- Кому-то надо подстричься, - сказала она. Тедди вяло оторвался от газеты, но женщина уже прошла, а оглядываться он не стал. Читал дальше. В конце коридора перед огромным панно со святым Георгием и Драконом над площадкой парадного трапа он сложил судовую газету вчетверо и сунул в левый задний карман. После чего поднялся по низким ступеням, застланным ковром, на Главную палубу - одним трапом выше. Он шагал через две ступеньки, но медленно, держась за поручни, в каждый шаг вкладывая вес всего тела, словно само восхождение по трапу для него, как и для многих детей, было этаким умеренным удовольствием. На площадке Главной палубы он сразу направился к бюро пассажирского помощника, которым в данный момент заправляла симпатичная девушка в морской форме. Она скрепляла сшивателем какие-то отмимеографированные листы.
- Будьте добры, не подскажете, во сколько сегодня игра? - спросил Тедди.
- Прошу прощения?
- Во сколько сегодня игра?
Девушка одарила его напомаженной улыбкой.
- Какая игра, милый? - спросила она.
- Ну эта. В слова - она вчера была и позавчера, там еще надо недостающие слова подставлять. В основном про то, что все следует ставить в контекст.
Девушка помедлила, выравнивая края трех листков между плоскостями сшивателя.
- А, - сказала она. - По-моему, только ближе к вечеру. Кажется, часа в четыре. А ты для нее не слишком маленький, дорогуша?
- Нет, не маленький… Спасибо, - ответил Тедди и отвернулся.
- Секундочку, милый! Как тебя зовут?
- Теодор Макардл, - сказал Тедди. - А вас?
- Меня? - улыбнулась девушка. - Меня зовут энсин Мэтьюсон.
Тедди посмотрел, как она жмет на сшиватель.
- Я знаю, что вы энсин, - сказал он. - Я не уверен, но, по - моему, если кто-то спрашивает, как вас зовут, надо говорить полное имя. Джейн Мэтьюсон, или Филлис Мэтьюсон, или что в данном случае может быть применимо.
- Ах вот как?
- Я же говорю, по - моему - да, - ответил Тедди. - Хотя не уверен. Если вы носите форму, может быть, все иначе. Все равно спасибо вам за информацию. До свидания! - Он повернулся и стал подниматься по трапу на Прогулочную палубу - снова через две ступеньки, только теперь он как будто спешил.
После долгих поисков он нашел Писклю высоко на Спортивной палубе. Она сидела на солнечной полянке - едва ли не лугу - между двумя кортами для палубного тенниса, в который никто не играл. Сидела на корточках, солнце било ей в спину, а легкий бриз трепал шелковистые светлые волосы; она деловито складывала из шашек для шаффлборда две наклонные башни: в одной черные, в другой красные. Совсем мелкий малыш в хлопковом пляжном костюмчике стоял у нее справа под самой рукой, просто наблюдал.
- Смотри! - командирским тоном сказала Пискля брату, когда тот подошел. Она растянулась на палубе и окружила две башни шашек руками, чтобы похвастаться достижением и отгородить их от всего остального на борту. - Майрон, - неприязненно обратилась она к сотоварищу, - от тебя тень падает, моему брату не видно. Сдвинь тушку. - Она закрыла глаза и с мученической гримасой подождала, пока Майрон подвинется.
Тедди встал над двумя башнями шашек и оценил.
- Очень красиво, - сказал он. - Очень симметрично.
- А этот, - Пискля показала на Майрона, - никогда не слыхал про триктрак. У них его даже нету.
Тедди кратко, объективно глянул на Майрона.
- Слушай, - сказал он Пискле. - Где камера? Папе она нужна прямо сейчас.
- Он даже в Нью-Йорке не живет, - сообщила Тедди Пискля. - И у него папа умер. Его в Корее убили. - Она повернулась к Майрону. - Правда? - вопросила она, но подтверждения дожидаться не стала. - А теперь если у него умрет мама, он будет сирота. Он этого даже не знал. - Она взглянула на Майрона. - Правда же?
Майрон уклончиво сложил на груди руки.
- Глупее тебя никого не бывает, - сказала ему Пискля. - Ты самый глупый в этом океане. Спорим, не знал?
- Вовсе нет, - сказал Тедди. - Вовсе ты не глупый, Майрон. - Он обратился к сестре: - Удели мне внимание на секундочку. Где камера? Мне она нужна немедленно. Где она?
- Там, - сказала Пискля, показывая в никуда. Две башни шашек она придвинула к себе поближе. - Теперь мне нужны два великана, - сказала она. - Они бы играли в триктрак, пока не устанут, а потом забрались бы на эту трубу и кидали бы шашки вниз, и всех бы убивали. - Она посмотрела на Майрона. - И твоих радетелей бы убили, - со знанием дела сообщила она. - А если бы они не умерли, знаешь, что можно сделать? Положить яду в зафир и им скормить.
"Лейка" валялась шагах в десяти, рядом с белым леерным ограждением Спортивной палубы. Она лежала на боку в шпигатной канавке. Тедди подошел, взял ее за ремешок и повесил на шею. Затем сразу же снял. Отнес ее Пискле.
- Пискля, сделай одолжение. Отнеси ее, пожалуйста, вниз сама, - сказал он. - Уже десять. Мне нужно писать дневник.
- Мне некогда.
- Мама все равно хочет тебя видеть, - сказал Тедди.
- Врун.
- Я не врун. Хочет, - сказал Тедди. - Поэтому возьми, пожалуйста, камеру с собой, когда пойдешь… Ну давай, Пискля.
- А чего это она хочет меня видеть? - сварливо спросила Пискля. - Я вот ее видеть не хочу. - Она вдруг стукнула Майрона по руке, которая вознамерилась снять верхнюю шашку с красной башни. - Руки прочь, - сказала она.
Тедди накинул ремешок "лейки" ей на шею.
- Я серьезно, ну. Сейчас же отнеси ее папе, а потом мы с тобой встретимся у бассейна, - сказал он. - В пол-одиннадцатого я буду тебя прямо там ждать. Или снаружи, где переодеваются. И не опаздывай, ну? Это внизу, на Палубе Е, не забудь, так что выходи заранее. - Он развернулся и ушел.
- Я тебя ненавижу! Я всех в этом вашем океане ненавижу! - закричала Пискля ему вслед.
Под Спортивной палубой, в широкой кормовой части Солнечной палубы под открытым небом прочно установили семьдесят пять шезлонгов или даже больше - семью или восемью рядами, так, чтобы палубному стюарду в проходах не спотыкаться о пожитки загорающих пассажиров: кошелки с вязаньем, романы в суперобложках, бутылки с лосьоном, фотоаппараты. Когда пришел Тедди, там было людно. Он начал с заднего ряда и двигался методично, от ряда к ряду, останавливаясь у каждого шезлонга вне зависимости от того, занят тот или нет, и читая на подлокотнике табличку с именем. Лишь один или два отдыхающих заговорили с ним - то есть произнесли ту или иную банальную любезность, какими взрослые иногда склонны одаривать десятилетнего мальчика, упорно разыскивающего свой шезлонг. Молодость Тедди и упорство были довольно очевидны, но общему виду его, пожалуй, вообще не была свойственна - либо ее просто не хватало - та прелестная серьезность, перед которой взрослые с готовностью заискивают - или же до которой снисходят. Может, виной был его наряд. Дырка на плече его футболки прелестной не была. Избыток материи на шортах, сама чрезмерная их длина не были прелестными излишествами.
Четыре шезлонга Макардлов с подушками, готовые к пользованию, размещались в середине второго ряда от начала. Тедди - нарочно или же нет - уселся так, чтобы никто не оказался с ним рядом ни с какой стороны. Вытянул голые незагорелые ноги ступнями вместе на подставку и почти сразу же извлек из правого заднего кармана десятицентовый блокнотик. Затем с крайней сосредоточенностью, будто на свете существуют лишь он сам и его блокнот - никакого солнца, никаких попутчиков, никакого судна, - принялся его перелистывать.
За исключением нескольких заметок простым карандашом, все записи в дневнике явно делались шариковой ручкой. Сам почерк был текуч - такому нынче учат в американских школах вместо старого, палмеровского метода. Разборчивый, но без росчерков и завитушек. Плавность - вот что было в нем примечательно. Ни в каком смысле - во всяком случае, ни в каком механическом смысле - слова и фразы не выглядели так, будто их писал ребенок.
Значительное время Тедди потратил на чтение последней, судя по всему, записи. Она покрывала три с лишним страницы:
Дневник за 27 октября 1952 года Собственность Теодора Макардла Палуба А 412
Уместная и приятная награда если нашедший быстро возвратит Теодору Макардлу.
Посмотреть не найдутся ли папины армейские личные жетоны и носить их всегда по возможности. Тебя не убьет а ему будет приятно.
Ответить на письмо профессора Мэнделла когда будет случай и терпение. Попросить его больше не присылать сборников стихов. Мне и так хватит на 1 год. Все равно меня уже от них тошнит. Человек идет по пляжу и к несчастью по голове ему лупит кокос. Голова его к несчастью раскалывается надвое. Затем по пляжу идет его жена поет песенку и тут видит 2 половинки и узнает их и подбирает. Ей конечно становится очень грустно и она плачет души раздирающе. Вот где именно меня тошнит от поэзии. Предположим дама просто подбирает 2 половинки и очень сердито в них кричит "А ну прекрати!" Однако, не упоминать этого когда будешь отвечать на его письмо. Это весьма противоречиво а миссис Мэнделл кроме того поэтесса.