Павел принес торт, расставил стаканы. Елизавета Ивановна пригласила к столу. Юра сказал:
- Вы так интересно рассказываете, тетя Лиза! Можно, я еще приду к вам? Мы часто говорим в классе о коллекции Бориса Андреевича.
Она положила Юре на блюдце большой кусок торта.
- Приходи, Юрочка. И товарищей приводи. Борис Андреевич собирал коллекции, чтобы их все видели.
После чая Павел проводил Мишу и Юру до их квартиры. Миша спросил, не расстроил ли он Елизавету Ивановну слишком подробным описанием бури. Павел ответил:
- Для мамы нет ничего слишком подробного, когда говорят об отце. - Он помолчал. Юра поднялся наверх. Молодой Доброхотов, как-то вынужденно улыбнувшись, снова заговорил: - Знаете, я в нерешительности… Мне пора уезжать. Нужно упаковывать коллекции отца, продать часть мебели, в Севастополе у нас своя. А мама отказывается уезжать, пока не вернутся все, кто плавал на "Ладоге".
- Разве вы не можете потребовать, чтобы она ехала с вами?
- Нет, не могу, - печально сказал Павел. - То есть могу… Но не должен, что ли. Я думаю о том, что она в Севастополе будет часто сидеть одна, у нас пока нет детей, я - в походах, жена работает в театре, поздно возвращается… И будет думать о том, что кто-то еще есть, кто видел отца в последние часы жизни, слышал его последние слова, а она не дождалась этого человека… Я не в силах так жестоко поступить с ней! Но как ее оставить в Светломорске?
Миша ответил, что здесь к Елизавете Ивановне каждый день ходит Мария Михайловна, рядом живут Соломатины, он, Миша, тоже в свободные часы будет заходить. Сегодня Елизавета Ивановна так интересно рассказывала о коллекциях мужа, ему показалось, что он слушает самого Доброхотова, даже голос стал похожим.
- Она повторяла рассказы отца. Буквально повторяла! Она так часто слушали их, что запомнила наизусть. Скажите, Миша, вам понравился ее торт?
- Очень понравился, - ответил Миша, удивленный неожиданным вопросом. - Елизавета Ивановна мастерица печь торты?
- А вы не заметили, как она сама ела торт?
- Она съела весь кусок, который положила себе. А почему вы спрашиваете об этом?
Павел сумрачно усмехнулся.
- "Наполеон" был любимым тортом отца, а мама не терпела слоеного теста. Она раньше давала попробовать такие торты мне и с тревогой спрашивала, удались ли, потом несла отцу. А сейчас она ест только любимые блюда отца…
5
Соломатин обычно возвращался домой поздно. В этот зимний вечер он вернулся рано. Жена ушла в детсад за детьми. Он подошел к окну, смотрел на улицу. На землю валил густой снег, деревья стали пушистыми и белыми. И против светломорского обыкновения снег не таял, чуть касался не знающей морозов земли. Синоптики третий день обещали неделю устойчивых холодов, - прогноз, хоть и с запозданием, выполнялся. Соломатин зевнул, лег на диван, раскрыл газету. Через минуту газета вывалилась из рук на пол.
Он не услышал, как в прихожей зазвучали радостные голоса детей. Потом голоса унеслись в сад, а Ольга Степановна вошла в комнату. Она окликнула мужа, он и ее не услышал. Он тихо похрапывал, приоткрыв рот. Ольга Степановна засмеялась, дернула мужа за плечо. Он вскочил, как если бы его ударили.
- Фу, черт, это ты! - сказал он. - Такой кошмар приснился! Вдруг налетела волна и снесла с мостика.
- Тебе только страшные сны снятся, Сережа.
- Страшные хорошо запоминаются. Остальные выпадают из памяти, чуть проснусь.
- Почему ты сегодня так рано?
- Сам удивляюсь. Вечер - без заседаний, без совещаний… Решил почитать газету на диване дома.
- С небольшим храпом? Он засмеялся.
- Небольшой - не в счет. Она села рядом.
- Ты видел, какая погода?
- Отличная. Снег, холодок. Давно мечтал о такой погоде.
- Тогда одевайся и пойдем в сад. Дети катаются на санках, мы поиграем с ними в снежки. Ты всегда любил бросать в меня снегом. Или слепим у яблони снежную бабу.
Он поморщился.
- Оленька, не хочется. И надо дочитать газету. Она сказала с упреком:
- Сережа, ты совсем перестал заниматься детьми. Раньше они тебя не видели, потому что ты был в море, а теперь из-за твоих вечных заседаний и совещаний. Ты уходишь, когда они еще в постели, а когда возвращаешься, они уже спят. Он развел руками.
- Оленька! Работа есть работа.
Она хотела что-то возразить, но воздержалась. Он опять лег на диван и взял газету. Она сказала:
- Я принесла платье, заказанное к Новому году. Сейчас покажу.
Она ушла в спальню и вернулась в светло-сиреневом платье.
- Тебе нравится, Сережа?
Он бросил на нее рассеянный взгляд.
- Неплохое.
- Ты погляди лучше.
- Если поглядеть лучше - хорошее.
Она критически осматривала себя в зеркале.
- В ателье сказали, что самая модная модель, а мне кажется, мода не из удачных. Может быть, надеть на праздник старое темное?
- А какая разница - светлое или темное?
- Светлое - полнит, а от темного становишься худощавой.
- Надевай то, в котором ты остаешься сама собой. Она засмеялась.
- Глупый! Нарядно одеваться, значит, выглядеть не такой, какая ты от природы.
- В таком случае тебе лучше одеваться не нарядно. - Он посмотрел на часы и вскочил. - Пора собираться.
- Ты же сказал, что сегодня ни заседаний, ни совещаний. Неужели и одного вечера мы не можем провести вместе?
- От Кузьмы Куржака пришла радиограмма. - Он достал из бумажника сложенный вдвое листок. - Прочти, что он вытворяет.
Кузьма сообщал, что останется в океане до конца зимнего промысла. Он перешел с плавбазы на траулер "Хариус". Там один матрос заболел и возвращается на берег, Кузьма его заменит. Пусть о его здоровье больше не запрашивают, он знает, что оно никого не интересует. А потерянные деньги он заработает сполна и возвратит до копейки, так что могут не беспокоиться.
- Возмутительная радиограмма! - сказала Ольга Степановна. - Твой любимец Куржак провоцирует ссору с женой. За что ты его так превозносишь?
- Работник он отличный. Не отмечать его я не мог.
- Хочешь отнести радиограмму сам? Может, я пойду с тобой?
- Буду рад. Разговор предстоит не из легких.
Она набросила пальто, Соломатин надел фуражку. Дети, игравшие в саду, кинулись к отцу и потребовали, чтобы он покатал их в санках по улице, им одним выходить на улицу запрещалось. Соломатин обещал покатать в другой раз, сегодня он занят.
В большой комнате у Куржаков был Степан, на коленях у него сидела четырехлетняя Таня, он ей рассказывал что-то такое, от чего она хохотала. Гавриловна у стола чинила Танино платьице. Из соседней комнаты вышел Куржак, из другой выбежала Алевтина. Она так побледнела, увидев Соломатина, что он поспешно сказал:
- С Кузьмой все в порядке. Он выздоровел.
- Наконец-то! - с облегчением воскликнула Гавриловна. - Целую неделю лежал, уже не знали, что думать!
- Выздоровел? - с недоверием переспросил Куржак. - А почему молчит? Лина две радиограммы отбила - не отвечал. Мать от себя недавно послала - опять ни слова.
Алевтина все больше бледнела. Она медленно проговорила:
- Что-то от нас скрывают! Сергей Нефедович, вы пришли не случайно!
- Наша радиостанция приняла радиограмму от Кузьмы. Я принес ее.
Он протянул радиограмму Куржаку. Алевтина выхватила листок, громко прочла вслух, еще раз в молчании перечла про себя, потом отдала листок отцу. Куржак, качая головой, сказал:
- Негодник, ну и негодник! Высечь бы ремнем такого! Что придумал - никто им не интересуется!
Алевтина, задыхаясь, сказала Гавриловне:
- Вы слышали, мама? Деньгами вашего сына интересуемся! Только это от него нужно - деньги!
Гавриловна в страхе глядела на невестку и ничего не ответила. Куржак сурово сказал:
- Ох, и потолкую я с ним! Пусть только сойдет на берег. Алевтина порывисто повернулась к нему.
- Потолкуете? А о чем, хочу я знать? Уговаривать, что не только деньги его нужны? Расписывать, как мы его любим, как уважаем, да? И когда поведете этот разговор? Через месяц, через два? А мне пока терпеть? Такое оскорбление два месяца терпеть?
Куржак обратился к Соломатину:
- Сергей Нефедыч, прикажите Кузьме возвратиться с промысла.
Соломатин ответил после короткого молчания:
- Невозможно, Петр Кузьмич. Я запросил капитана "Хариуса", как работает его новый матрос. - Он вынул из кармана второй листок. - Ответ - работает замечательно, всем пример подает. Служба на промысловых судах - дело добровольное. Нет повода отказывать. К тому же в семье у вас все нормально, никто не болеет.
Куржак показал на диван.
- Что же мы все стоим, как столбы на дороге? Сядем, поговорим.
Никто не отозвался на приглашение. Степан осторожно спустил с колен девочку и тоже встал. Таня подбежала к бабушке, та прижала ее к себе. Алевтина с горечью заговорила:
- Нормально в семье, вполне нормально. Все здоровы, девочка ходит в детский сад, взрослые исправно работают. Муж мой может быть спокоен - нет причины ему возвращаться. Или, может, создать какую-нибудь ненормальность? Мне кажется, он только ее и желает!
Гавриловна отстранила девочку, схватила Алевтину за руку.
- Лина, не смей! И слушать не хочу!
- А вы еще ничего не услышали от меня, мама, зачем волнуетесь заранее? - холодно ответила Алевтина.
Девочка громко заплакала. Алевтина обратилась к Соломатиной:
- Ольга Степановна, уведите Татьяну в спальню.
Ольга Степановна взяла девочку за руку и ушла с ней в другую комнату. Алевтина решительно сказала: