- Мы в поезде ехали из Трентона в Нью-Йорк - сразу как его призвали. В вагоне было холодно, и я нас обоих своим пальто как бы накрыла. А под низом у меня, помню, был кардиган Джойс Морроу - помнишь, синенький такой у нее был, славный?
Мэри Джейн кивнула, но Элоиза все равно не посмотрела.
- Ну и вот, его рука у меня как бы на животе лежала. Ну, в общем. И вот ни с того ни с сего он говорит, дескать, у меня живот такой прекрасный, что хорошо бы сейчас зашел какой-нибудь офицер и приказал ему другой рукой стекло в окне выбить. Мол, хочет, чтобы все по-честному. А потом руку убрал и говорит проводнику, чтобы не сутулился. Говорит, больше всего терпеть не могу, если человек своим мундиром не гордится. А проводник такой: ложись-ка ты спать дальше. - Элоиза ненадолго задумалась, потом сказала: - И дело-то не в том, что он всегда говорил, а как. Понимаешь, да?
- А ты Лью про него рассказывала - в смысле, вообще?
- Ох, - ответила Элоиза. - Как-то раз начала. А он сразу спросил, в каком тот был звании.
- И в каком?
- Ха! - сказала Элоиза.
- Нет, я просто…
Элоиза вдруг расхохоталась - эдак утробно.
- Знаешь, что он еще как-то раз сказал? Говорит, такое чувство, что он в армии растет, но в какую-то другую сторону. Когда первое звание дадут, говорит, ему не лычки выпишут, а рукава отрежут. Дорастет до генерала, говорит, и будет ходить голый. Только пехотная пуговка в пупке. - Элоиза посмотрела на Мэри Джейн - та не смеялась. - Что, не смешно?
- Смешно. Только все равно - чего б тебе не рассказать про него Лью как-нибудь, а?
- Чего? Он слишком недалекий, вот чего, - ответила Элоиза. - И еще. Послушай-ка меня, самостоятельная девушка. Если еще раз когда-нибудь выйдешь замуж, не вздумай рассказывать мужу вообще ничего. Ты меня слышишь?
- Почему? - спросила Мэри Джейн.
- Потому что я так сказала, вот почему, - ответила Элоиза. - Им нравится думать, что ты всю жизнь только и делала, что блевала, как только к тебе мальчик подойдет. Я не шучу, заметь. Нет, рассказывать-то им можно что-нибудь. Только не по правде. Только не правду, в смысле. Если расскажешь им, что была знакома с приятным мальчиком, надо тут же сказать, что он был приторный. А если скажешь, что знала остроумного, тут же говори, что он был какой-нибудь остряк-самоучка или умник. А если не скажешь так, они тебя этим мальчиком твоим будут по башке лупить всякий раз. - Элоиза умолкла, отпила из стакана и поразмыслила. - Ох, - сказала она, - слушать они будут, конечно, очень зрело и всяко-разно. И даже выглядеть при этом умно, как черти. Но пускай тебя это не обманывает. Поверь мне. У тебя не жизнь начнется, а сущий ад, если ты когда-нибудь признаешь в них хоть какие-нибудь мозги. Слово тебе даю.
Мэри Джейн уныло оторвала подбородок от подлокотника. Для разнообразия оперлась им на руку. Подумала над советом.
- Нельзя же сказать, что Лью не умный, - сказала она вслух.
- Кому нельзя?
- В смысле, он же умный, нет? - простодушно уточнила Мэри Джейн.
- Ох, - сказала Элоиза, - да что проку разговаривать? Давай не будем, а? Я на тебя одну тоску навожу. Заткни мне рот.
- А чего тогда ты за него пошла? - спросила Мэри Джейн.
- Ох господи! Да не знаю я. Он сказал, что любит Джейн Остен. Сказал, что ее книги для него много значат. Вот так он мне и сказал. А после свадьбы я выяснила, что ни одной ее книги он не прочел. Знаешь, кто у него любимый писатель?
Мэри Джейн покачала головой.
- Л. Мэннинг Вайнз. Слыхала?
- Не-а.
- И я не слыхала. И никто не слыхал. Написал книгу о том, как четверо померли с голоду на Аляске. Лью не помнит, как она называлась, но, говорит, написана она была прекраснее всего, что он только читал. Господи! Ему даже не хватает честности просто взять и сказать, что ему понравилось, потому что там про четверых мужиков, которые померли с голоду в каком-то иглу. Обязательно нужно говорить, что она прекрасно написана.
- Ты слишком придираешься, - сказала Мэри Джейн. - То есть, слишком к нему строга. Может, она и хорошая…
- Поверь мне на слово - не может она быть хорошей, - ответила Элоиза. Поразмыслила и добавила: - У тебя, по крайней мере, есть работа. В смысле, ты по крайней мере…
- Но послушай, - перебила ее Мэри Джейн. - А ты ему хоть когда-нибудь скажешь, что Уолт вообще погиб? В смысле, он же не станет ревновать, если выяснится, что Уолт - ну, понимаешь? Погиб и все такое.
- Ох, солнышко! Бедная невинная самостоятельная девушка, - сказала Элоиза. - Да будет еще хуже. Да он же станет изувером. Слушай. Он знает только, что я когда-то ходила с парнем по имени Уолт - с каким-то остряком армейским. Я ни за что не скажу ему, что парня убили. Ни за какие коврижки. А если да - ни за что не скажу, но вдруг, - если вдруг да, я скажу, что погиб он на фронте.
Мэри Джейн поерзала подбородком по руке.
- Эл… - произнесла она.
- А?
- А расскажи мне, как его убили? Клянусь, я никому ни слова. Честно. Пожалуйста.
- Нет.
- Прошу тебя. Честно. Никому не скажу.
Элоиза допила и водрузила пустой стакан себе на грудь.
- Ты скажешь Акиму Тамироффу.
- Нет, не скажу. В смысле, я ни одной живой…
- Ох, - произнесла Элоиза. - Его полк где-то отдыхал. Между боями какими-то, мне его друг потом написал. Уолт и еще какой-то мальчишка паковали такую японскую печку. Какой-то полковник хотел ее домой отправить. Или они ее вытаскивали из упаковки, чтобы снова завернуть, я толком не знаю. В общем, в ней было полно бензина и еще какой-то дряни, и она у них в руках взорвалась. Второму мальчишке только глаз выбило. - Элоиза хлюпнула носом. И покрепче сжала стакан на груди, чтобы не упал.
Мэри Джейн соскользнула с кушетки, на коленях проползла три шага к Элоизе и принялась гладить ее по лбу.
- Не плачь, Эл. Не плачь.
- А кто плачет? - сказала Элоиза.
- Я знаю, но все равно не надо. В смысле, не стоит оно того и все такое.
Открылась входная дверь.
- Рамона вернулась, - гнусаво произнесла Элоиза. - Сделай доброе дело. Сходи на кухню и скажи этой, чтобы ее раньше покормила. Сможешь?
- Ладно, если дашь слово, что не будешь плакать.
- Даю. Иди. Мне сейчас только на кухню не хватало.
Мэри Джейн встала, покачнулась, но устояла и вышла из комнаты.
Вернулась она, не прошло и двух минут, и перед ней бежала Рамона. Изо всех сил шлепая ногами, чтобы расхлябанные галоши хлопали громче.
- Не дает мне снять галоши, - пожаловалась Мэри Джейн.
Элоиза, по-прежнему лежа на спине, вытирала лицо. С Рамоной она заговорила в платок:
- Выйди и скажи Грейс, чтобы сняла с тебя галоши. Ты же знаешь, не полагается входить в них в…
- Она в туалете, - ответила Рамона.
Элоиза отняла от лица платок и приподнялась на локте.
- Давай мне ногу, - сказала она. - Сначала, пожалуйста, сядь. Не туда - сюда. Боже!
Опустившись на колени и нашаривая под столом сигареты, Мэри Джейн сказала:
- Эй. А угадай, куда девался Джимми?
- Без понятия. Другую ногу давай. Другую.
- Его переехало машиной, - сказала Мэри Джейн. - Какая трагедия, правда?
- Я видела Прыгунка с косточкой, - сообщила Рамона Элоизе.
- А что случилось с Джимми? - спросила та.
- Его переехало, и он убился. Я видела Прыгунка с косточкой, и он не хотел…
- Дай-ка мне лобик на секунду, - сказала Элоиза. Пощупала девочке лоб. - Температура немножко поднялась. Иди скажи Грейс, чтобы ужин тебе наверх дала. И сразу в постель. Я потом зайду. Иди уже, пожалуйста, а? И это с собой забери.
Рамона медленно вышла из комнаты гигантскими шагами.
- Кинь мне, - сказала Элоиза Мэри Джейн. - Давай еще хлопнем.
Мэри Джейн принесла Элоизе сигарету.
- Ты смотри, а? Про Джимми? Какая у нее фантазия!
- Ну да. Сходи еще налей, а? И бутылку принеси… Не хочу я выходить. Весь дом провонял апельсиновым соком к чертовой матери.
Телефон зазвонил в пять минут восьмого. Элоиза встала из оконной ниши и в темноте стала нашаривать туфли. Те никак не находились. В одних чулках она пошла к телефону - уверенно, почти плавно. Звонки не потревожили Мэри Джейн, которая спала ничком на кушетке.
- Алло, - произнесла Элоиза в трубку, не зажигая верхнего света. - Послушай, я не могу тебя встретить. У меня Мэри Джейн. Она машину поставила прямо перед моей, а ключ найти не получается. Я не могу выехать. Мы уже минут двадцать его искали в этом, как его - в снегу каком-то. Может, тебя Дик с Милдред подвезут. - Она послушала. - Ох. Ну что, очень жаль, малыш. Ну собрались бы всем взводом и пошли маршем по домам? Ать - два, левой-правой, ура. Ты можешь командовать. - Опять послушала. - Я не издеваюсь, - сказала она. - Честно. У меня просто лицо такое. - Она повесила трубку.
Уже не так уверенно она вернулась в гостиную. У окна вылила себе в стакан остатки скотча из бутылки. Получилось где-то с палец. Выпила, содрогнулась и села.
Грейс включила свет в столовой, и Элоиза встрепенулась. Не вставая, окликнула:
- До восьми лучше не накрывайте, Грейс. Мистер Уэнглер немного задерживается.
Грейс возникла в прямоугольнике света из столовой, но заходить не стала.
- Леди уехала? - спросила она.
- Она отдыхает.