- Может быть, и вы, коллега, с нами? А то мы впервой. Вот я к вашему новоиспеченному петровцу пришел, к моему земляку, а он в этих делах, то есть, ни бельмеса не смыслит.
- Что ж, я готов, если вы угощаете.
- Ну, это само собой!
- Тогда давайте знакомиться: Перевозчиков.
- Краснов.
- Андронов.
- Добавь еще: кулугур. Две недели уже здесь живет, а не знает, где пивная.
И в этот вечер, очень поздно, из-за прудов по мосту большая толпа студентов, в расстегнутых тужурках, с фуражками на затылке, шла к академии и оглушительно орала: "Назови мне такую обитель". Шли обнявшись, стеной, и, хоть пьяны были, держали друг друга крепко, не качались. В первом ряду шли Краснов и Виктор, орали оглушительнее всех срывающимися петушиными голосами. Их новые тужурки были облиты пивом - в честь посвящения.
Когда прощались, пьяные студенты обнимали Виктора так, что у него трещали кости, влажными губами целовали его в щеки, в губы, говорили:
- А ты, коллега, видать, человек компанейский. Наш! Люблю!
Когда Виктор и Краснов остались одни в пустой аллее, пьяненькие и возбужденные, Краснов спросил:
- Послушай, а кто такой Лихов?
- Не знаю. Он только послезавтра начнет читать.
- Эх, ничего ты не знаешь!
- Ну, ты ладно, все узнаю.
- А слыхал, как про Россию говорили? А? То-то, брат! Это тебе не Цветогорье.
Виктор не ответил. Да, это не Цветогорье. Вот она - дорога широкая. Краснов бормотал:
- А, Виктор, какой народ? Замечательный народ! Ничего не боятся… Послушаешь Лихова, приходи, расскажешь, по какому случаю шум. У нас тоже, надо быть, есть замечательные профессора. Не без этого. А гляди, уже светает. К утру домой доберусь. Обязательно доберусь!
В аудитории, большой, но полутемной, битком набились студенты, и не первокурсники только в их новеньких, блестящих тужурках, но и с других курсов, тужурках потрепанных. Непринужденный говор и молодой смех шумели, как мукомольная мельница. Потом разом шум упал: к кафедре, пробираясь бочком между студентами, кланяясь и улыбаясь, шел седоватый профессор, уже не молодой - годов под пятьдесят. Это и был знаменитый Лихов. Студенты задвигались сдержанно, приветствовали его, когда он взошел на кафедру. У Виктора забилось сердце. Он не вник, не понял первых фраз. Лишь ловил отрывки, почему-то страшно знакомые:
- …Величайшие возможности перед нами. По количеству естественных богатств наша Россия на первом месте. Если мы бедны, даже больше - если мы нищи, то нищи благодаря нашей неорганизованности. Отсутствие правильного труда, систематического и углубленного…
Виктор внутренне ахнул: "То же говорил папа!"
- …Нагнуться и взять. Всюду лежат наши богатства, - продолжал Лихов. - Поле требует работников. Такими работниками будете вы. Вы - организаторы труда. Вы - будители. Вы поведете страну к ее законному богатству. Будите же! Заставьте все силы - и свои, и другие, и силы земли - работать на создание богатства нашей страны.
Виктор вспомнил:
"Всему дело дадим. Земля работай! Лошадь работай! Мужик работай!"
- У нас мало в настоящем. Почти все в будущем. А будущее - это вы, молодые работники, потому что, если не ваша работа, мы так и останемся в потенции. Россия - пустынное поле, заросшее бурьяном. А на поле - полудикий крестьянин, ковыряющий землю допотопной сохой. Если наши западные соседи, и особенно американцы, в области промышленности и земледелия стоят на высоте нашего времени, то мы, Россия, живем еще в веке царя Гороха. Россия - еще пустыня.
Мелькнули: бескрайние заволжские степи, ветряк за селом на пригорке, по мягкой дороге лениво идет мужик…
"Пустыня Россия, пустыня!" - откликнулся сердцем Виктор.
Профессор заговорил цифрами. Он подошел к доске и быстро набросал несколько чисел столбиками.
- Вот у них, вот у нас.
И по аудитории пронесся вздох, как подавленный стон: "У-ух!"
"Пустыня Россия".
И вдруг новая картина - возможностей.
- …Если бы мы приложили минимум организованного труда, мы были бы первой страной в мире. Мы ленивы, потому что нам все дается легко. У нас легко создаются богатства, богатства честные и крепкие, но до сих пор почему-то обман, кража и грабеж считаются у нас преимущественными путями к богатству.
- …Но уже идет новый организатор труда. Он сделает Россию действительно самой богатой и самой сильной.
"Это я!" - возбужденно и задорно откликнулся мысленно Виктор.
Он слушал теперь с восторгом об этом новом человеке - великом организаторе. Придет, все построит, все победит. И отец говорил:
"Всему дело дадим! О-о-о!"
- …Вы - надежда России. Россия зовет вас к великому труду.
Профессор поклонился и вдруг стал маленьким, будто с последним словом уменьшился. Все вокруг завыли, захлопали в ладоши, стеной двинулись к нему.
Виктор, выкрикивая что-то, а что - и сам не разбирал, толкаясь, лез через толпу. Профессор шел к двери, шел еле-еле и улыбался, студенты восторженно орали, хлопали в ладоши, глядя ему в лицо.
Дверь закрылась. "Ф-фу-у-у!.." Сконфуженно и радостно смотрели студенты друг на друга. Виктору не снилась даже возможность такого торжества.
Весь день потом он уже не мог сосредоточиться, будто без вина был пьян.
"Это я - строитель!"
Дни пошли полные крепкого возбуждения. Академия была точно гора высокая, а видать с горы и вдаль и вширь бесконечно. Пошел Виктор на эту гору походкой деловой, упорной, с тихим восторгом заглядывая в дали. И вот тут пришло время удивлений необычайных. Разве одно Заволжье пустыня? О-го-го-го! Пустыня - это еще вся Россия. Какие просторы! Только работай! Все перед тобой. Но на этих просторах живет ленивое, неповоротливое существо - русский человек. Надо завоевать его, впрячь в колесницу великой культуры. Воюй же!
Не только Лихов на лекциях по сельскохозяйственной экономике, но и другие профессора, седые старички, познавшие вековую мудрость, а с ними молодые ассистенты и лаборанты, все они так и говорили о России в одно слово:
- Россия еще ждет своих делателей.
Лежит страна великая, силы непомерной - Россия.
- Поля, леса, горы, реки - если бы все отдать в работу, мир ходил бы в золотых одеждах, - так говорил Лихов, - но пока страна спит.
И, внутренне загораясь, Виктор готов был крикнуть, здесь вот, на лекции, стукнуть кулаком по парте:
- Я разбужу!
И все мускулы невольно напрягались, играла сила во всем теле.
Он ходил чуть нахмуренный, потому что в девятнадцать лет думают: дело - это хмурь. Он стучал ногами громко, шагал широко, и руки вздымались высоко при походке. В молодом задоре хотел показать: идет не просто студент, а Виктор Андронов - завоеватель России. Придет время, он скажет: "Встань!" И страна встанет.
И Лихов - седоголовый, неукротимый сказочник - своими лекциями подливал масла в этот молодой обжигающий огонь.
- Вы - будущие командиры великой армии земледельцев, единственной армии, что несет человечеству ничем не омраченную радость, потому что только работа земледельца создает крепкую первооснову человеческой жизни. Нет труда земледельца - и в наших условиях все общество опрокинуто.
И затаенный вздох проносился по студенческим рядам. И было видно: не один Виктор Андронов мечтал разбудить Россию.
На лекциях Лихова он впервые услышал об опытных полях, о селекционных семенах, о засухостойных растениях и тотчас в уме живо и энергично прикидывал, подойдет ли все это к Заволжью. Все подойдет! И сознание новой силы и возможностей тряхнуло его. Он писал отцу письма на восьми листах: "Вот как, папа, надо делать. Вот что надо завести". Ему казалось, что отец с восторгом примет его советы: в самом деле, работать так работать. Но отец отвечал пока холодно: "Учись, учись. Это ты заведешь. Мне, пожалуй, не надо. Мы и без того богатеем. Вот нешто насчет засухостойных растений обдумать надо бы. Засуха нас мучает. Из сорока годов двадцать два было неурожайных. Поговорить бы с Лиховым".
В упорной работе пошли месяц за месяцем однообразной лентой.
Виктор носил высокие сапоги на толстой подошве, всегда застегивал тужурку, хотя считалось у петровцев шиком показать сатиновую цветную (чаще красную) рубаху из-под расстегнутой тужурки. И волосы стриг коротко, как в реальном, - пусть у многих волосы по плечам. И весь он был четкий, подобранный, как пружина. Общежитие ему не нравилось. Было обычно: студенты шумной толпой ходили из комнаты в комнату, пели, спорили, курили. Кто-то пиликал на скверной скрипчонке, кто-то играл октавой гамму. От табака и крика стучало в висках, и трудно было сосредоточиться. Однажды утром Виктор не нашел своих сапог у двери комнаты. Кто-то в коридоре кричал:
- Егор! Где мои сапоги? Какого черта!..
Виктор в туфлях вышел в коридор. Изо всех комнат глядели лохматые головы, орали: "Где сапоги?" Растерявшийся Егор метался от двери к двери и исступленным тенорком дребезжал:
- Так невозможно, господа! Сами поглядите. Кто-то отнес все сапоги в залу. Кучей лежат.
Толпой - кто босиком, кто в туфлях - пошли в залу. Сапоги лежали огромной пирамидой, а на самой вершине пирамиды стояла изящная женская туфелька. Студенты громоносно хохотали, заплясали вокруг пирамиды. Но когда принялись разбирать сапоги, никто не мог найти свою пару. Веселье перешло в злость. Два часа шла кутерьма. Виктор нашел скоро свои сапоги по толстым подошвам, но за шумом и ругней прошло утро, и рабочий день был испорчен. А вся академия весь этот год щеголяла в разномастных сапогах.