– Я тоже устала, – сказала старуха. – Но там мы только можем делать вид, что мы – есть, а здесь мы – существуем. Как эталон. Как матрица. И никуда от этого не денешься.
– Как это? – в свою очередь удивилась Милена, ведь она никогда об этом не думала.
Это ж надо – прожить всю жизнь и не знать, что у ее недавно открытой сущности есть к тому же какая-то миссия!
И она подвинулась ближе к старухе, дрожа от любопытства и нетерпения.
– Понимаешь, – сказала старуха, – есть женщины, которые только ДЕЛАЮТ ВИД, что они феи. Скорее всего, это из-за прочитанных в детстве сказок. Из книг они перенимают наше поведение, изучают наш язык и систему знаков – и делают это так искусно, что кажутся другим натуральнее, чем настоящие. Это понятно?
Милена только плечами пожала.
– Обычно, – продолжала бабушка, – их жизнь, благодаря этому мастерству, складывается гораздо лучше. Но разница между нами и ними состоит в том, что они никогда не стремятся вернуться назад! Только по этому признаку нас можно отличить и распознать. Разве ты не встречала таких на своем пути?
Милена кивнула – да, действительно встречала!
Более того – встретив, начинала завидовать их легкости, с которой они идут по жизни, яркости, по которой их замечают, не говоря уже о других мелочах – длинные искусственные ногти, изысканная одежда, запах духов, аура тайны вокруг их молчания или разговоров. Значимость и взвешенность каждого движения. А Милена ничем этим не обладала. Поэтому и хотела НАЗАД. Туда, где цветы и бабочки живут только с утра до вечера, но – как!
Подумав об этом, она расплакалась.
– Конечно, – улыбнулась старуха, – это нормальная реакция. Потом будет легче.
– Когда?
– Когда ты поймешь, что сложнее ДЕЛАТЬ ВИД, чем БЫТЬ. Только представь, как надо стараться, чтобы обманывать себя и других всю жизнь!
Милена снова удивилась и перестала плакать.
– Да, да, – сказала старуха и стала объяснять: – Ну, вот что ты делаешь, когда хочешь есть? Берешь хлеб, кладешь на него кусок колбасы, смазываешь его горчицей и жуешь. Не так ли?
– Да. А при чем здесь это? – удивилась Милена.
– Научись понимать метафоры… – строго пробурчала собеседница, и продолжила: – А что делает мнимая фея? Осторожно надкусывает листочек салата и говорит, что сидит на французской диете. А ночью лезет в холодильник! Они не говорят, а воркуют и чирикают, как райские птицы. Но когда за ними не наблюдают, особенно мужчины, – трещат и сплетничают, болтают всякие глупости, которые тебе и в голову не придут!
Старуха рассмеялась, а вслед за ней улыбнулась и Милена.
– А мы, к сожалению, всегда остаемся такими, какие есть. Рожаем детей, варим борщи, коротко стрижем ногти, чтобы они не мешали работе, перешиваем вещи. И никогда не жалуемся на то, что нам чего-то не хватает. Ведь у нас все есть в себе – и дворцы, и галереи, и леса, и моря, и дальние страны, и высокие горы, и глубокие ущелья. Все это живет в нашей генетической памяти. И любое чудо света мы можем извлечь из нее, как козырную карту из колоды! Мы – большие выдумщицы! Даже когда чистим картошку, знаем, что длинная коричневая спираль, которая выходит из-под ножа, – это дорога, ведущая в другие миры.
– Это правда, – тихо подтвердила утешенная Милена и улыбнулась.
– Ну вот. Теперь ты поняла, что БЫТЬ – это совсем другое. Это – всегда искать выход. И ты его обязательно найдешь. И пойдешь в свой мир по этой картофельной шелухе. Там хорошо… – добавила она после паузы.
– А вы нашли его? – с сомнением спросила Милена, глядя на морщинистые от работы и времени руки старухи.
Та взглянула на нее строго, давая знать, что больше не расположена к разговорам.
Но все же пробурчала:
– Искать выход – это уже выход…
И Милена пошла прочь.
У нее в корзине лежало три килограмма картошки. Это означало, что сегодня она может выбрать не меньше ста разных выходов.
Рождественская сказка
За окном кружились мелкие звездочки, будто кто-то сеял на землю семена зимних цветов.
Но буквально через каких-то полчаса небо разверзлось и из лилово-черной мглы вдруг повалили крупные рваные клочья. Их монотонное кружение завораживало взгляд, уводило Настю от невеселых мыслей к… еще более грустным: этот Новый год не обещал ничего необычного. Хотя чего-то "необычного" она и не ожидала.
Пусть бы все оставалось, как было. Не очень интересная работа, но все же – работа.
Не слишком яркий роман с однокурсником, который мог закончиться через пару лет свадьбой – но все же лучше, чем ничего. Конечно, Настя порой жаловалась и на работу, и на этот пресный роман, который застыл на стадии "ухаживания".
И вот – будто сглазила: с работы уволилась, а затянувшиеся ухаживания она сгоряча прервала сама.
А теперь сидит в одиночестве перед заснеженным окном и горько жалеет и о том, и о другом.
Ведь и с первым, и со вторым надо было бы смириться, а не ждать чудесного превращения рабочего стула на складе бумажной фабрики в офисное кресло, а нерешительного и скучноватого жениха – в прекрасного принца. Стоит довольствоваться тем, что есть. Ведь и это может исчезнуть в один миг. Погорячилась, высказалась перед всеми – заведующий складом даже рот раскрыл, Толик (Толиком "жениха" зовут) просто ушел, плюнув себе под ноги: "Как хочешь! Потом сама прибежишь…"
На мгновение почувствовала облегчение: ура, свобода! Не прибегу. А теперь что? Надо квартиру подешевле искать. И только на себя и рассчитывать. Все "принцы" разобраны, и Толика быстро кто-то к рукам приберет.
Настя оторвала взгляд от серебряной круговерти за окном и перевела взгляд вниз, во двор – земля была влажная и серая. Она глотала белоснежные хлопья и никак не могла насытиться.
Слякотно на улице, слякотно на душе…
Не очень то и хочется выползать куда-то в такую погоду. И Настя ни за что бы не вышла, если бы не надо было сбегать на почту за денежным переводом от родителей – не сидеть же в праздничные дни без вкусненького!
Настя пошла одеваться. Зимой это такая долгая процедура, сто раз успеешь пожалеть себя. Настя так и делала, ругая слякотную зиму, год, который начинается неудачно, и собственную глупость.
А уже на лестничной площадке, по инерции, отчаянно ругала лифт, который никак не хотел подниматься на ее четырнадцатый этаж, а гудел и дергался где-то внизу, будто его дверцу заклинило.
Видимо, кто-то безобразничает, решила Настя и пошла пешком.
Когда дошла до седьмого этажа, убедилась: да, действительно – лифт заклинило.
Причем, удерживал его какой-то старик.
Согнувшись дугой и придерживая дверцу ногой, он не спеша собирал с пола мандарины, которые высыпались из его дырявого пакета.
Настя с раздражением окинула взглядом его старое пальто с драным меховым воротником и хотела уже проскочить мимо, но тут под ноги подкатилась последняя мандаринка. Заставила Настю наклониться.
Настя протянула ее деду.
Он медленно выпрямился и посмотрел на девушку. Весь седой, засыпанный хлопьями снега, в смешных старомодных валенках, он вызвал у нее забытое чувство жалости не к себе – к другому.
– Вам помочь, дедушка? – спросила Настя.
– Помоги, солнышко, – сказал он, сунул ей в руки корзину и робко покосился на разинутую пасть лифта: – Я в эту штуковину больше не полезу!
– А вам куда? – тоскливо спросила Настя.
– На семнадцатый…
Настя вздохнула, но что поделаешь?
Они начали медленно подниматься вверх. Дед постоянно останавливался, пытаясь отдышаться.
Настя начала нервничать, думая, что еще полчаса такого восхождения, и почтовое отделение закроется.
– А что ты, солнышко, чернее черной тучи? – спросил ее дед. – Накануне таких светлых праздников – грех.
– Праздник?.. – не сразу отозвалась Настя. – Какой там праздник…
– Как это – какой? Зимние праздники – они все как волшебная цепочка: чудо на чудо нанизано.
– Чудеса, дедушка, только в ваше время были. Да и то потому, что вы в них верили, как дети. А сейчас все иначе! – пробормотала Настя, рассердившись на то, что дед снова остановился.
Тот внимательно смотрел на нее.
– Неправду говоришь, девочка, – сказал он. – Слушай-ка, что я тебе скажу.
И стал нести такое, что Настя еще больше разозлилась.
– Совсем скоро будет тебе три знака. Первый – упадет перед тобой на колени добрый молодец, с которым ты пойдешь по жизни, как по ковру золотому… Второй – зазвонят колокола, и придет к тебе удача, о которой мечтаешь. А третий знак: дверь не затворишь – через них к чуду и пойдешь!
– Спасибо, конечно, дедушка за ваши сказки, только, умоляю, давайте еще немного поднимемся, а то спешу я… – взмолилась Настя, поглядывая на часы.
– Я уже пришел, – ответил тот, забирая у Насти из рук свою корзину. – Не задерживаю тебя больше! Иди себе с миром. Спасибо, что помогла.
Настя вздохнула с облегчением.
И побежала вниз.
А пробежав несколько этажей, остановилась, прислушалась – стоило бы деда до самой квартиры довести. Неудобно как-то получилось!
Настя снова направилась вверх – туда, где деда оставила, но на лестнице никого не было. Старик как сквозь землю провалился. А шел ведь на семнадцатый.
Стоп, вдруг спохватилась Настя – ведь она живет в обычной стандартной шестнадцатиэтажке! О каком семнадцатом речь?
Прислушалась: на лестнице – тишина.
Махнула рукой – может, старик на чердак ночевать шел, очень уж на бездомного похож.
Все еще размышляя об этом, спустилась во двор и застыла – земля уже была покрыта праздничной белой скатертью. И куда только делась серая мокрая слякоть!
И Насте стало весело, легко, будто слякоть исчезла и из души.