешь списанных-то?..
Поросята с веселым хрюканьем подбежали к ногам Кузяева. Они были розовые, с золотистой щетинкой, с хвостиками-спиральками, с влажными пятачками. Недоверчиво покачав головой, Кузяев поймал одного из поросят, ощупал его, заглянул в рот. Потом осмотрел второго, третьего.
- А ведь неплохо ребятишки постарались, - сказала Александра. - Добрый подарок ферме будет.
Присев на корточки и почесывая поросятам шеи и спины, Гошка рассказал Кузяеву, как они с Никиткой отпаивали поросят молоком.
- Мы им и клички всем дали, - сообщил он. - Это вот Лебеденок, это - Вьюн, это - Черныш...
- Чудо прямо, воскресение из мертвых, - сказал Кузяев и, подозвав к себе ребят, похлопал их по плечу. - Ну и головастые же вы - до чего додумались. Быть вам с премией за таких шпитомцев.
- А какая премия, дядя Ефим? - спросил Борька.
- Каждому по свиному хрящику, не меньше, - отшутился Кузяев. - Ладно, народец, я вас не обижу, будут вам подарки, будут...
- Дядя Ефим, а еще на ферме дохляки найдутся? - разошелся Гошка. - Мы можем всех к себе забрать... Отпоим, вырастим...
- Чего-чего, а этого добра хватит, - ухмыльнулся Кузяев. - Вот это подмога будет, это выручка...
На другой день он передал пионерам еще двух поросят, потом еще и еще. Вскоре в закутке Шараповых их набралось четырнадцать штук.
- Только, чур, помалкивайте о своих шпитомцах, - предупредил Кузяев ребят. - Тихо работайте, без огласки... Потом к Первому мая вы колхозу подарок поднесете... В честь, так сказать, международного дня труда и весны...
Ребятам, особенно Борьке Покатилову, такая затея понравилась. Борька даже представил себе канун майского праздника. Сельский клуб, торжественное собрание. Доярки, полеводы, свинарки, птичницы рапортуют о своих успехах.
Потом на сцену выходит он, Борька Покатилов, и передает Кузяеву визжащих поросят: "А мы, пионеры, спасли четырнадцать списанных, забракованных поросят. Передаем их на пополнение колхозной свинофермы". А кругом музыка, аплодисменты...
- Так, значит, молчок? - еще раз спросил ребят Кузяев. - Всё в тайне держать будете? Договорились?
- Договорились, - кивнул за всех Гошка.
- Зачем же секретничать? - заспорила было Александра. - Дело общее, артельное.
- Ничего-ничего, - отмахнулся Кузяев. - Ребятня, она секреты, загадки любит. От этого только запала в работе больше.
РОДНОЙ ДЯДЯ
Утром, чуть свет, к Шараповым заглянул Ефим Кузяев. Он, по обыкновению, вошел не через сени, а через двор, без стука распахнул осевшую дверь избы и по-хозяйски переступил через порог.
Гошка, его младшая сестренка Клава и братишка Миша в ожидании завтрака сидели за столом. Мать поставила перед ними чугунок с дымящейся картошкой, запотевшую кринку с молоком.
- Завтракайте и марш в школу, - сказала она. - А мне на ферму пора.
- Заправляйтесь, едоки-хлебоеды. - Кузяев покосился на чугунок с картошкой, на ребят. - А негусто у вас на столе, не велики разносолы. - И он поставил на лавку небольшой кузовок, прикрытый тряпицей...
Потом прошелся по избе, потрогал печь, посмотрел на отсыревший угол, на заткнутое тряпкой окно, откуда тянуло холодом, и покачивал головой:
- Да-а, неказисто у вас, холодновато... Опять, значит, без дров сидите...
Гошка, забыв про завтрак, искоса наблюдал за Кузяевым. Дядя Ефим доводился его матери родным братом, и после смерти отца он помогал семье Шараповых: приносил хлеб, мясо, раздобывал дрова, сено для коровы, ссужал Александру деньгами.
Опекал он и ребятишек. Гошку то и дело наставлял уму-разуму, поучал, как надо жить, говоря, что главное в том, чтобы нигде не зевать, не упускать своего, быть оборотистым, смекалистым, не затеряться в хвосте, на задворках.
"Это как ваш Митька?" - переспрашивал Гошка.
"А что ж?.. Парень он смекалистый, держись за него... Такого не затрут, не затопчут".
За шумливый нрав, за горячность и вспыльчивость Кузяев нередко поругивал Гошку, а за озорство иногда пребольно драл за уши или щелкал по затылку.
"Это я по-родственному, для твоей же пользы, - говорил обычно Ефим. - Имею на то полное право".
Гошка злился, выходил из себя и заявлял матери, что он не позволит больше Кузяеву драть его за уши, но мать только грустно усмехалась:
"А ты потерпи, дурачок... ничего с твоими ушами не станется. Он ведь не чужой нам, дядя-то Ефим, печется о нас, заботится..."
После смерти мужа Александре и в самом деле казалось, что без помощи брата ей никак не обойтись. Особенно Ефим нужен был для сыновей - Гошки и Миши. Он и побеседует с ними по-мужски, и построжит, и делу поучит.
Но Гошке от всего этого было не легче. И, когда Кузяев приходил к ним с подарками, ему становилось не по себе, и он старался поскорее уйти из дома. Вот и сейчас он вылез из-за стола и принялся собираться в школу.
Книжки и тетради оказались придавленными кузовком. Гошка в сердцах отодвинул его и едва не опрокинул с лавки.
- Это чего? - недоумевая, спросил он у дяди.
Кузяев отвернул тряпицу, достал из кузовка увесистый кусок парной свинины и протянул Александре. Та замахала руками и отступила к печке:
- Опять ты, Ефим, за свое... Не приму я.
- Бери-бери, сгодится. - Кузяев положил свинину на лавку и кивнул на ребят за столом: - Вон у тебя орава какая. Щей им со свининой наваришь, картошки нажаришь со шкварками.
Кинув подозрительный взгляд на кусок мяса, Александра спросила, откуда же такая жирная, упитанная свинина.
- Да хряка пришлось прикончить... Ваську. Помнишь, что ногу на днях сломал? - пояснил Кузяев.
- Это племенного-то? - ахнула Александра. - Неужто и вылечить было нельзя?..
- Не удалось... начальство порешить приказало. Да ты не сумлевайся. Все по закону сделано. А свинина - это тебе вроде аванса на трудодни...
Гошка испытующе посмотрел на мать - возьмет или не возьмет?
Александра продолжала стоять у печки. Тогда Гошка достал свою заветную тетрадку и, присев к столу, принялся быстро писать.
- Ты чего это строчишь там? - полюбопытствовал Кузяев.