- Ох, Аська, какие же мы с тобой старые! - протянула Марина, а потом спросила с любопытством: - Ты это где вчера пропадала до ночи? Неужели с Павлом была? Значит, у вас все в порядке? Отец твой сердился, мать волновалась, а я им сказала: "Владимир Михайлович, Анна Алексеевна, ваша Ася - вполне самостоятельный человек. У каждого самостоятельного человека может быть личная жизнь и личные переживания". Отец твой говорит: "Пусть дома переживает". Нет, родители этого не понимают. Мои тоже. Значит, у тебя с Павлом все в порядке? Я рада. Хотя он, по-моему, не очень интересный. Ну ладно, не сердись. А вот у меня, у меня-то... Мы чуть совсем не поссорились. И я уж к нему по-всякому: и на пяточках и на пальчиках. Помирились. Петя вчера заявляет...
Но Марина не успела сказать, что заявил Петя.
- Смотри-ка, на той стороне - сейчас умереть! - Геннадий стоит! Тебя дожидается. Ох, Аська, гляди у меня!
На той стороне действительно стоял Геннадий. Он держал в руках большой квадратный конверт.
Геннадий увидел Асю, постоял немного, сердито набычившись, посмотрел на нее через улицу, потом засунул руки в карманы и вразвалочку перешел через мостовую.
- Нашел я твоего попрошайку... Где живет и все такое...
- Что ж ты не здороваешься? - удивилась Ася.
- Ну, здравствуй, - хмуро ответил Геннадий.
- Приятно с самого утра встретить вежливого молодого человека, - сказала Марина. - Здравствуйте и до свидания. А ты, Ася, на работу не опоздай. - Она ушла, стрельнув в Геннадия глазами.
- Ты чего такой злющий? - спросила Ася.
- Ничего.
- Ну, если ничего, проводи меня до метро. По дороге все расскажешь.
- Ладно, - угрюмо согласился Геннадий, - провожу. Мальчонку этого зовут Мишкой, фамилия ему Сотичев.
- Верно, Сотичев, я теперь вспомнила, - обрадовалась Ася.
- Живет он в доме, где булочная. Отца нет. Мать работает лифтершей. Но сейчас она в больнице. А в церковь его тетка какая-то затащила. Не родная. Торгует тут рядом в овощной палатке. Вот его адрес, фамилия. Все, - сказал Геннадий.
Он не стал объяснять, сколько времени потратил, чтобы выполнить Асино поручение. Обещал - надо сделать! Даже если девушка, которой ты обещал и которая с тобой неделю назад ездила по городу, все следующее воскресенье неизвестно где пропадает, а возвращается домой в двенадцать ночи и не замечает, что ты как проклятый стоишь во дворе напротив ее подъезда и держишь в руках ни на что не похожий подарок.
- Я пошел, - сказал Геннадий.
- А ты еще меня проводи, - попросила Ася.
Они свернули за угол и шли теперь в толпе, спешившей к метро и становившейся чем ближе к вестибюлю, тем плотнее.
- А что у него с ногой? - спросила Ася.
- Не знаю. Я не с ним, а с ребятами с его двора разговаривал. Могу узнать, если надо, - вдруг предложил он, хотя утром твердо решил, что не будет больше встречаться с Асей. Расскажет ей, что узнал, отдаст подарок и баста, крест на этом.
- Вместе узнаем, - сказала Ася. - Ты ведь обещал мне помочь.
И вот, вместо того чтобы, отдав ей записку, раз и навсегда сказать "прощай" и уйти, не оглядываясь, как уходили герои любимых картин, Геннадий, которому на работу к десяти и в другой конец города, спускается с Асей вместе в метро. Он придерживает захлопывающуюся дверь переполненного вагона, чтобы Ася успела войти, а потом зачем-то сам втискивается в этот вагон, едет с ней и еще провожает ее до самой проходной и чувствует: хотел бы, но не может он на нее сердиться. А все потому, что поглядела на него своими ясными глазами и сказала своим голосом, всегда веселым, а сегодня вроде бы грустным, но доверчивым:
- Мне очень нужно, чтобы ты мне помог, Генка. Ну, что я одна буду с этим мальчиком делать?
Ася ушла. Генка стоит перед проходной, смотрит ей вслед и думает: что же это такое в конце концов с его стороны? Отсутствие воли? Ну, нет! Это "всепоглощающее чувство", вот что это такое! Теперь, когда он вспомнил, как называется то, что с ним происходит, он перестает на себя злиться. Конечно, если вдуматься, очень странно, что это происходит именно с ним. Ему всегда казалось, что чувства - это очень простая штука, тем более теперь, когда времени на технику и то не хватает: так быстро она развивается. Каждый день новое. А про переживания все давно известно. Тут нового ничего не изобретешь. Но уж раз оно так получилось и это обрушилось на него, придется себя вести сообразно с обстоятельствами. Геннадий любил делать все по-настоящему, как полагается...
Пожалуй, напрасно он не отдал ей конверт, который весь вечер держал наготове вчера и принес с собой с самого утра сегодня.
Генке давно хотелось рассказать Асе, как он ее увидел первый раз, как тогда утром на лестнице все слилось вместе: солнце, которое било в окно, вспышка ее волос в солнечном луче, ритм песенки, которую он насвистывал, а Ася подхватила перестуком каблучков по ступенькам.
Но как все это перескажешь словами? А ведь достаточно ему у себя дома включить магнитофон с пленкой, где записана эта песня, чтобы ясно увидеть все: и лестницу, и солнце, и Асю...
У Аси был простенький проигрыватель: Геннадий сам его не раз налаживал. И ему вдруг пришло в голову переписать песню, с которой все началось, с пленки на пластинку, подарить Асе эту пластинку, а уж заодно объяснить, в чем смысл этого подарка.
С самого утра в воскресенье Геннадий отправился на улицу Горького в ателье звукозаписи. Ему предложили подождать. Старик, который сидел в стеклянном ящике, выводил серебряной краской и затейливыми буквами надпись на огромной фарфоровой чашке: "Маленький подарок с большим чувством уважаемому..."
Генка фыркнул. Его смех подхватила толстая курносая девочка-школьница; она пришла вместе с матерью получать свой заказ. Пластинку, в середину которой была наклеена фотография курносой девочки, положили на диск проигрывателя. В репродукторе раздался ее напряженный голос: "Дорогой папа!! - выкрикнула она. - Мы с мамой поздравляем тебя с днем твоего рождения. Дорогой папа! У нас все хорошо! А сейчас я сыграю тебе то, что выучила в школе". И пластинка заиграла какую-то несложную фортепьянную пьеску.
Девочка и мама просияли. Геннадий тоже просиял.
- Я хочу записать в начале пластинки несколько слов, а потом музыку, - сказал он.
- На чем будете играть? - спросил его техник.
- У меня с собой пленка. С нее музыку запишете.
- Можно и с пленки. Входите в студию. Текст напишете? Или будете так говорить, из головы?
- Из головы! - уверенно сказал Генка.
"Скажу просто, - подумал он. - Сейчас ты услышишь песню, с нее все началось. Не понимаешь? Потом я тебе все объясню..."
Но тут перед ним на стене вспыхнул сигнал: "Запись!.." - и Генка крикнул не своим голосом:
- Дорогая Ася! Разреши подарить тебе в этот день...
"Что я такое говорю? - подумал он - И почему таким ужасным голосом?" Но он видел сквозь стекло аппаратной, как стремительно бежит лента записи. Остановиться было невозможно.
- ...этот маленький подарок с большим чувством! - прокричал Генка и остановился. Он увидел, как девочка, которая поздравляла своего папу и, оказывается, еще не ушла, смотрит на него сквозь стекло аппаратной, надувая толстые щеки: сейчас прыснет со смеху.
- Я не могу записываться, когда на меня смотрят! - крикнул Генка, довольный, что может прервать запись.
- Это была проба, - успокоил его техник. - Вам никто больше не будет мешать. Вы готовы?
Генка помолчал и, когда вспыхнул сигнал, вдруг снова продекламировал:
- Эту маленькую пластинку, дорогая Ася, с большим чувством я вручаю тебе в знак...
"Какой ужас!" - подумал он и остановился.
Но Генка не хотел отступать. Он добился своего. Через час работы у него была пластинка, на которой он тихим и спокойным голосом обещал, что когда-нибудь объяснит Асе, почему записал для нее именно эту песенку. Сфотографироваться и наклеить свою фотографию на пластинку он решительно отказался.
И вот эту-то пластинку в конверте он весь день таскал вчера, надеялся, что сможет отдать ее Асе, а принес сегодня с утра и уносит, не решившись отдать.
Не отдал, так отошлет. И Генка по дороге на работу забежал на почту. Пусть хоть завтра получит.
Пусть улыбнется. Все-таки она удивительно улыбается...