Не поддавайся нужде, обязательно учись! И береги свое здоровье. Выберитесь вы куда-нибудь из этого проклятого подвала. Как жалко, что мне здесь негде заработать копейки.
Ходят слухи, что ссыльных стали забирать в солдаты. Неважны, значит, дела у Николки, если от нас защиты ждет. Мы ему, конечно, поможем - как же! С винтовкой в руках легче разговаривать.
Не унывай, дочка, держись, скоро увидимся!"
- Хорошо, отец, - вслух сказала Катя, - буду такой же, как ты. Я дождусь тебя!
Только две недели молчал гудок Путиловского завода. И вот рано утром вновь загудел, призывая рабочих к стапелям, печам, станкам, верстакам и горнам.
- Слава тебе, господи! - перекрестилась Степанида Игнатьевна и принялась тормошить внука: - Вставай, Васек, вставай! Наш гудит!
Пока Вася мылся, бабушка поставила на стол стакан дымящегося чаю и положила рядом кусок белой солдатской галеты и сбереженный для такого торжественного утра осколочек сахару.
- Другие хоть отдохнули за эти дни, - наблюдая, как внук пьет чай "вприкуску", сказала Игнатьевна. - А ведь тебя с Демой дома не удержишь. Люди спят, а вы до утра колобродите.
- Мы же не по гулянкам ходим.
- Да лучше бы веселились, чем с посадскими связываться. А то лежишь здесь и тревожишься, как бы ножом кто не пырнул.
Вася налил второй стакан чаю, но допить не успел: с улицы послышался знакомый стук в стену.
- Вон дружку твоему не терпится! Хоть бы поесть-то спокойно дал.
Вася не стал слушать воркотню бабушки. Отодвинув недопитый чай, он схватил шапку, куртку и, на ходу одеваясь, выскочил на улицу.
Дема ждал его с хмурым видом.
- С отцом поругался, - сказал он. - В драку лезет. Не смей, говорит, против Ваньки Быка. Еще чего доброго дом из-за тебя спалят.
- И бабка моя ворчит. Не обращай внимания.
- Она у тебя по-иному. А ему церковники в уши жужжат. Если отец узнает, что я в партию вступил - изувечит. Видно, мне придется, как Фильке, из дому уходить.
В мастерской было холодно и неуютно. Савелий Матвеевич сидел на корточках у наковальни и подсчитывал заготовки.
- Раздувайте горн, - велел он парням. - Живые деньги валяются. Старый заказ еще не сдан, восьми поковок не хватает. До обеда закончим.
Дема с Васей принесли древесного угля, коксу и принялись раздувать горн. Вскоре железные болванки, уложенные полукругом, стали нагреваться.
Большинство рабочих слонялись по цеху без дела. Работу им мог дать лишь мастер, а он почему-то не появлялся.
- Вот ведь шкура, - сказал пожилой кузнец. - Простому человеку никогда не сочувствует. О своей корысти только думает. На работу нанимаешься - взятку давай. Заказ хочешь выгодней получить - тоже сунь. И в именины подарок неси, иначе настрадаешься, рублевки в день не заработаешь.
- На тачке вывезти такого! Нечего на него смотреть!
Когда появился мастер, возмущенные рабочие вылили на взяточника ведро мазута, толкнули в тачку и вывезли за ворота.
Мастера в старокузнечном цеху заменил шестидесятилетний Никифор Белолед. Ему взялся помогать Савелий Матвеевич. Они оба прошли в конторку и не спеша вместе с учетчиком стали разбираться в накопившихся бумагах.
Минут через двадцать-тридцать к парням, заканчивавшим заказ, подбежал мальчишка-разносчик и крикнул:
- Кокорева в конторку!
Полагая, что Савелий Матвеевич сейчас заставит писать какие-нибудь наряды, Вася снял рукавицы и нехотя поплелся.
В конторке Савелий Матвеевич, взяв со стола конверт, строго взглянул поверх очков на Кокорева и спросил:
- Кто же это тебе на завод пишет?
- Не знаю… никогда не писали.
Неумело распечатав конверт, юноша развернул письмо и, увидев на нем Катину подпись, смущенно покраснел.
- Это с Выборгской, - сказал он. - Мы на митинге у них выступали.
- Благодарят, что ли? - поинтересовался Савелий Матвеевич. - А ну, покажи.
Вася еще больше смутился.
- Да нет, одна девушка… она нас на конфетную фабрику водила.
Савелий Матвеевич укоризненно покачал головой.
- Хороши! Едут по серьезному делу, а в голове только свое: как бы девушек захороводить.
Вечером парни поехали на Выборгскую сторону. Кокорев быстро отыскал Катин дом; вдвоем они вошли во двор, но постучать в подвальное окно не решались.
- А вдруг не она здесь живет? - высказал сомнение Дема.
- Как не она? Я хорошо помню, - возразил Вася.
- Ну, если помнишь, стучи.
- А может, действительно не она? - стал сомневаться и Кокорев. - Давай лучше войдем в квартиру, будто по делу, и письмо оставим.
- Ну что ж, пиши.
Пристроившись у высокой поленницы березовых плах, Вася принялся писать записку, а Дема со скучающим видом разглядывал двор.
За этим занятием их и застала Катя Алешина. Узнав парней, она растерянно остановилась и почувствовала, как жарко запылали щеки.
- Вы?! Вы как здесь очутились? - спросила она.
Парни тоже смутились.
- Мы пригласить вас хотели, - смущенно сказал Дема. - У нас в воскресенье клуб открывается. Придете?
- Спасибо, - поблагодарила девушка. - Но вы, может, подождете минутку? Я только с завода. вымыться не успела. Побудьте здесь; мы вместе к Наташе сходим.
Она сбежала по ступенькам вниз и скрылась за дверью.
Бросив на кровать пальто, Катя помчалась на кухню и, вернувшись с застрявшими бусинками воды на волосах, стала торопливо переодеваться.
- Куда ты, шальная? - спросила бабушка. - Все-то у вас спешка. Супу хоть поешь.
- Некогда, бабуля; потом.
Проворно натянув на себя праздничное шерстяное платье, хорошие чулки и туфли, Катя подбежала к зеркалу.
- Что-то ты посвежела нынче, разрумянилась. Лектриса прямо! - любуясь внучкой, заметила бабушка. - Чего без нужды глазки в зеркало, совать, женихов-то ведь нет?
- Найдутся, - весело заявила девушка. - Сами придут!
На бегу она чмокнула бабушку в щеку.
- Шальная… впрямь шальная!..
На улице Катя подхватила Васю и Дему под руки и зашагала с ними к райкому.
В другой день она, наверное, оставила бы парней у входа, а сама пошла бы к Наташе, но сегодня она осмелела и предложила:
- Идите первыми и официально пригласите на вечер. Ее величают Натальей Федоровной.
Вася и Дема прошли в комнату, где сидела Ершина. На столе у нее была груда брошюр, увязанных в пачки. Девушка писала на пакетах адреса.
- Вам кого? - спросила она, не узнавая путиловцев.
- Мы к вам, - поклонившись, сказал Рыкунов. - Пришли пригласить вас на открытие Нарвского клуба.
- Это, наверное, не меня, вы ошиблись... Вам Женю Егорову?
- Нет, в точности вас, Наталия Федоровна.
- Ой, узнала! Думаю, где же я их видела? Вы ведь Катины знакомые?
Минут через десять Наташа освободилась. Запирая ящики стола и машинку, она сказала:
- Подождите меня у входа. Я мигом.
Вечер был мягким, безветренным. Падали редкие сухие снежинки. В сиянии уличного фонаря они роились, как ночные бабочки.
Вскоре на улицу выбежала Наташа. Несмотря на то, что девушка была в ботинках с высокими каблуками, она оказалась Деме по плечо. Васе подумалось, что Ершина не понравится его рослому другу. Но он ошибся, - резвость Наташи была по душе Рыкунову. Заспорив о чем-то, Наташа запустила в Дему снежком и бросилась бежать. Он помчался вдогонку, пытаясь поймать ее, но Ершина так ловко увертывалась, что он то и дело попадал в сугробы.
Вася с Катей молча шагали рядом.
- Если бы я не написала письма, вы бы сами не собрались прийти? - вдруг спросила девушка. - Да?
- Нет, я очень хотел, - возразил Вася. - Но с того воскресенья такое качалось, что мы даже выспаться не успевали.
- А потом?
- Одному неудобно, а Дему насильно не потащишь.
- Почему же без него неудобно?
- Мы привыкли всюду бывать вместе.
- Но не всю жизнь вы будете только с Демой ходить! Впрочем, я вам завидую, - призналась Катя. - У меня не было такой подруги. Всем приходилось делиться только с отцом, потому что мать хоть и любит меня, но не понимает, а он был как товарищ, самый близкий... Мы даже уроки вместе готовили…
Она вспомнила, как помогала отцу учиться, как арестовали его.
- Вчера я получила радостную весть: отец уже на свободе. Правда, он попал на фронт, рискует в окопах жизнью, но может в любой день приехать.
- А я своего отца едва помню, - глядя во тьму, сказал юноша. - Лишь недавно узнал, что он был в боевой дружине. После пятого года отца поставили на тропе охранять маевку. Какой-то подлец выдал их. Конные городовые и казаки, побросав коней на шоссе, начали оцеплять лес. Отец их заметил, но поздно. Чтобы задержать казаков и предупредить своих об опасности, он укрылся за валуном и стал стрелять из "смитвессона". Наши заводские, услышав стрельбу, сразу же по кустам, по болоту - и домой. Думали, и он уйдет. А отец отстреливался до последнего патрона. Казаки так обозлились, что засекли его шашками. Полиция даже мертвого не отдала матери. Товарищи отца собрались на тропе и провели траурный митинг. Валун тот у них как бы памятником стал: каждый день на нем то цветы, то красные ленты появлялись. И полиция ничего не могла сделать. Посбрасывает, потопчет цветы, а они через день опять рдеют.
- И вы даже не знаете, где он похоронен?
- Нет. И валуна лесного мы с Демой в позапрошлом году не нашли. Его, видно, взорвали или разбили: вокруг валялись обломки. Мы их собрали в одно место, поставили шест с красным флажком и поклялись не оставлять друг друга в беде.
- А третий может к вам присоединиться? - спросила Катя.