- Петров? - спрашивал он. - Это кто же? Ах, это тот, с предрасположением к ангинам, вы так и скажите!
Он помнил людей по болезням, как другие помнят по фамилиям и лицам. Фамилии в отдельных случаях еще запоминал кое-как; но имени-отчества запомнить не мог и не считал нужным.
- Чего ради, - говорил он, - я буду упражнять мою стариковскую память на этом предмете?
И во избежание недоразумений всех мужчин называл "уважаемый пациент", а всех женщин - просто "мадам".
- Лежать, мадам, лежать и лежать! - сказал он, выписывая Маргарите Валерьяновне рецепт. - У вас чистейшей воды грипп, я ни за что не поручусь, если вы будете прыгать.
- Вы же знаете, доктор, - со скромной гордостью отвечала Маргарита Валерьяновна, - что я прыгаю не для собственного удовольствия. У меня столько нагрузок!
- Нагрузки в нормальных дозах, - сказал доктор, стараясь попасть в калошу и делая при этом такие движения ногой, какие делает полотер, - не вредны для здоровья, я в принципе не возражаю против нагрузок. Но при злоупотреблении, как все излишества… одним словом - лежать!
Он ушел, а Маргарита Валерьяновна надела перед зеркалом девичий капор с помпонами и пошла в собес: надо было поговорить насчет пенсии для одной старушки, матери фронтовика; а дозвониться в собес по телефону - Маргарита Валерьяновна знала по опыту - совершенно немыслимо…
Она вышла на улицу и увидела подъезжающий знакомый автомобиль, - это возвращался с завода Владимир Ипполитович.
Она сама не знала, как это получилось, что она вдруг побежала со всех ног и юркнула за угол дома, хотя ей нужно было совсем в другую сторону. Стоя за углом, переводя дыхание, она прислушалась: вот машина остановилась, вот щелкнула дверцей, вот запела, разворачиваясь, - и уехала. Но Маргарита Валерьяновна не сразу вышла из своего убежища: Владимир Ипполитович обыкновенно очень долго взбирается на крыльцо.
Ей было немножко неловко, что она так улизнула. Господи, как маленькая.
"Он бы задержал меня, - оправдывалась она перед собой, - и я бы могла не застать заместителя председателя. А без заместителя председателя никто не возьмется решать мое дело. И потом, - подумала она, набравшись храбрости, - ну, хорошо, я ради него встаю в пять часов утра, и к половине второго я всегда обязательно должна быть дома, - но не могу же я постоянно быть прикованной к нему, ведь каждый человек имеет право брать от жизни что-то для себя!"
И она бодро заспешила своей деловитой походочкой в собес. По дороге зашла в аптеку и заказала себе лекарство от гриппа.
- Старик на заводе, - сказал Листопад Рябухину, выслушав сообщение Анны Ивановны. - Надо уважить, повидаться. Давай надевай, что найдешь подходящее, - едем.
- Я в партком, - сказал Рябухин, - у меня своих дел скопилось до черта. Передавай старику поклон.
Листопад оставил его примерять пиджаки и брюки, а сам пошел на завод. Встречные люди сказали, что главный конструктор в литейном. Но в литейном оказался только начальник цеха, взъерошенный и красный, как после бани.
- Был, - отвечал он на вопрос Листопада, - был, весь вышел. А бог его знает, где он сейчас. Ой, орал!.. - У начальника цеха была на лице широкая, восхищенная улыбка, как будто ему было очень приятно, что главный конструктор орал на него. - Так орал, я думал - из него душа вон…
Листопад бегло взглянул, что делается в цехе: второй конвейер опять стоял, заливку производили на полу. Износилась лента, время делать капитальный ремонт.
- А это что? - спросил Листопад.
В сторонке, где было меньше хлама, две женщины, запорошенные пылью, с черными подглазницами, формовали что-то большое и замысловатое. Они делали это особенно тщательно, любовно ровняли землю, отходили, чтобы взглянуть на свою работу со стороны…
- Решетку делаем, - сказал начальник цеха. - Заказ горисполкома. Решетка для городского сада. Первый заказ на благоустройство, Александр Игнатьевич…
Главного конструктора Листопад догнал около старых мартенов. Главный конструктор выходил из цеха, окруженный инженерами. Тут были и сталевары, и главный энергетик, и начальник отдела механизации Чекалдин, мальчик с образованием техника, которого Листопад недавно выдвинул на руководящую работу. В стороне от них всех молчаливо держалась Нонна. На лице у нее было написано: "Ах, ну на что мы время тратим!.."
- Владимир Ипполитович, - сказал Листопад, здороваясь, - рад видеть вас на заводе.
- Я уже домой, домой, - сказал главный конструктор и маленькой сухой рукой отмахнулся от разговоров и дел. - Все видел, все сказал, до свиданья, товарищи, до свиданья… А вам, молодой человек, - сказал он Чекалдину, - советую подумать хорошенько над вашим планом. Фантазия у вас горячая, а обосновать не умеете. Опыта мало, опыта. - Чекалдин смотрел ему в глаза, краснея, серьезно и смущенно. - Но фантазируете вы недурно, продолжал главный конструктор, - недурно! Я подумаю о том, что вы мне сказали, - великодушно пообещал он, и взгляд Чекалдина оживился, молодое широкое лицо озарилось простодушной доверчивой радостью. - Подумаю. Дней через десять позвоните Нонне Сергеевне…
- Я с вами, - сказал Листопад.
Он сел с главным конструктором на заднее сиденье, а рядом с шофером, спиной к Листопаду, села эта женщина, которую он терпеть не мог за ее чванный вид, - до того не мог терпеть, что даже не поздоровался с нею.
- Что, - спросил Листопад, - Чекалдин говорил вам о реконструкции литейных цехов? Я еще не смотрел его план; говорят, это сделано с темпераментом.
- Вряд ли этот план стоит первым вопросом в повестке дня, - отрезал главный конструктор. - Прежде чем реконструировать, надо очистить помещения. Всюду скрап, цеха обросли скрапом. - Он помолчал. - Конвейер отремонтировать не можем, а мечтаем о реконструкции. - Помолчал еще, пожевывая тонкими губами. - При мне заливали вторую печь, я велел проверить шихту - кремний и хром. В количествах недопустимых. Не удивительно, что бывает брак.
Ну, что еще? - весело подумал Листопад. Старик не до конца выговорился на заводе. Выговаривайся, что с тобой сделаешь. Срывай сердце.
- Очень мы еще далеки от совершенства.
Экие Америки открывает.
- Впрочем, - сказал главный конструктор, - ко мне это уже почти не имеет отношения.
Известное дело: сейчас скажет, что время на покой. Каждую встречу эти разговоры: в них - и ревность старости к молодости, и то смирение, которое паче гордости.
- Хочу предупредить вас, Александр Игнатьевич, что моя работа на заводе кончается в тот день, когда будет закончена война.
Уже и срок назначил.
- Вы напрасно отмалчиваетесь, Александр Игнатьевич. Вам следует подумать, кем меня заменить.
Нет у нас незаменимых. Каждому можно найти замену - для работы, но не для сердца. Вот - лежит сердце именно к этому старику, капризному, властному, вечно сующему нос туда, где его не спрашивают. Блеск ли таланта привлекает, или обаяние сильной воли, или то и другое вместе?.. Просто взял бы и не отпускал от себя. А как не отпустишь?..
Подъезжали к дому.
- Поговорим, - сказал Листопад.
Они сидят в жарко натопленном кабинете. Конструктор, чертивший что-то на большом столе у окна, при появлении директора деликатно удалился. Они вдвоем.
- Владимир Ипполитович, прежде всего: бросьте вы так близко принимать к сердцу то, что делается на заводе. Не так это все страшно, как вам кажется. Как-никак, за войну три ордена завод получил. Зря расстраиваетесь. Предоставьте мне расстраиваться. Ведь вы непосредственно на производстве не работаете года с двадцать шестого?..
- Вы хорошо помните мою биографию.
- Да я ее наизусть знаю. Я о вас все знаю, я ж вас как брильянт берегу, - неужели не видите?
Все что угодно говорить, подхалимничать, стелиться травкой, лишь бы старик оставил эту идею - уходить с завода.
- Что то было за производство, где вы работали, по сравнению с этим!
- Ну, знаете, - сказал главный конструктор, обидясь, - был прекрасный государственный завод на три тысячи рабочих - не таких, как у нас сейчас, а рабочих высокой квалификации.
- Потому что тогда был нэп и безработица, и вы могли подбирать кадры. И прекрасным ваш завод выглядел в те времена, сейчас вы на него и смотреть бы не стали.
Главный конструктор со скучающим видом передвигал детали, лежащие на столе.
- Подумаешь - скрап!.. Я вот вспоминаю зарю нашей индустриализации, первую пятилетку. Дорогие машины портили, брак выпускали, всякие были и ошибки, и жертвы, все испытал лично. Но ведь создали же мы социалистическую индустрию, и в какие сроки! И куда бы шагнули, вы подумайте, если бы не помешали проклятые немцы! Владимир Ипполитович, вы социализм строили. Вы в борьбе с фашистами, себя не жалея, участвуете, как большой советский патриот. Неужели уйдете теперь?
- Я вам сказал, что уйду, когда война кончится.
- А в той жизни, которая начнется после войны, не хотите принять участие? К тому идет, что вот-вот предложат переходить на мирную продукцию.
- Гаданье на кофейной гуще.
- Почему ж на кофейной гуще? Я гадаю по сводкам Информбюро, по продвижению нашей армии, по заказам, которые к нам поступают. Вы не видали в литейном, как формуют решетку для городского сада?.. Кто понимает - ведь это ж до слез…
- То, что для вас месяцы, - сказал главный конструктор, откинувшись на спинку кресла, - для меня - десятилетия. Мое время измеряется другими мерами, чем ваше. Вы говорите - скоро. Что значит скоро? Сколько это, вы считаете? Месяц?
- Больше.
- Год?
- Возможно, меньше.