Папа Ватиканский, конечно же, счёл приговор несправедливым – ведь на то, кажется, папы ватиканские и созданы, чтобы подвергать сомнениям и гонениям любую здравую мысль: от учения о шарообразности Земли до приговоров арбитров – и вынес свой собственный приговор, согласно которому были подвергнуты отсечению все окончания в словах Лютера.
Приговора папы Льва X никто особенно не заметил и, кажется, он даже не был напечатан ни в одной газете мира, за исключением ватиканских, конечно же.
А незадачливый кардинал вследствие сурового приговора вскорости впал в ничтожество, ибо кроме как говорить он ничего не умел, и рассеялся в пыли истории.
Как Лютер одолел в диспуте хитрого лиса Махьявеля
Сию историю обязательно следует упредить необходимым пояснением, чем являлся в те времена научный диспут. Это сейчас, в изнеженные времена мягкотелого Наполеона, диспуты напоминают бесполезную болтовню, во время которой оппоненты ни разу даже в нос друг другу не дадут, а по окончании оных пожимают друг другу руки и совместно распивают шампанское. Нет, в славные времена Лютера диспут был чем-то средним между спором двух базарных дам за торговое место и рыцарским турниром (кстати, первое на профессиональном языке городской стражи, следившей за порядком, называлось спором хозяйствующих субъектов, а второе – металлопрокатом (вы бы видели, как стремительно прокатываются рыцари в блестящих доспехах вдоль разделительного барьера и, сражённые могучим ударом, катятся в разные стороны, словно кочаны капусты!)).
Как всем известно, у Лютера было огромное количество врагов – неизбежное проклятье всех достойнейших людей. Особой неистовостью средь них отличался флорентиец Махьявель. Хотя итальянцы, коверкая и перевирая его имя, называют его Макиавелли. Это был тот самый Махьявель, который изобрёл самовар и обошёл на лыжах всю Землю вдоль экватора.
Может быть, Лютер и Махьявель никогда бы и не встретились, потому как оба были очень заняты на работе, а по выходным выезжали с семьёй за город. Но богу красноречия было угодно, чтобы эти два непревзойдённых оратора встретились.
Однажды, когда Лютер спешил утром на работу, трамвай, на котором он ехал, сломался. Пришлось Лютеру идти до работы пешком, но в пути он заблудился и попал во Флоренцию. Там-то он и встретился с Махьявелем.
– Ага! – возликовал Махьявель, словно уже победил в диспуте.
– Опа! – удивился неожиданной (даже для сказки – прим. авт.) встрече Лютер.
И начался диспут.
Зашли, как обычно, издалека, вспоминая родственников друг друга в контексте своих срамных частей тела. Затем перешли к основной части: поговорили о политике, о расхождениях во взглядах на религию, о том, что делать с новооткрытыми народами Америки. Несмотря на эпохальность встречи, о том, какие конкретно вопросы задавались и какие ответы на них были получены, известно совсем мало, почти что ничего. Оно и понятно: Махьявель и его соплеменники предпочитали не вспоминать об этом досадном поражении, а Лютер был слишком скромен, чтобы кичиться и чваниться, рассказывая о победе на каждом углу, или хотя бы на одном из них. Выручить нас и донести все подробности того диспута могли бы немецкие купцы, бывшие тогда во Флоренции, но они в тот день все убежали на рынок смотреть гигантскую каракатицу, выловленную в Тирренском море.
Лишь несколько фраз неизвестно каким образом дошло до наших времён. И вот они:
– Что вам, католикам, важнее: Бог или золотой телец? – вопросил Лютер.
– Что за глупый вопрос!.. – попытался возмутиться Махьявель, но Лютер не дал ему продолжить.
– Тогда почему католическая церковь утопает в золоте?! – гневно воскликнул вождь мирового протестантизма.
– Чтобы через блеск и богатство нашей Церкви донести до паствы величие Бога, – нагло ответствовал бессовестный Махьявель.
– Странно, но Иисусу всего этого почему-то не требовалось для прославления Господа.
Но изворотливый флорентиец уже обращался к окружающей толпе:
– Представьте, какой позор будет, если католические храмы станут выглядеть беднее, чем иудейские синагоги или магометанские мечети!
Толпа возмущённо-одобрительно загудела.
– Вот видишь? – обратился уже к Лютеру Махьявель. – Паства не поймёт бедность папства.
– Вы в своём тщеславном невежестве совсем забыли, что тот, кому мы поклоняемся, был нищим! Он был беднее любого нынешнего католического попа, поклоняющегося ему.
Лютер разил оппонента доводами наповал и толпа начала приходить в смущение.
– А тебе что важнее: твои принципы или твоя борода? – язвительно вопросил папский кардинал, не нашедши, что ответить на столь серьёзные обвинения.
– Конечно же, принципы, – невозмутимо отвечал Лютер. – На принципах своих я стою и не могу иначе, а на своей бороде я стоять не могу.
Если бы дело происходило где-нибудь к северу от Альп, вокруг бы одобрительно загудели, но здесь невежественная толпа хранила глупое молчание.
Потом, следуя диспутовой моде тех времён, оппоненты стали одаривать друг друга тычками и затрещинами, за ними последовали пинки и вообще драка, но здесь Лютер быстро одолел, хоть и наглого, как обезьяна, но тщедушного Махьявеля. Флорентиец взмолился о пощаде, а случайно проходивший тогда арбитр с сожалением (ведь он был земляком хитрого лиса Махьявеля) присудил победу в диспуте Мартину Лютеру.
Как Лютер злокозненный план папы ватиканского разрушил
Сидит однажды коварный папа Абунданций X в своём Латеранском дворце после сытного обеда, жирным пальцем в зубах ковыряется, да картины своих гениальных продажно-придворных живописцев разглядывает. Водит ленивым взором по живописи и вдруг начинает мрачнеть. Заметил это кардинал, отвечающий за папское настроение, и тут же отправляет легата за кардиналом по чрезвычайным настроениям папы. Прибегает чрезвычайный кардинал, спрашивает папу, зачем их преосвященство лоб хмурить изволит, не стряслось ли чего? Папа обводит рукою картины и молвит с лёгким удивлением, грозившим перерасти (уж это кардинал хорошо знал) в яростное негодование:
– Что-то Иисус, Господь наш, изображён везде каким-то… нищим? Да и апостолы вид имеют прямо-таки… неподобающий. Право же, как крестьяне какие-то ободранные, а не ученики Спасителя нашего. А вот… вон там, Иоанн Креститель – ну откровенно не респектабельный вид. Кто ж его, спрашивается, допустил крестить самого Сына Божьего?!
В общем, разошёлся не на шутку Абунданций, а потом повелел, чтобы всё это нищебродство убрать и нарисовать всё как подобает. И чтобы ни одного прежнего, неправильного, изображения, ни скульптуры не осталось, дабы не смущать последующие поколения. Ясное дело, как папа ватиканский повелел, так всё в точности и исполнили. На всех картинах Христос отныне представал в богатых одеждах, да в чертогах просторных. Апостолы же вокруг Спасителя, аки придворные блестящие, толпились. Глядя на новое искусство, любой человек неминуемо должен был осознать и проникнуться величием Христа и Церкви его истинной, католической. А то, что в Библии была изложена иная, прежняя версия, до этого никому и дела не было – ведь книга была написана на староватиканском языке, никто его уже и не понимал, ни народ, ни сам папа с кардиналами.
Но наивно папа полагал, что его нечестивое деяние останется без последствий. В прежние времена обычно так и получалось, но с появлением на исторической сцене Лютера, ни один коварный план Ватикана не оставался безнаказанным.
Узнал Лютер про новую проделку папы ватиканского и перво-наперво разразился ядовитой инвективой:
"Ватиканские святоши, – писал он, – давно презрели все заповеди Христовы и проживают жизнь свою нечестивую в роскоши, избегая умеренности, будто какой заразной болезни. И вместо того чтобы вернуть церкви изначальную скромность, они решили, что легче, исказив традицию, сделать Иисуса с апостолами богачами, нежели самих себя – бедняками. Очень неудобен этим так называемым правоверным христианам основатель христианства – ещё бы: ведь он был беднее любого нынешнего самого захудалого иерарха. Господь наш говорил, что церковь – это невеста, а невесте подобает скромное одеяние. Католические же храмы подобны разряженной блуднице. Думается мне, будь ватиканские клирики чуть святотатственнее, то переписали бы и само Святое Писание, указав, что Иисус родился не в хлеву, а в великолепном дворце, как и полагается Сыну Божьему".
Не знал Лютер, что ватиканские клирики давно уже не читали Библию, и не переписали её отнюдь не из-за остатков совести.
Естественно, инвектива до адресата не дошла – придворные побоялись даже намекнуть Абунданцию о её существовании. Зато в ответ на лютерово послание кардинал, ведающий едкими ответами врагам веры католической, отправил телеграмму следующего содержания: "хоть лопни зпт еретик богомерзкий тчк всё равно во всей державе ватиканской не осталось ни одного неправильного изображения и изваяния спасителя и его последователей тчк".
"Больше не осталось, говорите? – злорадно подумал Лютер, прочитав телеграмму. – Зато у нас очень даже предостаточно осталось. Вон, вся Дрезденская галерея забита картинами на библейские сюжеты".
И повелел Лютер наладить контрабанду репродукций картин и копий статуй прежних, дореформенных, Христа, учеников его и последователей. И наводнился чёрный рынок ватиканский ими, и метался папа ватиканский Абунданций X по своему логову в бессильной злобе.
От расстройства слёг Абунданций и вскоре помер, а вслед за ним похоронили неудачную затею с обновлением библейских образов.