II
На улице яркое солнце. А в комнате полумрак, потому что шторы закрыты наглухо.
Но он отлично ориентируется в темноте, так как точно знает расположение каждой вещицы. Уже два года он живет здесь на квартире. А вот она здесь впервые. Вообще у них все здесь впервые. И этот шепот. Робкое дыхание. Постукивание часов.
Казаков, стараясь не спугнуть удачу, потихонечку-потихонечку, осторожно спускает ей трусы. Сначала до колен. А потом все ниже и ниже. Она подгибает ноги, позволяя ему закончить подготовку. Затем одной рукой он обнимает ее за плечо и целует, а другой потихоньку раздвигает ей ноги. Сегодня, как ни странно, она не сопротивляется…
Наконец-таки он овладел ею. Сколько же они ходили, терлись, ласкали друг друга откровенными ласками. Сколько же он пристраивался к ней, пока наконец дошло до дела…
С тех пор как вернулся он в этот солнечный город, беспрерывно продолжается их сериал. Мыльная опера, главными участниками которой помимо них с Ириной являются мама и папа Смирнитские, их родственники и друзья. Вот уж где на практике проверяется древняя мудрость: "Любовь зла…"
Не глянулся молодой бравый гэбист родителям девушки. А отсюда все и пошло. Сначала мама - главврач большой поликлиники - просто пилила дочечку с утра до вечера, заочно доказывая, что он, деревенщина, не пара ей, культурной и высокообразованной девушке.
Затем папочка - крупный "тыловик" в военном округе - предложил все-таки пригласить суженого-ряженого домой, так сказать, для визуального знакомства.
Что и было проделано. Казаков явился. Был оценен по достоинству. И допущен в круг семьи. Где периодически обедал. И иногда даже выпивал с отцом Ирины рюмку чая.
Но мама не сдавалась. В ход пошли неизменные или низменные женские методы. Как то: подслушивание, подглядывание, перехват писем. И соответствующие внушения с тещиными комментариями в адрес будущего зятя. История банальная, как весь наш мир. Может, Казаков походил бы, походил да и отвалил. Но тут взыграло ретивое. Тем более что Иришка постоянно докладывала ему о ходе боевых действий на домашнем фронте. И тоже отвечала маме коварными женскими шпильками. В общем, в этой бесконечной борьбе "нанайских мальчиков" победителя пока не просматривалось.
Что двигало этот процесс?
Все помаленьку. Немножко тщеславия. "Как же, девушка из такой семьи!"
Чуточку упрямства. "Я докажу ее родителям!"
Привычка. "Сколько времени ходил!"
А главное - желание. "Очень хочется иметь ее во всех видах".
С ее же стороны это была борьба за независимость. Впервые в жизни она сделала самостоятельный выбор.
Раньше родители определяли круг ее друзей и подруг, место в жизни, профессию. А вот теперь впервые она сделала выбор сама. Познакомилась с парнем. Закрутила любовь. И отказаться от него - это значит отказаться от самостоятельности. И вечно находиться под маминой опекой.
Она боролась, как умела. Самоутверждалась не только в своих глазах, но и в глазах подруг, друзей. "Вот вам. Я - серый мышонок, вечный предмет для шуток и насмешек - отхватила такого парня. Знай наших!"
И еще! Какое-то физиологическое тяготение. Неведомая ей сила. В нем. И так хочется прислониться к этой силе. Спрятаться за чьей-то широкой спиной. Ведь все эти ребята, которые в малом количестве учились у них на филфаке, не были настоящими мужиками, о которых они все грезили и мечтали.
Вот и тянется этот роман без конца и без края. А ведь каждые отношения имеют свою фабулу, свою логику, свой срок. И тут, как говорится, ничего не попишешь. Нельзя все время находиться на одной стадии. Девушка созрела. Ей давно уже пора. Груди у нее хорошие, круглые, налитые. Бедра крепкие, нежные. Горячая южная кровь закипала быстро. Так что, когда он запускал ей руки под лифчик, она вся трепетала и горела. А финал не приходил. Потому что Ирина страшно боялась. Вдруг мама узнает! Из-за сопротивления родителей процесс первичных ухаживаний сильно затянулся. Их взаимные ласки становились все смелее. Но тень мамы в белом халате и с острым скальпелем в руке постоянно витала над постелью влюбленных.
Да и была ли это любовь? Анатолий и сам уже не мог ответить. Настолько запутался в своей затянувшейся мыльной опере.
Но сегодня он наконец-таки перевел их отношения в другую, более естественную, горизонтальную плоскость. Только вот к неподдельной радости и сейчас примешивается немалая толика тревоги и разочарования: "Почему между нами остается какая-то натянутость. С чем она связана? Неплохо бы это все понять".
* * *
Прошла пара недель. И радость от близости вообще улетучилась. Всхлипывая у него на плече, она "по секрету" сообщила, что, кажется, они "залетели".
Решили подождать. Однако прошли все сроки, а толку не было.
И снова проклятые вопросы не дают ему спокойно спать.
"Как так могло получиться? С первого раза? Через десять дней? Что-то тут не вяжется. Никак не сходятся концы с концами! Надо мне разобраться в этом деле".
Ну что ж, разобраться так разобраться. Не зря же он учился на шпиона.
Решил применить полученные навыки в семейной жизни.
Каких только связей, в каких только сферах не имеют работники комитета. А как же иначе! Ведь они, что называется, курируют все стороны жизни. Их представители имеются на каждом предприятии. А агентурная сеть плотно покрывает всю страну. Так что для него не составило особого труда найти умеющего помалкивать доктора. Молодая, яркая, черноглазая, полногрудая, вся так и благоухающая духами врачиха в белом-белом, тщательно отутюженном халатике его огорошила своим диагнозом:
- У вашей невесты беременность. Срок пять-шесть недель!
Вот тут-то он сначала призадумался: "Откуда?" Долго они с Ириной мусолили варианты. Но правды он так от нее и не узнал. Сошлись на том, что бывает и так. С первого разочка.
Как благородный юноша, он вел себя предельно порядочно. Предложил кинуться в ноги родителям. Поженимся. Покроем грех законным браком. И родим. Они добрые. Примирятся.
И здесь она опять повела себя как-то странно.
- Нет! Нет! Мне надо доучиться! - Она заканчивала четвертый курс. - А потом родители - такие враги. Устроят скандал. Не простят. Изгонят из дома. Лишат крова. И материальной поддержки.
И так две недели подряд на все его уговоры. В конце концов он махнул рукой.
- Решай сама.
Она и решила. И проявила в этом решении невиданные доселе упорство и твердость.
И сейчас, и тогда все было просто. Никто из окружающих ничего не распознал. Казаков забрал ее из учреждения. Отвез домой.
Все вроде бы уладилось. Но грызли его после этой истории новые сомнения.
И вот однажды, проводив ее с факультативных занятий по английскому языку домой, он не ушел, как обычно. А скрылся в одном удобном местечке в арке между домами. Неподалеку от входа в ее подъезд. И стал поджидать.
Что-то ему подсказывало: она выйдет снова.
Ровно через пять минут переодетая в новую желтую куртку Ирина Смирнитская показалась из двери. Внимательно огляделась. И зацокала каблучками, засеменила тонкими лодыжками вдоль по улице.
Он за нею.
Через квартал она шмыгнула в дверь подъезда, в котором, как Казаков знал, жил некто Саша Абрамович.
С ним была отдельная история. Мама, чтобы избавиться от нежелательного жениха, решила свою дочечку свести с мальчиком из хорошей семьи. Предложила Саше, как отлично знающему аглицкий язык, заниматься со своим чадом дополнительно и за деньги. Тот согласился. Ирина постоянно смеялась над маминой интригой. Но на дополнительные занятия ходила регулярно.
"А зачем она пошла к нему сейчас? Время уже позднее. Вечереет. Что она там делает? - задавал себе вопрос Анатолий. - Раньше я не был столь подозрительным, - поймал он сам себя на этих размышлениях. - Но теперь, после всего это выглядит странным".
Постоял он так в подъезде с полчасика. Пострадал. Но как-то стало ему стыдно. Вышел на улицу. И даже попросил у прохожего мужичонки покурить. Так-то он не курил. А тут вот… От волнения.
Вдруг хлопает дверь. И вываливают они. Субчики-голубчики. Под ручку. Он едва успел залететь за угол, как парочка, весело болтая, на всех парах пронеслась мимо него. Тут уж, как говорится, гляди в оба. Он за ними. На безопасном расстоянии.
При входе в парк имени 28 гвардейцев-панфиловцев Казаков приотстал и потерял их в сумерках из виду на некоторое время. Но прошелся по аллейкам и снова засек парочку по яркой желтой, отсвечивающей куртке Ирины. Сидят они на скамеечке в кустах, Абрамович приобнял ее нежно. Запустил руку под кофточку. И давай целоваться.
Горячая кровь бросилась Анатолию в лицо. Ударила в голову. Руки, ноги затряслись. Все в тумане. Гнев подкатывает к горлу. Но видно, не зря с ним так долго возились наставники и учителя. Удержался. Устоял. Решил: "Подожду ее возле дома. Там разберемся".
Вернулся на позицию. Постоял. Опять покурил. Чуть остыл.
Через полчасика она идет. Юркнула в двери. И наверх.
Он следом. Окликнул не своим голосом:
- Ира!
Она не отозвалась. Только каблучки скорее застучали по лестнице. И хлопнула дверь. Он за ней. Вдох! Выдох! Вдох! Выдох! "Вдруг дома мама. Надо быть спокойнее". А дверь на замок не закрыта. Просто захлопнулась. Вошел в прихожую потихонечку. И слышит обрывки фраз. Она по телефону с кем-то разговаривает:
- Я боюсь. Он здесь возле подъезда меня ждал! Мне страшно!
Казаков опять окликнул ее:
- Ира! Солнышко! Я все видел. Что ж ты делаешь, гадина?! Мразь! Тварь! Змея подколодная! А? Я ж тебя любил…
Она бросила трубку. И к себе в комнату. Спряталась, мол. Он за ней. Она дверь закрывать. Он ногу подставил. Не дает.
И тут истерический крик: