"Времена года" - "городский" роман, который охватывает один год (по некоторым точным приметам - это 1950 г.) жизни небольшого советского города. Жители Энска любят, трудятся, воспитывают детей, переживают семейные драмы… Панова написала не просто современный, а злободневный роман, задевавший насущные вопросы жизни поколения "отцов" и "детей", важные для советского общества и его развития.
По роману "Времена года" в 1962 г. был поставлен художественный кинофильм "Високосный год" (режиссер - А. Эфрос, в роли Геннадия Куприянова - И. Смоктуновский).
Содержание:
Часть первая 1
Часть вторая 23
Часть третья 49
А. Нинов. "Времена года". Из летописей города Энска. Роман 64
Примечания 66
Вера Федоровна Панова
Времена года
Часть первая
С Новым годом!
Пройдет сорок минут, и на Спасской башне заснеженного Кремля, в Москве, часы отобьют полночь. В миллионах радиоприемников и репродукторов повторится бой кремлевских часов, его услышат во всем мире.
Упадет двенадцатый удар, люди сдвинут свои чарки и скажут: "С новым счастьем!"
Милый сердцу обычай - встреча Нового года. Население города Энска готовилось к этой встрече целый месяц. Громадный был спрос на елочные украшения: блестящие шарики, целлофановые хлопушки, картонажи, куколки, золотой "дождь", золотые орехи, разноцветные свечи, "елочный блеск", похожий видом на нафталин и продающийся в запечатанных пакетиках, как глауберова соль. Одних только дедов-морозов разных размеров в декабре продано четырнадцать тысяч штук. В том числе совершенно выдающийся дед, дед-экстра, дед-люкс в рост человека, художественно сработанный в двух экземплярах промартелью "Игркомбинат". Купили этого деда, как и следовало ожидать, детские ясли станкостроительного завода: разве директор завода товарищ Акиндинов упустит случай приобрести диковину, какой ни у кого в городе нет?.. Второй экземпляр деда-экстра остался собственностью центрального универмага и стоит в сияющей витрине, в раме из еловых ветвей: могучий, красноносый, в роскошной шубе из ваты, в настоящих валенках, с раззолоченной палицей в руке; и у ног его по зеркальцам-прудам катаются на крошечных салазках мальчики и девочки с красными флажками… Днем у витрины теснятся ребятишки, любуясь этим художеством. Сейчас ребятишки разошлись, у витрины пусто, взрослые пробегают через яркую полосу света, не обращая на деда внимания: осталось сорок минут!
Алмазной лентой разворачивается над крышами электрический призыв: "Храните деньги в сберегательной кассе!" Нынче призыв не доходит до сознания граждан. С утра сберкассы знай выдавали вкладчикам деньги на мотовство. Двери магазинов открыты настежь: два встречных людских потока не дают им закрыться. "Товарищ! Нельзя ли отпускать побыстрей? Вы же знаете - люди торопятся". Многие в последний час вспомнили, что забыли купить такие-то закуски и такие-то подарки, и кинулись исправлять свой промах.
Повальный азарт приобретения: несут мандарины и яблоки в сетчатых сумках, свертки и бутылки, коробки с тортами и куклами, мячи, кульки конфет. И у кого-то в спешке прорвался кулек, и конфеты рассыпались по тротуару, и неудачник подбирает их, прижимая к груди остальные пакеты.
И кто-то, вспотевший и задыхающийся, бегает из магазина в магазин, ища фаршированный перец, как будто от этого перца зависит его жизнь.
И какой-то чудак в франтовской велюровой шляпе тащит на плече длинную облезлую елку. Эк, когда спохватился: не успеете, гражданин, украсить ваше дерево к двенадцати! Прохожие взглядывают на чудака с иронией, он слышит их шуточки, но деловито шагает дальше со своей колючей ношей, и на его молодом лице, по-девичьи порозовевшем от мороза, выражение гордой независимости.
Да, он поздновато сообразил, что хорошо бы украсить комнату елкой; сообразив, почувствовал, что это необходимо сделать, что без елки его жизнь неполноценна. И, рискуя опоздать к встрече Нового года, пустился на поиски. Он видел множество елок, но только в витринах и окнах домов. Рынки давно закрылись, а на площади, где шла оживленная елочная торговля, не осталось никого и ничего, кроме густой хвои на утоптанном снегу. Гражданин уже отчаивался, как вдруг видит - на углу против "Гастронома" стоит мальчишка-подросток и держит перед собой елку. Елка уродливая, громадный голый ствол и самая малость зелени, поломанные веточки жалобно обвисают, словом - заваль, но гражданин хватается за нее и держит крепко.
- Сколько? - спрашивает он.
- Двадцать рублей, - отвечает мальчишка.
- Ого! - говорит гражданин. - За что же столько? За красоту?
- А что? - хладнокровно говорит мальчишка. - Хорошая елка. Большая во.
- Все-таки двадцать - это чересчур.
- Ищите дешевле. Ваше счастье, что такую нашли.
- Счастье, положим, обоюдное, - говорит гражданин, подавая две серенькие бумажки. - Ладно, пользуйся.
Мальчишка берет бумажки с оскорбительным пренебрежением. Он презирает чудака, выбросившего такие деньги черт знает за что… И вот чудак поднимается по лестнице с елкой на плече. Елка пахнет дорогими воспоминаниями детства, а лестница - сырой штукатуркой. Оба запаха одинаково отрадны: дом построен недавно, ордер на комнату чудак получил только на днях. А до этого он жил у приятеля на кушетке и мечтал о собственной комнате…
Чуркин и Ряженцев садятся в машину. Кончилось совещание в горкоме, и заседавшие исчезли все разом, будто по петушиному крику. Чуркин и Ряженцев уезжают последними.
- В Дом техники, - говорит Ряженцев водителю.
В Доме техники будет встреча с передовиками производства. На встречу прилетели гости из Москвы, Ленинграда, Свердловска - представители министерства, знатные рабочие, - энский станкостроительный завод занял первое место во всесоюзном соревновании. По городу расставлены щиты с портретами победителей, в кино показывают хроникальный фильм о заводе.
- Еще годик, - говорит Чуркин.
- Еще ступень, - говорит Ряженцев.
В окнах свет, на занавесках тени елочных лап с подвешенными к ним шарами и звездами, шары качаются на нитках - тени поворачиваются…
- Тьфу ты, морока! - с негодованием говорит водитель.
Машина останавливается. Перед нею медленно опускается шлагбаум. Слышен слабый, несмелый вскрик паровоза.
- Черт! - говорит Чуркин. - И в праздник они тут!
- У них прорыв, - говорит Ряженцев.
Старый маленький паровоз "овечка" проходит за шлагбаумом. Он тащит один вагон - всего и дела. "Овечка" с вагоном скрывается за черным массивом городского парка. Женская фигура в тулупе и платке выходит из будки и истово крутит ворот. Шлагбаум поднимается.
- Анекдот! - ворчит Чуркин. - В центре города!
- Вы - власть, - говорит Ряженцев. - На кого жалуетесь? Ставьте вопрос в Совете Министров, поддержим.
От стародавних времен остался в Энске маленький вагоноремонтный заводик. Энск разрастается и украшается, вокруг Энска вон какие воздвигнуты предприятия, а заводик со своей пустяковой программой и устаревшим оборудованием все стоит на месте. Железнодорожники не соглашаются ни ликвидировать его, ни перенести на другую территорию. По этому поводу длится бесконечная переписка с управлением дороги и с министерством. А на сессиях критикуют Чуркина за то, что недостаточно радеет о благоустройстве. Это он-то радеет недостаточно…
По новенькому шелковому асфальту машина огибает парк и выезжает на площадь, в свет и суету. Красные электрические, голубые неоновые вывески бросаются в глаза. Трамвай, звеня, осторожно пересекает площадь. Трубный голос диктора из невидимого репродуктора сообщает последние известия. Пешеходы уже не идут шагом - бегут, обгоняя друг друга.
- Хорошо, когда у людей праздник! - говорит Чуркин.
- Хорошо! - с удовольствием соглашается Ряженцев.
Свет в домах, тени еловых лап на занавесках. Мелькнул на белом кружеве силуэт детской головки - бантик набок. "Как у нашей Нинки", думает Чуркин.
Но не все празднуют. Город - живой организм, он функционирует непрерывно.
По-обычному заступила смена на ГЭС.
Как всегда, одиноко стоит на углу девушка-милиционер, управляющая светофором, и только знакомый шофер такси, притормозив на секунду, крикнет ей в окошечко: "С Новым годом!"
В Ленинском районе, где строится Дворец культуры, где над зубчатыми стенами, лесами, штабелями кирпича редкими звездами горят тысячеваттные лампы и чернеет, почти сливаясь с небом, неподвижный башенный кран, бодрствует сторож в тулупе с поднятым воротником.
"Скорая помощь" доставляет женщину в родильное отделение больницы.
Кто-то приходит в мир на пороге Нового года, и кто-то уходит с последними минутами старого. И кто-то плачет над уходящим.
А в кинематографе кассирша с подбритыми бровками и модной прической, лирически грустя, продает билеты на ночной сеанс.
В типографии плавно стучит машина, печатая новую брошюру, и седой наборщик не спеша набирает на линотипе телеграммы для новогоднего номера газеты.
И там же в типографии, в верстальном, на двух столах, женщины из фабзавкома стелют скатерти и расставляют тарелки с бутербродами и стаканы для пива, чтобы в полночь наборщики, метранпажи и печатники, оторвавшись от работы, тоже чокнулись и поздравили друг друга.