- Боже. У нас нет времени. Еще повезет, если на матч успеем. - Он поднял взгляд на официанта. - Мне, пожалуйста, только кофе. - Посмотрел, как официант уходит, затем подался вперед, выложил руки на стол, - совершенно расслабленный, желудок полон, кофе сейчас принесут, - и сказал: - Ну, все равно это интересно. Всякое такое… По-моему только, ты не оставляешь здесь никакого простора даже для самой примитивной психологии. В смысле, я думаю, все эти религиозные переживания имеют под собой весьма очевидное психологическое основание, - ты понимаешь… Хотя интересно. В смысле, этого нельзя отрицать. - Он перевел взгляд на Фрэнни и улыбнулся. - Как бы то ни было. На тот случай, если я забыл упомянуть. Я тебя люблю. Я уже говорил?
- Лейн, ты извинишь меня еще разок на секундочку? - спросила Фрэнни. Она поднялась, еще не завершив вопроса.
Лейн тоже встал - медленно, глядя на нее.
- Все в порядке? - спросил он. - Тебя опять тошнит или что?
- Мне странно, и все. Я быстро.
Она живо прошла по обеденной зале - тем же маршрутом, что и раньше. Но у небольшого коктейль-бара в дальнем углу остановилась как вкопанная. Бармен, вытиравший насухо лафитник, посмотрел на нее. Она положила правую руку на стойку, опустила - склонила - голову и поднесла левую руку ко лбу, едва коснувшись его кончиками пальцев. Чуточку покачнулась, затем, потеряв сознание, рухнула на пол.
Фрэнни совершенно пришла в себя только минут через пять. Она лежала на тахте в кабинете управляющего, а рядом сидел Лейн. Лицо его, тревожно нависшее над ней, нынче располагало собственной примечательной бледностью.
- Ты как? - спросил он довольно больнично. - Лучше?
Фрэнни кивнула. На секунду зажмурилась - свет резал глаза, - потом вновь их открыла.
- Я должна спросить: "Где я?", да? - спросила она. - Где я?
Лейн рассмеялся.
- Ты в кабинете управляющего. Все носятся, ищут нашатырь и врачей, и чем бы тебя еще привести в чувство. Нашатырь у них, судя по всему, закончился. Ты как, а? Серьезно.
- Отлично. Глупо, но отлично. Я честно упала в обморок?
- Не то слово. Грохнулась по-настоящему, - ответил Лейн. Взял ее руку в свои. - Что же с тобой такое, а? В смысле, ты говорила так… ну, знаешь… так безупречно, когда мы на прошлой неделе с тобой по телефону разговаривали. Ты сегодня не завтракала, что ли?
Фрэнни пожала плечами. Глаза ее обшаривали комнату.
- Так стыдно, - сказала она. - Кому-то по правде пришлось меня нести?
- Нам с барменом. Мы тебя как бы волоком сюда. Ты меня просто дьявольски напугала, честно.
Фрэнни задумчиво, не мигая, смотрела в потолок, пока ее держали за руку. Затем повернулась и свободной рукой как бы отогнула Лейну манжету.
- Который час? - спросила она.
- Да ну его, - ответил Лейн. - Мы не спешим.
- Ты же на коктейль хотел.
- Ну его к черту.
- И на матч опоздали? - спросила Фрэнни.
- Послушай, я же говорю - ну его к черту. Ты сейчас отправишься к себе в как их там… "Голубые ставни" и хорошенько отдохнешь, это важнее всего, - сказал Лейн. Он подсел чуточку ближе, нагнулся и поцеловал ее - кратко. Повернулся, глянул на дверь, затем снова на Фрэнни. - Сегодня будешь только отдыхать. И больше ничего не делать. - Очень недолго он гладил ее руку. - А потом, может, немного погодя, если хорошенько отдохнешь, я смогу как-нибудь подняться. Там же, по-моему, есть задняя лестница. Я выясню.
Фрэнни ничего не ответила. Смотрела в потолок.
- Знаешь уже как зверски долго? - спросил Лейн. - Когда тот вечер в пятницу был? Это же в начале прошлого месяца, нет? - Он покачал головой. - Не пойдет. Слишком долго без единого глотка. Если выразиться грубо. - Он пристальнее посмотрел на Фрэнни. - Тебе правда получше?
Она кивнула. Повернула к нему голову.
- Только мне ужасно пить хочется. Мне можно воды, как ты думаешь? Это не очень сложно?
- Черт, да нет, конечно! Тебе ничего будет, если я тебя на секундочку оставлю? Я, пожалуй, знаешь, что сделаю?
В ответ на второй вопрос Фрэнни покачала головой.
- Я пришлю кого-нибудь, чтобы тебе воды принесли. Потом найду старшего официанта и скажу, что нашатыря не надо, - и, кстати, расплачусь. Потом найду такси - чтобы ждало и нам не пришлось бегать его ловить. Может, несколько минут займет, большинство подбирают тех, кто на матч. - Он отпустил руку Фрэнни и поднялся. - Ладно? - спросил он.
- Отлично.
- Ладно, я сейчас вернусь. Замри. - И он вышел.
Фрэнни осталась лежать одна, вполне замерев, глядя в потолок. Губы ее задвигались, лепя беззвучные слова, - и двигаться не переставали.
Зуи
Наличествующие факты предположительно говорят сами за себя, но, я подозреваю, - чуточку вульгарнее, нежели фактам обычно свойственно. Для равновесия, стало быть, начнем с неувядающего и волнующего позорища - официального знакомства с автором. Я о введении, которое не только многословно и искренне так, что и во сне не приснится, но еще и довольно мучительным манером интимно. Если при должном везении это сойдет мне с рук, по воздействию своему оно сравнимо будет с принудительной экскурсией по машинному отделению, а я, экскурсовод, буду показывать дорогу в старомодном закрытом купальнике от "Янцена".
Переходим к худшему: предложить вам я собираюсь вообще - то не вполне рассказ, а нечто вроде домашнего кино в прозе, и те, кто уже видел отснятый материал, настоятельно мне рекомендовали не лелеять изощренных планов касаемо его проката. Группа несогласных (а выдать сие - и привилегия моя, и головная боль) состоит из трех исполнителей главных ролей - двух женщин и одного мужчины. Ведущую актрису рассмотрим первой - она, пожалуй, предпочла бы краткое описание "апатичная и изощренная особа". Ей представляется, что все бы ничего, если б я сделал что-нибудь с пятнадцати-двадцатиминутной сценой, в которой она несколько раз сморкается, - просто отчикал бы эту сцену, насколько я понимаю. Актриса утверждает, что наблюдать, как кто-то все время сморкается, отвратительно. Вторая дама актерского ансамбля, лошеная сумеречная субретка, возражает, что я, так сказать, заснял ее в старом халате. Ни одна барышня (как, намекнули они мне, желательно их именовать) слишком уж визгливо не протестует против моих эксплуатационных поползновений. Вообще-то - по ужасно простой причине. Хоть мне и приходится несколько за нее краснеть. Им по опыту известно, что я ударяюсь в слезы при первом же резком слове или возражении. Однако с самым красноречивым призывом отменить постановку обратился ко мне исполнитель главной роли. Ему кажется, что сюжет вращается вокруг мистицизма, иначе - религиозной мистификации; как бы то ни было, он ясно дает понять, что здесь слишком нагляден некий трансцендентный элемент, который, по его мнению и к вящему его беспокойству, способен будет лишь ускорить, придвинуть день и час моего профессионального краха. По моему поводу уже качают головами, и любое непосредственно профессиональное употребление с моей стороны слова "господи" иначе как в виде знакомого и полезного американского междометия воспринято будет - точнее, упрочится - как наихудшая разновидность похвальбы знакомствами и верный знак того, что я иду прямиком псу под хвост. Что, разумеется, способно вынудить любого нормального малодушного человека, а особенно - человека пишущего, - задуматься. И вынуждает. Но лишь задуматься. Ибо контрдоводы, сколь красноречивы бы ни были, хороши лишь постольку, поскольку применимы. Факт тот, что время от времени я снимаю домашнее кино в прозе с пятнадцати лет. Где-то в "Великом Гэтсби" (который в двенадцать был для меня "Томом Сойером") молодой рассказчик замечает, что все подозревают в себе наличие по меньшей мере одной из главнейших добродетелей, и далее говорит, что своей полагает, видит бог, честность.Моя же, сдается мне, - в том, что я умею отличить мистическую историю от любовной. Я утверждаю, что нынешнее мое подношенье - вовсе не мистическая история, не религиозно дурманящая история вообще. Я говорю, что это составная, иначе - множественная любовная история, чистая и сложная.
Сюжетная линия, чтоб уж закончить, по большей части - результат довольно нечестивых общих усилий. Почти все нижеследующие факты (следующие ниже медленно, спокойно) поначалу преподносились мне отвратительно разрозненными порциями и по ходу отчасти до жути приватных - для меня - сессий тремя героями-исполнителями лично. Ни один из трех, вполне можно добавить, вовсе не проявил заметно грандиозного таланта к выбору деталей либо сжатому изложению происшедшего. Недостаток, опасаюсь я, который перенесется и на эту окончательную - иначе съемочную - версию. Не могу его извинить, к прискорбию своему, однако попробую объяснить и на сем настаиваю. Все мы вчетвером - кровные родственники и говорим на некоем эзотерическом семейном языке, изъясняемся чем-то вроде семантической геометрии, где кратчайшее расстояние между двумя точками - примерно полная окружность.