- Инженеру Шафрановичу к утру представить план и расчеты первых работ, будем строить казармы. Воспользуйтесь сметой и планами штаба ОКДВА, - сказал Мартьянов и сел.
Палатка осветилась бледным светом фонаря и вскоре опустела.
* * *
На нарах лежали исписанные чертежи инженера.
- Мы без алгебры разберемся. Ишь, наставил крючков! Я по Малинину-Буренину обучался, - ворчал Мартьянов. Он отложил чертежи Шафрановича.
- Посыльный! Инженера ко мне.
Шафранович не замедлил явиться.
- В ваших летописях разберусь позднее, - Мартьянов ткнул пальцем в пояснения и чертежи, разбросанные на нарах. - Начнем с дела. Сооружайте времянку. Через пятнадцать дней первое бревно должно быть заложено в раму, понимаете?
Это были предельно короткие сроки для строительства хотя бы временной лесопилки.
- Товарищ командир, это невозмо-ожно! - протянул Шафранович и развел руки.
- Доводы, невозможник?
- Во взводе недостает рабочих рук, инструмента, - торопливо перечислял инженер, - много отнимет времени заготовка леса… Не хватает плотников.
- Даю добавочно одного из батареи Шехмана.
- Невозможно-о!..
- Подумайте, инженер. Лесопилка может оказаться узким местом… Задание выполнить к сроку!
Мартьянову не хотелось попусту тратить время. Лесопилку Шафранович начнет строить и выстроит в срок, но еще не прибыл локомобиль, пилорама: необходимое оборудование находилось на перевалочной базе в Троицком. Его предстояло привезти оттуда, и Мартьянов дал указание снарядить бригаду.
…Лесопилку выстроили вблизи горной речушки. Весной сюда можно сплавлять лес. Сейчас же на месте будущего лесозавода стоял неуклюже срубленный сарай с длинным навесом. Над его крышей поднималась железная труба, торчал медный гудок. В дверях еще не было косяков, и вход завешивался брезентом. Из трубы валил густой дым, над гудком пробивался пар.
Шафранович задание выполнил в срок. На шестнадцатые сутки тайгу огласил протяжный гудок. Это был радостный день. Гудок извещал о первой победе. Командиры и красноармейцы быстро вскочили с теплых постелей, оделись и выбежали из палаток.
Гудок долго ревел над утренней тайгой. Эхо его перекидывалось из распадка в распадок, то слабея, то усиливаясь, пока не смолкло совсем. И тогда люди разошлись по палаткам, возбужденные и довольные своим успехом.
К Мартьянову пришел Шафранович и доложил, что лесопилка пущена. Командир, не глядя на него, сорвал листок с календаря, смял его, и бросил в угол палатки.
- Прекрасно! Срок выдержан… - замолчал, посмотрел на небритого инженера, как бы ожидая, что скажет тот. Шафранович протирал очки.
- В следующий раз небритым ко мне не являться, - строго сказал командир.
Шафранович подтянулся. В воспаленных глазах его сверкнуло недовольство, мелко задрожали тонкие губы.
Он прибыл в часть после окончания Военно-инженерной академии. Мартьянов успел подметить в нем странность: инженер еще не выполнил ни одного распоряжения, чтобы не оговориться, не высказать своей точки зрения, не намекнуть, что он - инженер и характер поручаемой работы ему более известен. И всегда в таких случаях Мартьянов говорил: "Выполняйте, рассуждать будете потом".
- Назначаю вас начальником лесопилки. Участок работы большой. Докажите, что можете работать.
Шафранович скривился, приподнял покатые плечи, но ничего не сказал. В эту минуту послышался голос Гейнарова. Он шел сюда с командиром роты связи Овсюговым.
- Вы свободны.
Инженер удалился.
- Да! Странный человек, - оказал Мартьянов.
- Шафранович? - входя, спросил Гейнаров. - Странный! - согласился начальник штаба.
- А что "Тобольск" сообщает? - Мартьянов взглянул на командира роты связи.
- В сорока милях от нас во льдах застрял, за ночь отнесло на полмили назад, - быстро ответил Овсюгов.
- А штаб Армии знает об этом? - обратился Мартьянов к Гейнарову.
- Радировал, - коротко ответил тот.
- Зарежут нас! - Мартьянов резко махнул рукой.
Гейнаров озабоченно проговорил:
- Фураж на исходе. Пятидневку еще продержимся на строгом пайке. Овес есть, не хватает сена…
- Еще испытание! - прервал его Мартьянов. - Лошади отощают, подвозка бревен приостановится, стройка задержится… Но, что бы ни было, а темпов не снижать! Мы ограничены сроками. Понимаете?..
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Северная зима словно испытывала выдержку и выносливость людей гарнизона. В тайге то поднималась пурга и бушевала несколько дней, то стихала, но сразу крепли морозы. Тогда звонко потрескивал лес, дым от костров и труб поднимался тонкой струйкой и растворялся в синем небе.
Дежурные не жалели дров и беспрестанно топили печи, названные "окопками". Здесь все напоминало фронтовую жизнь. Не было еще ни столовой, ни клуба, баня помещалась в землянке. Воду грели в огромных котлах, привезенных из соседнего леспромхоза. Мартьянов следил за чистотой: подразделения мылись каждую пятидневку.
Палатки раскинулись в ложбине в несколько рядов. Это был полотняный город на снегу. У каждой палатки висели надписи: "Штаб", "Амбулатория", "Первый взвод", "Артвзвод", "Взвод связи", "Пульрота", "Музвзвод", "Ленуголок", - указывающие на подразделения гарнизона в тайге. Комбатр Шехман внес частицу своего творчества в сооружение этого города. В палатке, где обедали командиры, он повесил плакат "Столовая начсостава". Тропку до красноармейских палаток он назвал "Проспектом командиров". Над ним шутили:
- Где же проспект?
- Не спешите, товарищи, - отвечал Шехман. - Здесь будет "Проспект командиров". Жители будущего города - наши сыновья в каком-то году вздумают отпраздновать юбилей. И представьте одного из них выступающим с воспоминаниями. Взглянув на пожелтевшие фотографии, он расскажет, как возник этот город и почему улица называется "Проспектом командиров". Кто знает, быть может, к тому времени и Красной Армии, и командиров, и красноармейцев не будет, а заменит нас всенародная милиция.
- Ты фантазер, Шехман!
- Фантазия - качество высочайшей ценности, учит Ленин. С нею и жить легче, и работать спорее. Вы здесь видите просто тропу, а я - "Проспект командиров", гуляю по его асфальту, залитому неоновым светом.
- Правильно, Шехман! Тут будет "Проспект командиров", - откидывая козырек и входя в палатку, подхватил Мартьянов, - только сроки-то чересчур длинны, сократи-ка их…
Его кряжистая фигура распрямляется, и на скуластом лице пробегает улыбка. Все встают, приветствуя старшего командира.
- Продолжай, жизнерад… Тебя на выстрел слышно. Артиллерист! Голос-то натренировал, хорошо говоришь…
Когда Мартьянов подходил к палатке, он услышал горячий спор. Понравилось Мартьянову, что Шехман смело заглядывает вперед. Думал, войдет к командирам и так же горячо скажет: "Наш город не будет похож на Ленинград, Москву, Хабаровск, Владивосток. Таких городов еще не знает никто.. Тут тебе - заводы, порт, подвесная дорога через Татарский пролив на Сахалин, как огромный виадук".
- Мы тут такое бабахнем, что многим и во сне не приснится, верно, Шехман?
- Об этом и я говорил.
- Человек с любовью все сделает, только сроки-то длинноваты… - Ласковый тон Мартьянова быстро меняется, - такой передышки нам не дадут. Международное положение тревожно…
- А внутреннее? - спрашивает Овсюгов.
- Внутреннее тоже! - густым голосом продолжает Мартьянов. - У лошадей выходит фураж - овес, сено. Выдаем полнормы на день. Радировали в штаб Армии. Ответили: "Сено отгружено пароходом". А пароходы здесь, как утки, раз в году появляются, - и, обращаясь теперь только к Овсюгову, приказал:
- Надо запросить еще Хабаровск, - и другим тоном ко всем командирам: - Что делать? Лошади с ног валятся!
Разговор сразу смолкает. Все задумываются: положение действительно тревожное.
- Парохода ждать, - несмело говорит Шафранович.
- Парохода еще декаду не будет, - ответило сразу несколько голосов.
- Меньше работать на лошадях…
- А темпы строительства? Нельзя.
- На Амур… В колхозы… - предложил отсекр партбюро Макаров.
- Дельно-о, дельно-о! - обрадовался Овсюгов.
- На Амур пошлем… А сейчас? - спросил Гейнаров.
- Сейчас будем траву из-под снега выкапывать… - спокойно заметил Мартьянов.
- Прошлогоднюю траву?
- Ничего-о! Не удивляйтесь, Шафранович.
Мартьянов поднялся и вышел из палатки.
Конец апреля, а кругом двухметровый нетронутый снег. Солнце припекает. От тайги пахнет хвоей. На солнцепеке купаются вороны, играют бурундуки, а ветер северит. Весна поздняя, недружная. Медленно темнеют снега, бессильны ручьи по склонам, а дороги испорчены: не пройти без лыж, не проехать на лошади. В тайге бездорожье. Паводки. Распутица. Отрезаны от Амура на месяц, на два.
- Э-эх, положеньице! - до хруста сжав кулаки, Мартьянов направляется на стройку: там, среди бойцов, ему легче.