- Во что ты с ней все время играл?
- В шашки.
- Шашки, язви тебя!
- Ну. Она своими дамками ходить никак не хотела. Как делала - проходит в дамки, а потом этой дамкой не двигает. Оставляет в задней линии. И так вот всех по задней линии и выстраивала. И никогда ими не ходила. Ей просто нравилось, как они все смотрятся в задней линии.
Стрэдлейтер ничего не сказал. Такая хрень почти никого не интересует.
- Ее штруня в тот же клуб ходила, что и мы, - говорю. - Я там клюшки подносил время от времени, грошей заработать. И пару раз ее штруне подносил. Она где-то сто семьдесят набирала на девять лунок.
Стрэдлейтер меня почти не слушал. Все прилизывал свои роскошные локоны.
- Надо хоть пойти с ней поздороваться, - говорю.
- Ну сходи.
- И схожу, погоди вот.
Он снова начал пробор себе делать. Чтобы причесаться, у него где-то час уходит.
- Ее штрики развелись. Мамаша потом опять вышла за какого-то кирюху, - говорю я. - Задохлик такой, ноги волосатые. Я его помню. Все время шорты носил. Джейн говорила, он какой - то, нафиг, драматург или как-то, но я только видел, как он киряет все время да по радио ни одной, нафиг, детективной передачи не пропускает. И еще он по дому голый бегал. А там Джейн и всяко-разно.
- Да ну? - говорит Стрэдлейтер. Вот это его вставило. Про кирюху, который голый по дому бегает, а там Джейн. Стрэдлейтер - он очень озабоченный гад.
- Паршивое у нее было детство. Без балды.
А вот это его уже не заинтересовало. Ему б только помацать кого.
- Джейн Гэллахер. Бож-же. - Я не мог выкинуть ее из головы. По-честному не мог. - Надо сходить поздороваться с ней, по крайней мере.
- Ну а чего ж, нафиг, тогда не сходишь, а только трындишь? - говорит Стрэдлейтер.
Я подошел к окну, но там фиг чего увидишь, так оно все запотело от жары в тубзе.
- Я сейчас не в настроении, - говорю. Я в нем и не был. Для такого настроение нужно. - Я думал, она в Шипли пошла. Я бы зуб дал, что она пошла в Шипли. - Я немного походил по тубзу. Мне больше нечего было делать. - А ей футбол понравился?
- Ну да, наверно. Фиг знает.
- А она тебе говорила, что мы раньше все время в шашки играли, или как-то?
- Да не знаю я. Язви тебя, я ж с ней только познакомился, - говорит Стрэдлейтер. Он наконец дочесал свои, нафиг, роскошные локоны. И теперь убирал в несессер эти захезанные приблуды.
- Слышь. Ты ей привет передай, а?
- Лады, - говорит Стрэдлейтер, но я знал - ни шиша он, наверно, не передаст. Такие никогда приветы никому не передают.
Он вернулся в комнату, а я еще в тубзе немного поваландался, подумал об этой Джейн. Потом тоже двинул в комнату.
Стрэдлейтер как раз надевал галстук перед зеркалом, когда я зашел. Он половину жизни, нафиг, проводит перед зеркалом. Я сел в кресло и вроде как еще понаблюдал.
- Эй, - говорю потом. - Только не ляпни ей, что меня выперли, ладно?
- Лады.
Вот что в Стрэдлейтере хорошо. Ему, нафиг, не нужно всякую мелкую хреноту объяснять, как Экли. Главным образом, наверно, потому, что ему неинтересно. Вот почему, если по-честному. У Экли же все иначе. Экли - очень пронырливый гад.
Стрэдлейтер надел мой пидж в мелкую клетку.
- Ёксель-моксель, ты хоть постарайся его не растягивать, - говорю. Я его только пару раз надевал.
- Не буду. Где, нафиг, мои сиги?
- На столе. - Он никогда не помнит, куда, нафиг, все кладет. - Под кашне.
И он положил их в карман - ко мне в карман.
Я вдруг - для разнообразия - передвинул кепарь вперед козырьком. Мне вдруг ни с того ни с сего стало как-то дерганно. Я ж вообще дерганый.
- Слышь, а куда вы с ней на свиданку двигаете? - спрашиваю. - Ты уже прикинул?
- Фиг знает. В Нью-Йорк, если время будет. Она только до полдесятого отпросилась, язви ее.
Фигово он это сказал, поэтому я ему:
- Это она потому, что просто не знала, какой ты симпотный очаровашка, гад. А если б знала, отпросилась бы до полдесятого утра.
- Правильно, нафиг, - говорит Стрэдлейтер. Его так просто не допечь. Слишком самонадеянный. - Ладно, без шуток. Напиши мне сочинение, - говорит. Он уже и пальто надел, совсем к выходу намылился. - Сильно не напрягайся, просто чтоб наглядное было, как не знаю что. Лады?
Я ему не ответил. Не хотелось. Я только сказал:
- Спроси, она так же дамок на задней линии держит?
- Лады, - говорит Стрэдлейтер, но я знал - ни шиша он не спросит. - А ты не напрягайся. - И он с грохотом отвалил на фиг.
После его ухода я где-то с полчаса посидел. То есть просто сидел в кресле, ни фига не делал. Думал про Джейн, как у Стрэдлейтера с ней свиданка и всяко-разно. Так дергался, что чуть не спятил. Я уже говорил вам, какой Стрэдлейтер озабоченный гад.
Тут вдруг Экли снова в комнату врывается через эти, нафиг, шторки душевые, как обычно. Я в кои-то свои дурацкие веки по - честному рад был его видеть. Хоть отвлек меня от этой бодяги всей.
Он мотылялся по комнате где-то до ужина, трындел про всех в Пеней, кого он терпеть не может, да еще неслабый прыщ на подбородке выдавливал. Даже платок не достал. Думаю, у этого гада и платков-то не водится, если вам правду сказать. Я у него их по-любому ни разу не видел.
5
В субботу по вечерам в Пеней кормили одним и тем же. Как бы кипиш страшный, потому что давали бифштекс. На тыщу спорим, они так делали потому, что у многих парней штрики по воскресеньям в школу приезжают, и этот Тёрмер, наверно, прикинул: всякая штруня своего дорогушу станет допрашивать, что это он кушал вчера на ужин, и он ей скажет: "Бифштекс". Куда деваться. Видали б вы эти бифштексы. Такие сухие козявки, даже не разрежешь. По таким вечерам к бифштексам всегда давали комки пюре, а на десерт - "Румяную Бетти", которую никто не ел, кроме разве что малявок из начальной школы, которые ни шиша не смыслят, да каких-нибудь Экли, которые всё сожрут.
Хотя когда мы вышли из столовки, было вроде ничего. Снега нападало дюйма на три, и он еще сыпался, прямо как ненормальный. Красиво, как не знаю что, мы все стали кидаться снежками и вообще валять дурака. Детский сад, но всем зашибись.
У меня ни свиданки не было, ничего, поэтому мы с этим моим корефаном, Мэлом Броссаром, он еще в борцовской команде, решили прокатиться на автобусе в Эйджерстаун, зачикать по гамбургеру и, может, кинпо какое паршивое позырить. Ни ему, ни мне на жопе весь вечер сидеть не хотелось. Я спросил Мэла, не против ли он, если мы с собой прихватим Экли. Я чего спросил - Экли ж никогда и ничего по субботам не делает, только сидит весь вечер у себя и прыщи давит или чего-то. Мэл сказал, что не против, но от радости с ума не сойдет. Экли ему не очень в жилу. В общем, мы разошлись по комнатам собираться и всяко-разно, и пока я влатывался в галоши и прочие дела, покричал этому Экли, не хочет ли сходить в кино. Ему через шторки меня нормально слышно было, но сразу он все равно не ответил. Такие сразу никогда не отвечают. Потом наконец пришел - через эти самые, нафиг, шторки, встал на порожке душа и спросил, кто еще идет. Ей-богу, очутись он где-нибудь на необитаемом острове, и спаси вы его, он бы первым делом стал спрашивать, кто на веслах, и только потом сел бы в шлюпку. Я говорю:
- Мэл Броссар.
Он говорит:
- Вот гадство… Ладно, я сейчас. - Будто одолжение сделал.
Сейчас у него - это часов пять. Пока он там копался, я подошел к окну, открыл и голыми руками слепил снежок. Хорошо из такого снега лепить. Но кидать его я никуда не кинул. Хотя собрался было. В машину через дорогу. Но передумал. Путёвая такая машина, белая. Потом я хотел его кинуть в пожарный гидрант, но он тоже был вроде такой путёвый и белый. В конце концов, так я никуда и не кинул. Только закрыл окно и походил с этим снежком по комнате, а сам лепил его все туже. Потом, когда мы с Броссаром и Экли уже сели в автобус, я снежок этот все равно из рук не выпускал. А водитель открыл двери и заставил выбросить. Я ему говорю: ни в кого я этим снежком не заеду, - а он не поверил. Никогда никто не верит.
И Броссар, и Экли ту картину уже видали, поэтому мы просто взяли по паре гамбургеров и немного поиграли на пинболе, а потом вернулись на автобусе в Пеней. Не посмотрели кино - ну и фиг с ним. Там какая-то комедия с Кэри Грантом и всякая такая херня. Кроме того, с Броссаром и Экли я уже в кино ходил. Они оба ржут, как кони, даже когда не смешно. Мне с ними рядом противно даже сидеть.