Фима откармливала его впрок и баловала вкусненьким. За глаза она ругала его за непутевость, бессердечность и за то, что он был в контрах с отцом. Но, вообще-то, она в нем души не чаяла – Кирилл вырос на ее глазах.
Как-то вечером, ближе к ночи, я лежала на диване и смотрела на луну за окном.
Виктор Петрович уже с час как уснул, а мне почему-то не спалось. В животе начинало урчать, и я решила сходить на кухню чем-нибудь подкрепиться.
В доме было темно и тихо.
Элеонора Константиновна, пожелав мужу спокойной ночи, ушла к себе.
Фима и Римма Сергеевна разъехались по своим домам. Точнее, это Римма Сергеевна уехала в город, а Фима ушла в соседнюю деревню в двух километрах от Хвойного. Есть ли семья у Риммы Сергеевны – я не знала. Зато знала, что Фима содержит мужа-алкоголика и престарелую мать.
Я осторожно спустилась по лестнице, крепко держась за перила – еще не хватало свалиться в темноте и переломать кости.
В кухне слышалась какая-то возня. Я пошла на свет и звуки и увидела любопытную картину.
Из-за открытой двери холодильника торчал чей-то зад в вытертых джинсах. Слышалось бряканье и лязганье переставляемых банок, кастрюлек, бутылок. Кто-то внимательно изучал содержимое холодильника.
Наконец, этот кто-то определился и начал доставать продукты. Потом он выпрямился, ногой закрыл дверь и повернулся, чтобы поставить свою добычу на стол.
Вероятно, в белом халате я была похожа на привидение, потому что он так испугался, что чуть не уронил бутылку с молоком на пол.
– Фу, черт! – воскликнул он. – Зачем же так пугать людей?
Я виновато посмотрела на свои бесшумные войлочные тапки.
– Вы, наверное, Оля? – спросил он, раскладывая на столе продукты.
– А Вы, наверное, Кирилл, – сказала я, заходя на кухню.
Я включила чайник, достала из шкафа банку с джемом и батон и стала делать себе бутерброд.
Кирилл отрезал большой кусок хлеба, положил на него нарезанный колесиками огурец. Полил огурец майонезом, сверху положил котлету, добавил несколько ломтиков сыра и придавил все это еще одним куском хлеба. Получилась пизанская башня – высокая и кривая.
Я с интересом ждала, сможет ли он затолкать в рот эту конструкцию. Он смог.
Мы сидели за противоположными концами стола, ели свои бутерброды, запивали их – я чаем, он молоком – и разглядывали друг друга.
Кирилл был красивым молодым человеком, очень похожим на мать – такие же тонкие черты, темные волосы – но без ее надменного вида. Правда, это совсем не означало, что он выглядел дружелюбным. Он выглядел… никаким.
Я долго подбирала нужное слово, пока, наконец, смогла описать выражение его лица. Оно было непроницаемым.
Почему-то вспомнилось, как Фима говорила, что он игрок.
– Как отец? – поинтересовался Кирилл.
– Хорошо, – ответила я осторожно.
За все то время, что я жила в этом доме, он ни разу не позвонил отцу справиться о его здоровье.
– Сколько ему осталось? – спросил Кирилл, откусывая большой кусок.
Я подавилась, а вокруг не было никого, кто мог бы меня спасти. Кирилл жевал свой бутерброд и ждал, когда я отвечу. Я кашляла и лихорадочно соображала, что же мне ему сказать. Меня просто потрясла непринужденность, с которой он задал этот вопрос.
Если он знал диагноз, то скрывать что-либо мне не было смысла. И все же… Я не могла с ним это обсуждать. С Пашей могла, с Кириллом – нет.
– Не знаю, – сказала я, в конце концов. – На это может ответить только врач.
– Ну, хотя бы приблизительно, – настаивал он.
– Спросите у Элеоноры Константиновны, – предложила я.
Мы почти одновременно доели и встали из-за стола. Я подошла к раковине вымыть кружку и оказалась рядом с ним.
Он буквально возвышался надо мной – я не доставала ему даже до плеча – и подавлял меня. Мы были ровесниками и в принципе равны, но все же я остро ощущала его превосходство. Он был выше, сильнее, хладнокровнее. Я же была маленькой и слабой, и к тому же меня переполняли эмоции.
Сполоснув кружку и поставив ее на полку, я прошмыгнула мимо него к выходу. Хотела уйти, не попрощавшись, но потом решила, что это будет некрасиво, и обернулась.
– Спокойной ночи, – сказала я вежливо.
– И тебе того же, – усмехнулся Кирилл.
…
– Как ты там? – спросила Лиза по телефону.
– Терпимо, – ответила я. – Пока держусь.
– А то бросай все на фиг и давай к нам в клуб.
– Куда? – поразилась я.
– А чего ты удивляешься? – в свою очередь удивилась Лиза. – Ты маленькая, крепенькая. Волосы не отрасли?
В сентябре я коротко подстриглась.
– Нет еще.
– Ну, вот. Будешь приятным исключением. А то у нас тут все сплошь ногастые да грудастые, с волосьями до попы.
– Ты это серьезно? – не верила я своим ушам.
– А почему нет? – недоумевала она. – Мужчины любят всяких.
Я представила себя, повисшей на шесте вверх ногами, и обалдевшего Суркова, взирающего на эту картину, и мне стало дурно.
– Ладно, Лиза, я подумаю, – сказала я, отдышавшись. – Лучше расскажи, как там твой будущий муж.
– Кто? – не поняла она.
– Ну, этот… Который ходит на твои представления.
– Ах, этот… Да потерялся где-то. Наверно, жена застукала.
– Жаль, – посочувствовала я.
– Да брось ты, – отмахнулась Лиза. – Они же как автобусы: уйдет один – придет другой.
Интересное сравнение. Я представила себе Суркова этаким упертым облупленным "Пазиком", а Кирилла – роскошным и вальяжным экспрессом.
– Как твоя учеба? – переключилась я на другую тему.
– Помаленьку. Наверстываю упущенное. А ты как? Собираешься поступать в мед?
Я замялась.
– Не знаю. Я теперь вообще не знаю, что будет дальше.
…
Стиральная машина закончила последнее полоскание и включила центрифугу, отжимая мой халат.
Я мурлыкала под душем, смывая с себя остатки сна. Последнее контрастное обливание, и я выключила воду. Приоткрыла дверь кабины и просунула руку за полотенцем в образовавшуюся щель.
Полотенца не было.
Точно я не помнила, висело оно там до того или нет, но мне все же казалось, что висело.
Я открыла дверь пошире и выглянула наружу.
У противоположной стены возле умывальника стоял Кирилл в одних спортивных штанах и брился, невозмутимо разглядывая себя в зеркале. Рядом на вешалке вместе с его махровым халатом висело мое полотенце.
Странно. Я всегда запирала за собой дверь. Как он смог открыть ее снаружи?
Увидев меня в зеркале, он подмигнул мне и продолжил бритье. Я, как дура, стояла в душевой кабине и не знала, что делать. Я была уверена, что это он забрал мое полотенце, а раз так – не приходилось рассчитывать, что мне его вернут.
Но на всякий случай – я верю в чудеса – попросила:
– Верните, пожалуйста, мое полотенце.
Разумеется, он этого не сделал. Я вздохнула и пошла к вешалке, оставляя после себя лужицы на полу. После года в хирургии я не особо стеснялась наготы – ни чужой, ни даже своей. Дед Игнат с его неописуемой красотой был, разумеется, не в счет.
Сняв полотенце, я завернулась в него и почувствовала себя немного уверенней. Ненадолго.
Молниеносным броском он прижал меня к стене.
Очень неприятно было ощущать мокрой спиной холодный кафель. К тому же пена с его подбородка капнула мне на плечо, что было абсолютно недопустимо.
Пнуть его между ног я, увы, не могла, но у меня в запасе оставалось немало других приемов – спасибо тебе, Илья. Поэтому, задрав голову, чтобы смотреть ему в глаза, а не на голую грудь, я сказала:
– Отпустите меня. Я не хочу делать Вам больно.
Если б я была на его месте, я бы, наверно, рассмеялась. Кирилл лишь усмехнулся, но на всякий случай придавил меня еще сильнее.
– А что ты можешь сделать?
– Я ударю Вас туда, куда Вы не ожидаете. Не забывайте, я медик и знаю немало болевых точек. Убить я Вас, конечно, не убью, но покалечить смогу.
Не думаю, что он испугался. Скорей всего, ему не понравилось, что я не дергалась и не вырывалась. Внезапно он отпустил меня, словно потеряв интерес, и вернулся к своему занятию.
А я пошла к стулу, где лежала моя одежда. Надела трусы, лифчик и выстиранный вчера халат.
– А я все гадал, носишь ли ты белье под халатом, – сказал Кирилл.
Оставив без комментариев это замечание, я включила утюг, достала из стиральной машины полусухой халат и начала его гладить.
Кирилл закончил бриться, умылся и повернулся ко мне, вытираясь.
– Скажи, ты играешь в доктора с моим отцом? – спросил он.
Я поставила утюг на край гладильной доски и посмотрела на него, не находя слов. Как же так получилось? Такой красивый и такой… урод.
– Пожалуйста, в следующий раз дождитесь, пока я освобожу ванную, – попросила я в ответ.
Он усмехнулся и вышел.
Первое время после этого случая я думала, что он и дальше будет, так или иначе, приставать ко мне. Но он больше не обращал на меня внимания.
…
Еще одна занимательная беседа состоялась у меня в самом конце ноября.
Как-то после обеда Виктор Петрович уснул. Читать мне не хотелось, и от нечего делать я спустилась в гостиную посмотреть телевизор.
Элеонору Константиновну я даже не сразу и заметила. Она сидела в кресле, поставив локти на колени и обхватив руками голову.
Я остановилась в нерешительности.
– Элеонора Константиновна, Вам плохо?
Через несколько секунд она подняла голову и попыталась сфокусировать на мне свой взгляд. Получилось, но с трудом.
– С чего вы взяли? – спросила она, стараясь говорить внятно.
От нее опять пахло алкоголем.