Вася, стоя перед этой вдруг увиденной красотой холодного утра, почувствовал, как задрожало в нем что-то от восторга и любви ко всему, что окружало его сейчас: и к этому заколдованному лесу, и к раннему небу, и к этим синим снегам, и к людям, что были рядом.
Чтобы добраться до штабелей, понадобился еще час. Наконец, разгребли дорогу к ним и пошли к костру ждать трактор. Но вместо него появился директор с двумя подводами.
- Родные мои, трактора не будет. - Он с трудом вылез из розвальней. - Звонили из района. Так что будем вывозить на лошадях. И грузить самим.
- От такой работы у мужика кила вылезет, не то что у нас, - заявила Фрося.
- Война кончится - всех в санаторий отправлю, на юг, там вправят, - пообещал директор. - А сейчас поднатужиться надо, бабоньки.
Жена директора первой пошла к ближнему штабелю. Директор проводил ее взглядом.
- Подгоняйте, - махнул он возчикам. Дарья тронула своего одра, за ней тетя Нюра.
- Давай, давай, Даша! - уже кричала Фрося со штабеля. - Шевелись!
- Тетя Нюра, давай к нам! - горлопанил Леха с верхушки другого штабеля. - Мы твой воз по-стахановски, в момент нагрузим!
Странная была погода. Рано утром вьюга завывала, когда стало светать, утихла, а среди дня вдруг наполз откуда-то туман. Лес все больше и больше покрывался куржаком и как бы размазывался в белом облаке. Заиндевелые лошадки стояли будто призрачные, туманно вырисовываясь в молочной мгле. В пяти шагах уже ничего не было видно. Брови и ресницы заиндевели, одежда покрылась снежным бусом, и все стали похожи на сказочных лесных людей.
- Помогите! - раздался крик Дарьи.
Вася, который в это время с Лехой и Клавой сталкивал очередное бревно со штабеля, увидел, что воз Дарьи, уже нагруженный, опрокинулся и увяз в снегу. Лошадь лежала в сугробе на боку.
- Но-о, милая, но-о! - просила Дарья кобылу. - Ну, поднатужься, поднатужься! Хлебушка дам, как домой придем.
Суптеля, Андрей и женщины окружили воз и под команду старшины поставили его на полозья. Но сама лошадь никак не могла подняться.
- Ну-у, да ну же! - тянул ее за узду Андрей.
Лошаденка собирала последние силы, дрожала от напряжения, но оставалась на месте. Андрей вдруг ударил ее по храпу валенком.
- Вставай ты, скотина безрогая!
Лошадь сделала отчаянную попытку подняться, забила ногами, но только еще глубже ушла в рыхлый, перемолотый снег. Андрей занес было еще раз ногу, как к нему подскочила Фрося.
- Не смей бить животину, не смей! - с бешенством заорала она и толкнула Андрея в грудь. Он чуть не упал, отступил на два шага. - Тебя бы самого так! По морде! По красной! - наседала на него разъяренная Фрося.
Заметив, как глядит на эту сцену Клава, Вася почему-то подумал, что не только из-за лошади напала Фрося на Андрея.
- Привык руки распускать! - все еще не остыла она. - А ну вали отсюда!
Андрей растерянно отступил, проворчав:
- Лечиться надо, ненормальная.
Суптеля и Дарья распрягли лошадь и помогли ей встать. Она сапко дышала, тяжело опустив голову к дрожащим коленям. В груди у нее что-то клокотало и хрипело. Пар валил из ноздрей, ресницы и волоски на храпе обледенели.
- Запрягай не запрягай - не потянет она. - Дарья погладила лошадь по морде.
Клава слезла со штабеля, подошла к возу и сказала:
- Давай скинем малость и сами повезем.
- Да ты что! - воскликнула Фрося. - Животы надорвем, рожать не будем.
- Ну ты-то с этим уже справилась, - сказала Клава и первой взялась за бревно.
Скинули половину.
- А ну, бабоньки, впрягайся! - сказала Клава.
Женщины, как муравьи, впились в оглобли и стали дергать вразнобой.
- Стойте! - заорал Леха. - Под команду надо. Андрей, ты самый сильный, давай за коренника, а мы пристяжными.
Андрей молча встал в оглобли. С одного бока взялись Суптеля и Леха, с другого - Дарья, Вася и Клава. Остальные тоже вцепились сзади и с боков воза.
- На полубаке, слушай мою команду! - заорал Леха - Раз-два, взяли!
Все поднатужились и сдвинули воз с места. Дальше дело пошло легче.
- Идет, идет, иде-ет! - не закрывал рта Леха. - Эх, мои дорогие - золотые, родненькие! Как работу кончим, берите меня, кто хочет. Терзайте. Не жалко. Меня много, на всех хватит.
Дарья глянула на него, и Леха прикусил язык. И что совсем уж было непохоже на него - извинительно улыбнулся.
За возом неверной походкой шла лошадь и тоскливо смотрела на людей.
Работали до темноты.
Домой Вася еле дошел. Не поужинав, уснул мертвым сном.
Во сне его били. Он пытался бежать, но ноги в свинцовых галошах не двигались, и его били смертным боем. Он все же вырвался от злодеев и побежал-полетел. Летел вверх, ударяясь о торчащие со всех сторон бревна, и знал, что сейчас ударится об лед иллюминатором - и тогда крышка, деревянный бушлат. Вася закричал и проснулся. Облегченно вздохнул, пошевелился и застонал. Мучительно ныла, мозжила каждая косточка тела. Боль, будто жилы вытягивают. Спину и шею ломило - не разогнуть.
- Ну как? - усмехнулся Суптеля. Старшина сидел на табуретке с бледным лицом, а Леха перебинтовывал ему ногу выше колена.
- Ничего, - ответил Вася и с трудом, стараясь не показывать вида, что больно, сел на кровати.
- Ну-ну, - понимающе кивнул Суптеля и поморщился. - А у меня рана открылась.
- Не надо было впрягаться, - проворчал Леха. - Без тебя бы управились.
- Это верно. Только как бы я тебе в глаза после этого смотрел. Боюсь, что негож я теперь для водолазной работы.
- Куда с такой раной, - сказал Леха, закончив перевязку. - Тебе к фельдшерице надо сходить, у нее там всякие примочки есть.
- Схожу.
Леха поднялся, охнул, схватился за спину.
- Ну науродовались мы вчера, будь здоровчик! Как это бабы терпят! Двужильные они, что ли?
- Трех, - сказал Суптеля.
- Точно, - согласился Леха.
- Сегодня станцию будем приводить в порядок, - объявил Суптеля, закуривая. - Помпу переберем, шланги промоем, потом в баню пойдем. Директор вчера сказал, что баня будет работать.
- Вот это добро! - обрадовался Леха. - Вчера наповал ухайдакались, попариться надо.
После недельной вьюги стоял тихий безветренный день. Матовый снег озера, молчаливый лес, даль низкого горизонта сливались с белесым небом, поглощали звуки, и казалось, все было погружено в спячку, в белый зимний покой.
Это был один из тех теплых редких дней, какими природа вдруг одаривает среди зимы, напоминая о далекой еще весне.
С горки каталась на санках ватага поселковых ребятишек, довольных, что можно вдоволь набегаться и наиграться после вьюги, и даже лошадь, всю зиму проходившая опустив голову, сейчас шла, чутко прядая ушами и шумно раздувая ноздри, чуя в теплом воздухе с юга отдаленное напоминание о солнце, о весеннем раздолье и молодой зеленой траве. Сани легко скользили по волглому снегу. За санями шли Дарья с Клавой, позади женщин - Вася. Они везли из кузницы помпу, к которой безногий кузнец приклепал штуцер для соединения шланга с помпой и сварил кузнечной сваркой лопнувший на морозе маховик. Андрей, погрузив помпу на сани, сразу же поспешил зачем-то в контору, а Вася, Дарья и догнавшая их по дороге Клава шли теперь за санями.
Вася оглядывал занесенные снегом избы, черную железную трубу заводика, заозерную даль и уже не испытывал того тягостного чувства, какое охватило его, когда он впервые увидел этот поселок. Все уже было знакомым, привычным для глаза и милым сердцу. Он знал жителей поселка, и его знали, со всеми здоровался, и с ним тоже. Знал, что Тоня, как и он, ждет наступления вечера, чтобы снова стоять у крыльца, и от этого на душе было радостно и тревожно.
- Гляди, Клава, русак, - вдруг услышал Вася веселый голос Дарьи и тотчас увидел возле высокого пня со снежной шапкой набекрень белого зайца. Раскосо и безбоязненно поглядев на людей и пошевелив длинными стоячими ушами, русак неторопливо поскакал в лес, смешно вскидывая короткохвостый зад и проваливаясь в сугробы. И все они: Дарья, Клава и Вася - заулыбались.
Клава вздохнула вдруг и сказала:
- Мы с Алешей в последнюю зиму перед войной к свекрови ездили. Алеша ружье взял. И вот едем в санях по лесу, вдруг такой же русак на дорогу выскочил и сел. Алеша с одного раза попал. Последний раз тогда поохотился. А из шкурки сшил мне рукавички. Так и лежат теперь, зарок дала - не надевать, покуда не вернется…
Долго шли молча, слышно было только, как негромко шуршали полозья по неукатанной дороге.
- Ты прости меня, Клава, - нарушила затянувшееся молчанье Дарья. - Я все спросить хочу: как у тебя с Семеном?
- Сама не знаю, - вздохнула Клава и, помолчав, сказала:
- Боюсь я этого, а сердцу не прикажешь. Тянет - и все.
- Ну и дай-то бог, Клава. Человек он серьезный, надежный.
- Не знаю, что и делать, - доверительно созналась Клава. - Ума не приложу. Ты лучше скажи, как у тебя?
- Вот посоветоваться хочу, - задумчиво ответила Дарья.
- Чего ж тебе советоваться. Коль полюбила, люби. Ждать тебе некого, а о том хлюсте чего тебе думать.
- Я и не думаю, но ведь Юрка у меня.
- Коль полюбит, то ребенок не помеха. Парень он хороший, на вид только пустой.
- Хороший, - протяжно согласилась Дарья, и Вася, к удивлению своему, обнаружил, что голос у Дарьи певуч и мягок, исчезла постоянная хрипотца заядлого курильщика, да и не курит вроде бы она в последнее время.
- Забывать Алешу стала, - вдруг сказала Клава. - Как сквозь туман вижу. Силюсь, силюсь вспомнить - и никак. А родинку помню. Родинка у него на плече. Махонькая такая…
- Чего уж теперь, - сказала Дарья.
- Так… помню…