А я вот стою и смотрю в окно – вьюга там – кружит, кружит, и все время кажется, что вот сейчас из этой снежной пелены выскочит отряд псов-рыцарей, и поскачет он по улицам нашей культурной столицы на очередной разбой.
Феодалы, крепостные, раздробленность, нищие и право богатых давить крестьян на дорогах. А псов-рыцарей все время хочется отправить куда-нибудь подальше, например в крестовый поход на Иерусалим, а то ведь совсем они разорили местных лавочников, того и гляди доберутся и до самого сюзерена с его вассалами.
Огнем и мечом с ними, пожалуй, уже не справиться, потому что времени не хватает.
Нужна, очень нужна идея. Так что война за Гроб Господа нашего вполне подойдет.
Отправить бы всю эту шайку, и какое-то время можно будет дышать спокойно.
И еще – отчаянно не хватает денег. Король уже разорил тамплиеров, так что новых пока не предвидится.
Образование – грамотные на вес золота, и это особая грамотность. Она воспитывает в человеке способность видеть то, что положено, и говорить так, как велено.
Особый язык, особые правила.
Медицина – после восьмидесяти приказано не лечить. Болезни. Уже половину из всех случаев приходится описывать как ОРЗ и грипп, а болезни все не отступают. Ждем чумы. Хотя есть и успехи. Их уже отметили. Отмечены успехи в обмывании тел.
Суды заняты поиском ведьм. И еще: Фемида не зря стоит с весами – на их чашечки нужно положить золото.
Бездомные, беспризорные, одинокие и безродные подлежат угасанию.
Кажется, ничего не забыл.
Теперь самое время подумать о патриотизме.
Встав поутру, я всегда обливаюсь первыми на сегодня слезами – природа так щедра, все живы, здоровы, а начальство еще и слетать успело до Индии и назад.
Даже не знаю, останутся ли у меня силы на ту радость, что дарует нам возвращение их милости на родную землю. Очень на то надеюсь. Неугомонные. Как где запахло продажей не Родины, но МИГ-29, так сейчас же они и там.
Подозреваю, что если бы все следы от перемещений светлейшего надолго сохранялись в атмосфере, то она вся была бы испещрена ими, точно это и не атмосфера вовсе, а гнездо паука, затянутое свежей паутиной.
Мое стремление к изысканности мысли служит оправданием постоянным испытаниям моего пера на прыткость. Многие коллизии, коим подвержена моя Отчизна, требуют не только обстоятельного описания, но и искренности, не грубой, но нежной. 
Верю. Верю в то, что поиски государственных мужей никогда у нас не прекратятся.
Как и поиски сильной руки. Вплоть до отвердения всех членов.
Соплеменники! Вам посвящены все мои виды на будущее. Уже ли они прекрасны?
Уже. Вы, скорее всего, пропустили тот миг, тот восхитительный перелом, переход, а лучше сказать, скачок, когда мы в одно мгновение взвились на все имеемые дыбы и преодолели эту губительную пропасть, отделявшую наше светлое Впереди от зловонного Позади.
19 марта 1906 года император Николай II своим высочайшим указом повелел включить в классификацию судов военного флота новый разряд кораблей – подводные лодки.
А за два года до этого, в 1904 году, в России была построена первая подводная лодка XX столетия – "Дельфин". Иван Бубнов, Михаил Беклемишев и Иван Горюнов – вот и вся комиссия по проектированию этой лодки. Они разработали и осуществили этот проект, после чего понадобилось еще целых два года, чтоб в существование российских подводных лодок поверил весь мир.
Рассказывали, что, когда чиновники от Адмиралтейства принесли Николаю II по этому поводу все документы, посетовав на то, что подводники запросили себе слишком большое жалование, он сказал: "Дать. Все равно или утонут, или сгорят!"
Сейчас это уже легенда, и люди, создавшие первую подводную лодку России – это такая же легенда. Много с тех пор утекло воды. Подводный флот Советского Союза и России знал и взлет и падение. За 104 года были созданы самые различные лодки – самые большие и самые малые. Люди создавали лодки, люди выходили на них в море.
Море не прощало ошибок: ни конструктивных, ни человеческих. Подводные лодки гибли, подводные лодки возвращались с победой.
Подводная лодка – это космический корабль, и для того чтоб он шел в своем космосе, нужны люди. Люди внутри. Это главное. Без человека подводная лодка не может жить. Он – главный ее механизм. Механизм, который должен работать безотказно.
И он работал. Командир мог не спать 90 суток или почти не спать, просыпаясь от каждого шороха, звука, вздоха, шума падающего инструмента. С ума сходили уже на берегу, но в море – никогда. Величайшее напряжение всех душевных сил.
Подводники – особый народ. Когда стоит на пирсе строй подводников, всегда тебя посещает такое чувство, что строй – это живое существо, не распадающееся на части. Тут каждый придет на помощь каждому, потому что от этого зависит жизнь. Каждый миг на лодке жизнь зависит от каждого члена экипажа. 250–300 суток ходовых– именно столько и находились в море экипажи подводных лодок – горели, тонули, сталкивались, взрывались и приходили домой. Мы потеряли 4 лодки за годы "холодной войны". Мы потеряли целую вереницу подводных лодок за годы Второй мировой.
Но прежде всего мы потеряли людей – бесценных людей. Невосполнимые потери – но люди все равно шли и шли на подводные лодки.
Что их туда вело? Этого не знают даже они сами. Когда спросили меня, зачем я пошел на лодки, я ответил: "На земле мне было бы очень скучно". "А на лодках весело?" – спросили меня.
Весело. На лодках весело. Тут все другое. Тут все обретает свою начальную ценность – дружба, любовь, верность слову.
В обычной жизни подводники приживаются плохо – тут не те слова, тут все не то, поэтому для них навсегда самым дорогим остается та жизнь, что у них когда-то была, – там было море.
В 1936 году на 78-м году жизни в Ленинграде в своей квартире близ Поцелуева моста скончался командир и первый конструктор первой лодки "Дельфин" Михаил Николаевич Беклемишев – "русский капитан Немо". Так его называли.
Умирая, он сказал сыну: "На могилу мою не ходи. Для тебя я навсегда ушел в море".
Видите ли, все движется. Во всем ощущаются соки. Их перемещение. Весна – и все сдвинулось. Мутные потоки устремились в разные стороны. И чиновники быстрее забегали. Тьфу! – это восклицание презрения или стыдливости?
Это восклицание брезгливости. Оно возникает после гадливости.
Почему-то с приходом весны чувство гадливости по отношению к нашему чиновничеству ощущается особенно остро.
В этот самый момент почему-то вспоминается армия и то, что ее сейчас переодевают.
Можно, конечно, армию переодеть – почему бы и нет. Если уж перевооружение ее идет так отвратительно, как оно идет, то переодевание во все чистое как нельзя кстати.
А кирзу я бы оставил. Вдруг придется еще раз форсировать Одер?
Причем дважды – сначала туда, а потом оттуда.
Есть у меня три любимых слова для описания своего отношения к начальству. Подвернулось начальство – и сразу же возникают слова. Между ними такая устойчивая связь – просто диву иногда даешься. 
А господин Гры., похоже, не понимает значения слова "коррупция". Вернее, он под этим словом понимает не совсем то, что под ним же понимают все остальные.
Что-то в этом смысле у него… как бы это помягче… То есть все остальные и господин Гры. понимают разное.
К слову, он в этом своем непонимании не одинок. Вот поэтому "борьба с коррупцией" – из области долбо… Договаривать не хочется, поэтому пусть оно так и остается – "долбо".
Начальству кажется, что они борются, а нам – что "долбо".
Тут все дело в терминах. Никак нам не договориться о терминах.
А когда мы говорим: "Очистка воды", – то в ответ слышим: "Клевета!"
Вот ведь "долбо"!
Как только тело мое принимает горизонтальное положение и спина чувствует под собой матрас, а голова – подушку, мысли мои сейчас же устремляются вверх, к высокому. Это душа, удобно расположившись у нас внутри после тревог и волнений трудового дня, куда бы ни взглянула теперь, так везде тебе и небо – ясное и спокойное, ни желаний, ни страха.
Вот мысли и устремляются к нему, к Вседержителю.
"Господи! – говорю я тогда. – Поскорей пошли им то, чего они так давно заслуживают!"
И сейчас же приходит ответ: "Пош-шшш-лю!"
