- На Межевую пойдем, по левую руку, - и никто ему не возразил.
Солнце светило и грело вовсю. Море покачивалось, переливалось и поигрывало зайчиками. После душного помещения особенно приятным, освежающим показался ветер с моря.
Рыбаки расселись перед избой: кто на камушек, кто на песок, кто на корягу или бревнышко. Как по команде все начали обматывать ноги портянками, кирзовые сапоги, как стволы орудий, стояли возле каждого, голенищами вверх.
Недолгий перекур, медленный спуск к причалу, к просторным карбасам.
- Давай, борода, прыгай ко мне, - крикнул Даниилу Андреевичу старик, с которым он ел. Теперь, в кирзовых сапогах, в теплых брюках, в фуфайке, да еще в длинном прорезиненном переднике, облепленном чешуей, рыбак этот заметно увеличился в объеме. В лодке он стоял основательно, и, кажется, был самым главным тут из всех, - председатель тоже относился к нему с особым почтением.
Петр заметил, что профессор почему-то сторонится старого рыбака, - может, обиделся, что назвали его бородой?
- Спасибо, я с председателем, - ответил Даниил Андреевич.
- Смотри, хозяин барин. Давай, сынок, прыгай ко мне, - махнул он рукой Петру, показывая на свой карбас, в котором сидели еще двое: недавний повар, рыжий крепкий парень, и тоже дюжий русоволосый сосед рыбака по столу. Они ловко поймали Петра за руки и усадили на корму, в небольшой отсек, где лежали канат и пустая стеклянная банка из-под консервов.
- Советую и вам к Александру Титычу, - сказал председатель. - Он в здешних местах лучший рыбак, а эта похожка у него особенная. Ему давно бы пора на пенсию, да все никак не хотел уходить. А завтра вот провожаем на законный отдых, как говорится.
"Так вот он каков, друг Титова, этот Александр Титыч", - подумал Петр. По словам мастера Титова его друг-помор представлялся Петру более рослым и благодушным.
- Илья, пойдем и ты с нами! - крикнул Даниил Андреевич, все еще нерешительно переминаясь на пирсе.
- Втроем будет тесновато, - сказал председатель.
- Давай, давай бери его, забирай к себе насовсем, - рассердился Александр Титыч.
- Обиделся, - огорчился председатель.
- Да ты чего это, Титыч? Гости, чай.
- Вот я и говорю, забирай в свою председательскую посудину, чтобы почетнее было.
- Нехорошо, Титыч, нехорошо!
- Ладно, чего там, на том свете разберемся. В общем, ежели, дед, хочешь идти ко мне, иди, не утоплю, - смилостивился Александр Титыч. - Давай, Андреич, их всех на корму. Горожане народ жидкий, поместятся.
Катер потащил все три карбаса за собой вдоль берега по солнечной воде, рыбаки не спеша покуривали, их оранжевые прорезиненные робы напоминали костюмы водолазов. Лица были коричневые с красноватым отливом, глаза внимательные, смотрели на гостей с любопытством.
Профессор поглядывал на море и на рыбаков, казалось, что он нервничал. Он не привык, находясь с людьми, долго молчать.
- Сколько лет рыбачите, Александр Титыч?
Тот прищурился.
- Сколько лет?.. Ты чего, дед? Обиделся на меня? Или испугался, что утоплю? Страшен чем?
Взгляд рыбака остановился на профессоре и ни вправо, ни влево - глаза с красными прожилками на белках ждали ответа. Профессор смутился, но не надолго:
- По правде сказать, не люблю панибратства.
- Это значит, обиделся, что тебя дедом назвал? А кто ты есть? Ты дед и есть, борода у тебя дедовская. Или не понравилось, что на "ты" называю? Так чего уж тут, годов у нас много. А так уж водится - сел в рабочий карбас, значит, свой, а иначе не выгрести, море чужаков не любит. Ты ко мне пришел, в артель. Посмотреть, что и как. А я тут главный, могу принять, а могу и нет. У каждого свои секреты. Ты ведь на свою работу не всех пускаешь? Ты по какому делу мастер?
Профессор тонкой бледной рукой крепко держался за край карбаса, сидел напряженно, в неудобной позе.
- Ты поближе сядь, а то вывалишься, - посоветовал Александр Титыч. - Значит, что делать-то умеешь? В чем мастер?
Профессор ответил не сразу, он переспросил:
- Мастер?.. Сложный вопрос. Я мастером себя не считаю.
- Как так? Всякий человек по какому-то делу мастер.
- Я историк. Изучал историю древнего мира. Читал лекции студентам.
Александр Титыч уважительно покачал головой.
- Учил, значит, уму-разуму, как жить, - это хорошо!.. А сам-то для себя узнал, как жить, через эту историю? Тут при жизни не вдруг узнаешь, что почем, а древний-то мир, эвона, когда был, быльем поросло…
Профессор снова помолчал и опять начал с вопроса:
- Как жить? Мудреных ответов много, да все они с оговорками. Лучше на это отвечает каждый сам себе. Причем, прислушивается человек, как бы ни уважал он разум, больше к сердцу. Одному выходит так хорошо, другому - иначе…
Даниил Андреевич говорил это все почему-то с неохотой, будто бы он смущался, или не считал себя вправе рассуждать на подобные темы, или уж слишком много о них пришлось говорить, так и не придя к определенному выводу.
- А насчет отдаленности древнего мира… Тут, как ни странно, мы порой больше осведомлены, чем историки, изучающие новейшее время. Имеем даже поточнее цифры и факты… И беспристрастнее можем отнестись к тем или иным явлениям человеческой жизни. А она в сути своей почти неизменна.
Профессор не приспосабливался к собеседнику, не подыгрывал ему, говорил на равных, и видел, что его отлично понимают. Александр Титыч согласно кивал головой.
- Вот я и давал студентам, - размеренно продолжал профессор, - различные цифры, факты, описывал примерно, как сам себе представлял обстоятельства, обстановку, в которых происходили войны, охота, домашняя и общественная жизнь. А уж выводы старался предоставить сделать студентам самим.
- Боялся? - быстро спросил рыбак. И так же быстро услышал ответ:
- Нет, чтобы думать научились. А вернее, они меня учили, заставляли думать, и за это я их называл порой "дорогие мои учителя".
Профессор посмотрел на Илью, на Петра, улыбнулся: мол, вы-то знаете, я не скромничаю излишне, не таков, и не кокетничаю, хоть это мне и свойственно, но насчет учителей - истинная правда!
Александр Титыч перехватил взгляд, и, наверно, ему показалось, что его немного дурачат. Он, повысив голос, напористо спросил:
- Да откуда ты знаешь, что цифры твои и факты не врут? Им же тысяча лет! Я вон про свою рыбалку такое написать могу… Зацифирить!
- Это уж точно… Ну, как это?.. Цифра - она как дышло. Это, ну, как это, и тю… - махнул рукой так долго молчавший могучий напарник Александра Титыча. Верный друг, он во всем готов был поддержать своего загребного.
- На словах можно обвести, на цифрах даже можно. Согласен, - сказал профессор. - А вот уж что сделано руками людскими - не обманывает. Кладка ли стены, копье, лодка… Мастер или халтурщик сработал - сразу видно! Это видели во все века. А мы вот раскопаем один горшок, потом другой - сравним… Все ясно!
- Это уж точно! - согласился Александр Титыч и зачем-то поправил багор, который лежал вдоль борта на деревянных рогульках.
- Ну, и к чему же ты все ж таки подводил, какую такую мысль имел перед студентами? - хлопнул себя по колену старый рыбак.
- А чтоб не халтурили ни в чем. Вот какая мысль! - взорвался профессор. Мол, что ты пристал ко мне, старик? - Ни в работе, ни в любви - ни в чем не халтурили!
- Опять сердишься, - сказал Александр Титыч примирительно. - А я вот с тобой согласен. Я сам люблю, чтоб все было от души, от сердца. Тогда жизнь для меня полным-полна. - И снова ударил по колену. Что-то особенное, теплое появилось в интонациях рыбака.
- А как вот думаешь, чего в мире с перебором, - плохого или хорошего?
Профессор улыбнулся, покачал головой:
- Да как сказать… Всего поровну.
- И тут правду говоришь! - обрадовался рыбак. - Только думаю я, хорошего маленько побольше будет, а иначе не выжить. - Казалось, Александр Титыч давно копил все эти вопросы, чтобы поговорить со свежим человеком. Он спрашивал въедливо, ему нужна была самая суть.
- А ты вот скажи мне все-таки, почему злых людей теперь развелось видимо-невидимо? С виду красивые, а внутри - себе на уме. Бывало, попарится человек, напьется, наматерится - вот вся дурь из него и вышла, А теперь ни водкой, ни паром не выгонишь эту болезнь. Затаилась, вроде бы?
- Многие любят только себя, а понимать да прощать других, как себя, - души не хватает, или ума… Но вообще-то, не считаю я, что злых теперь больше, чем всегда было. Люди просто стали сложнее, вином не отпоить и банькой не отпарить всего, что скапливается в человеке. А насчет злого и доброго… Да, человек состоит из всего сразу, и как отнесешься к нему, так и он тебе ответит. Да разве только человек таков? Весь мир…
- Значит, как аукнется, так и откликнется?
- Именно. Как человек к миру, так и мир к нему.
Александр Титыч согласно кивнул головой.
- А теперь отвечу я тебе, дед, на первый твой вопрос. Давно ли рыбачу? Всю жизнь я рыбку ловил, как родился.
- И все в этих местах?
- Да почитай, что так. В этих.
- И не уезжали никуда ни разу?
- А куда ехать от родных мест? В молодости, бывало, прыгал, пока не женился. Война хотела меня забрать, да заболел сильно. Как говорится: не было бы счастья, да несчастье помогло. Не выжить бы детям без Меня.
- А много ли детей?
- Всех одиннадцать будет! Довоенные есть, военные й послевоенные.
- Ого, богато! Тут у многих такие семьи?
- По-разному. Всех девять вон у Андреича.
Андреич, русоволосый рыбак, помолчал, соблюдая достоинство, да не выдержал, улыбнулся виновато. Оказывается, это он был таким богатым отцом.