- Да оно само, ваще-то, - смущённо признался Лёва. - Вчера вечером, значит. Сижу дома, смотрю в окно - там уроды какие-то ходят. Злят - но не бесят. Раздражают - но не настолько, чтобы пойти и действовать. Муторно на душе и непонятно. Ну, я пробежался по квартире, поорал немного, чтоб разобраться в себе. Хэви-металл врубил, думал, соседи придут ругаться - так нет. Все на дачах, в отпусках. Надувную боксёрскую грушу я ещё на той неделе с ноги убил. И как-то незаметно получилось, что я тесто замесил. Помял его, погонял по кадке, чтоб ему мало не показалось. Скалкой его как следует раскатал: пусть своё место знает. Потом взял нож, наточил. В холодильнике было мясо. Не удержался я, изрубил его мелко. Ту т вроде полегчало. Стою, смотрю - что со всем этим делать? Видимо, пирог. Кушайте, значит.
Лёва смущённо поглядел на всех по очереди - мол, не подумайте, что я такой хороший, это чистая случайность - и стал делить пирог на восемнадцать равных частей.
Достали четыре тарелки. Присели на диван. Предались незапланированному чревоугодию. Тут, конечно, идиллии пришел конец, потому что явился Виталик. Ладно бы молча явился - так он тут же начал общаться со всеми разом, а когда ты ешь вкусный пирог, а с тобой хочет общаться Виталик - лучше пирог на какое-то время отложить.
- Запылившийся в долгом походе рыцарь желает отведать кофе! - объявил нарушитель покоя. Виталик был единственным, кто сохранял верность кофейному автомату. И тот в благодарность творил для него такой дивный напиток, что даже сам иногда жалел, что не может его попробовать.
- А Лёва пирог сварганил, - с нажимом сказал Гумир. - Не забывает меня. Кормит.
- А что это моё полотенце тут делает? - не замечая упрёка, спросил Виталик, приподнимая за один край ярко-желтое недоразумение с котятами и утятами.
- Будешь? - указывая ножом в сторону пирога, спросил Лёва.
- Я-то? Нет, не буду. Спасибо.
- Заболел? - удивился Константин Петрович. - Ты когда в последний раз от дармовой еды отказывался?
- Тогда же, когда и ты, - не спасовал Виталик, - но теперь - всё. Вероника сказала: растолстеешь - выгоню.
- Она тебя до сих пор не выгнала? - с сомнением спросил коммерческий директор. Когда-то давно, на первом курсе, суровая и прекрасная Вероника любила его, а он этого не понял. А теперь - кто бы мог подумать - снизошла до этого … до этого Виталика. Как-то унизительно оказаться в одной компании с таким человеком.
- Да садись, не кипеши, - хлопнул по спинке дивана Лёва. - Не выгонит тебя никто. Она пошутила.
- Да? - Виталик сцапал чашку с кофе, отпил немного, зажмурился, сделал несколько прыжков в сторону журнального столика, потом замер на месте в позе задумчивой цапли. - А вдруг не пошутила?
- Она что, вообще не шутит? - удивилась Наташа.
- Шутит, - поёжился Виталик, - но редко, на моё счастье.
- Да будь мужиком, алё! Ешь давай! Твоя Вероника даже не узнает ничего, - подзадоривал Лёва.
- Узнает! Она меня на весах взвешивает, - не поддался на соблазн Виталик. - Вы как хотите, а я лучше пойду к себе, подальше от…
- Иди, иди. Пока тебе есть чем заняться - иди, - милостиво кивнул Константин Петрович.
- А что такое? - навострил уши Виталик.
Константин Петрович элегантным движением отодвинул пустую тарелку. Установил защиту, словно повязал на шею белую накрахмаленную салфетку. И выложил карты на стол:
- Мне тут Маша на выходных написала… - непроизвольно зажмурился, вспоминая её чудесное письмо. - Так вот. Их новый шеф, Жан, считает, что Техники скоро вовсе не будут нужны. Компьютерные технологии шагнули вперёд. Разведчику останется только принести контакт, а специальная программа сама всё просчитает.
Оглядел всех, наслаждаясь эффектом. Снял защиту. И невозмутимо принялся за пирог.
- Ну вот, тем более, - спокойно сказал Виталик, - уволите вы меня, стану я иждивенцем. А если Вероника меня выгонит, то кто меня станет содержать? Жан? Или вы с Машей? Что-то я сомневаюсь.
- Да не уволим, - смилостивился коммерческий директор, - найдём уж какую-никакую работу. Будешь у Наташи с Лёвой на подхвате. Ну, или пол подметать - а то уборщица уже второй месяц требует повышения зарплаты.
- О, благодарю вас, благородные и добрые господа, что сжалились над сиротинушкой! - поклонился Виталик. И застонал:
- Проклятые выходные! Чёртовы ролики! Ролики - и вообще коньки - это моё больное место. Вернее, я весь теперь - одно сплошное больное место. Ну, пойду, поползу на своё рабочее место. Пока вы наслаждаетесь тут жизненными благами.
- Ты совсем не изменился после встречи с Вероникой, - неодобрительно сказала ему вслед Наташа.
- Это значит, что всё складывается как надо, - обернулся Виталик. - Когда совместная жизнь меняет людей, то разве ж это жизнь? Это какая-то бесконечная и мучительная пластическая операция души.
* * *
Если Дом Мёртвого Хозяина регулировал свою температуру лучше любого устройства климат-контроля, то недостроенное здание на окраине Санкт-Петербурга, в котором помещались некоторые не самые секретные шемоборские лаборатории, похвастаться таким умением не могло. Особенно тяжко приходилось запертому в одиночной подвальной камере Дмитрию Маркину.
Ни сквозняка, ни ветерка. От жары потрескалась даже кафельная плитка на полу в туалете. Душевую закрыли, и оттуда по ночам слышится неприятный клёкот. Вода из крана льётся тёплая и ржавая. Пить её можно только закрыв глаза.
Невидимая стена в коридоре надёжно охраняет выход. Раз в день, ранним утром, Эрикссон убирает её и позволяет пленнику выйти на поверхность и подышать настоящим воздухом. Наверное, можно было бы убежать, воспользовавшись моментом. Но спустя час необъяснимая сила загоняет несчастного обратно в камеру.
Но сегодня не было даже прогулки. Ковыряя ложкой безвкусную серую кашу, Дмитрий Олегович представлял блестящие подносы, фарфоровую посуду, витающий над тарелками аромат жареного мяса, сдобренного приправами. "Скатерть белая залита вином". Да, в сущности, сгодился бы и портвейн, чтобы горло промочить.
Эрикссон возник в углу камеры неожиданно, как всегда, но бывший ученик успел краем глаза заметить какое-то движение, и, обернувшись, увидел, что образ учителя складывается у него на глазах из маленьких разноцветных точек. Последний мазок плюхнулся на рукав - и Ингвар как будто ожил, превратился из голографического изображения в почти настоящего человека.
Казалось, что жара утомила даже мёртвого шемобора: во всяком случае, задания, которые он давал своему подмастерью в последнее время, с каждым разом становились всё однообразнее и скучнее.
- Ну что. Очередной талантливый, но непокорный коллега двинул кони? - ухмыльнулся Дмитрий Олегович, и бодро отодвинул тарелку в сторону. - И мне нужно придумать, как сделать его посмертное существование максимально невыносимым?
- Хорош мерзавец, - сказал куда-то в сторону Эрикссон, - сам отделался лёгким испугом и пожизненной каторгой, а с каким удовольствием обрекает на адские муки тех, кто провинился меньше, чем он сам!
- Начальник, а за что прогулка-то отменилась? - строптиво спросил пленник. - Я вроде хорошо злодействовал.
- Моя бы воля - я бы тебе и завтраки с ужинами отменил. Но, - Эрикссон поднял глаза вверх, - те, кто стоит выше меня, полагают, что так ты быстро скопытишься. А прогулка не отменилась, нет. Она у тебя нынче долгой выйдет.
Следует напомнить, что зелёные хвосты - тайный шемоборский отдел по борьбе с должностными преступлениями - не только занимаются измышлением наказаний для провинившихся сотрудников, но и предотвращают то, что пока ещё можно предотвратить.
- Дельце пустяковое, - сказал Эрикссон, - не надорвёшься. Угодил в ловушку один блистательный работник - не чета тебе, злобному завистливому мальчишке, подбросившему отраву своему учителю. Блистательного работника надо выручать. Это сделаешь ты.
- А что ж это он, такой изумруд яхонтовый, угодил в ловушку, из которой даже я его смогу вытащить? Я у вас вроде бы хожу в неудачниках и двоечниках. Или ветер переменился?
- Не переменился! - оборвал Эрикссон. - Он - внутри ловушки. Ты будешь - снаружи. И ты, мой друг, никогда, никогда в такую ловушку не попадёшь. Но не потому, что ты умнее. Ум тут вообще ни при чём.
- А что причём?
- Сердце причём. У тебя его нет. Вернее, есть, но ты им не пользуешься.
- Шемоборчик втюрился? - ухмыльнулся Дмитрий Олегович. - Бедный зайка. Ему отказали, да? И он, весь такой с разбитым сердцем, не может толком работать? И я должен объяснить бедолажечке…
- Если бы ему отказали! Если бы! Наоборот! Наш бедный коллега угодил в ловушку, имя которой - иллюзия счастливой семейной жизни, - делая ударение на каждом слове, почти прокаркал Эрикссон. - Он увяз в этой иллюзии, и сам старательно её поддерживает.
- Ну и пусть поддерживает, если такой дурак. Лишь бы работал.
- Так в том-то и дело, дружок, в том-то и дело. Он не работает. Вернее, работает - но на себя, а не на нас. Уже пятерых носителей упустил. Почём зря занимает квадрат! Ведь остальные кураторы видят его и ребят своих туда не посылают. И только мы с тобой знаем правду.
- Да? И что мне делать с этой правдой? Влюблённые логических доводов не приемлют. Скрутить парня и силой отвезти на другой край света? Или прикончить его возлю…
- Напоминаю, - казённым голосом прогнусавил Эрикссон, - что функционируя в интересах второй ступени, ты не имеешь права причинять материальный вред живым людям.
Дмитрий Олегович почувствовал, как нагревается охранная цепочка у него на шее.
- Твоя задача - выкопать из земли талант нашего заблудшего коллеги. Уж что-что, а разрушать чужие иллюзии ты умеешь. Ну, что расселся? Собирайся, раб!