Девушка сквозь сон услышала шум дождя и многоголосье птиц. Ее звали Обад; она была наполовину француженка, наполовину вьетнамка из Аннама и жила на своей загадочной планете, где облака и аромат павлиньих цветов, горечь вина и чьи-то случайные пальцы, скользящие по талии или ласкающие грудь, - все это неизбежно сводилось для нее к ряду звуков, которые, как музыка, время от времени прорывались сквозь ревущий мрак хаоса и разлада.
- Обад, - попросил Каллисто, - пойди посмотри.
Она покорно поднялась, прошла к окну, раздвинула шторы и, поглядев, сказала:
- Тридцать семь. По-прежнему тридцать семь.
Каллисто нахмурился.
- Со вторника, - сказал он. - Без изменений.
Тремя поколениями ранее Генри Адамс с ужасом взирал на Энергию; предаваясь тем же горестным размышлениям о Термодинамике, толкующей о внутренней сущности энергии, Каллисто, вслед за своим предшественником, склонялся к мысли, что Дева и динамо-машина в равной степени символизируют как любовь, так и энергию, и потому они, по сути дела, идентичны. Так что любовь не только движет миром, но также заставляет кегельный шар катиться, а туманности - вращаться. Этот последний, космический аспект больше всего беспокоил Каллисто. Космологи пророчили неизбежную тепловую смерть Вселенной (которая превратится в нечто вроде Лимбо: форма и движение исчезнут, а тепловая энергия будет одинакова в любой точке). Метеорологи же изо дня в день отсрочивали наступление вселенского конца, опровергая эту теорию утешительными сводками температурных колебаний.
Однако, несмотря на погодные изменения, ртутный столбик вот уже третий день застыл на отметке 37 градусов по Фаренгейту. Каллисто, всячески избегавший апокалиптических предзнаменований, спрятался под одеяло. Он еще крепче прижал к себе птенчика, словно тот своей мучительной дрожью мог заранее предупредить его о перемене температуры.
Заключительный удар тарелок сделал свое дело: Пельмень вздрогнул и был исторгнут из забытья, и в тот же момент прекратилось согласованное покачивание голов, склоненных над мусорной корзиной. В комнате еще какое-то время слышалось финальное шипение пластинки, но затем оно растворилось в шепоте дождя.
- Ааррр! - возвестил Пельмень в наступившей тишине, взглянув на пустую бутыль. Кринклс неторопливо повернулся и, улыбнувшись, протянул ему сигаретку.
- Пора чайфануть, старик, - сказал Кринклс.
- Ну уж нет, - возмутился Пельмень. - Сколько раз вам говорить? Только не у меня. Пора знать, что Вашингтон кишит федеральными агентами.
Кринклс потускнел.
- Ну ты даешь, Пельмень! - сказал он. - Тебе уже что, ни черта не надо?
- Опохмелиться бы, - ответил Пельмень. - Последняя надежда. Что-нибудь осталось?
И он потащился на кухню.
- Боюсь, что шампанского уже нет, - отозвался Дюк. - Только ящик текилы за холодильником.
На проигрыватель поставили Эрла Бостика. Остановившись у кухни, Пельмень сердито посмотрел на Шандора Ройаса.
- Лимоны, - произнес он, осмыслив ситуацию. Он добрел до холодильника, вытащил оттуда три лимона и лед, затем разыскал текилу и принялся приводить в порядок свою нервную систему. Занявшись сначала лимонами, Пельмень порезался, и ему пришлось давить их обеими руками, а потом ногами выколачивать лед из формочки. Тем не менее минут через десять, благодаря какому-то чуду, он уже лучезарно созерцал чудовищную порцию разбавленной текилы.
- Выглядит аппетитно, - заметил Шандор Ройас. - Может, и для меня сделаешь?
Пельмень прикрыл глаза.
- Kitchi lofass a shegitbe, - ответил он автоматически и поплелся в ванную.
- Эй, - воззвал он чуть позже, ни к кому конкретно не обращаясь. - Тут в ванне, похоже, спит какая-то девушка.
Пельмень тряхнул ее за плечо.
- Что такое? - спросила она.
- Тебе, наверно, не очень удобно, - сказал Пельмень.
- Ну, - согласилась девушка.
Она подвинулась к крану, включила холодную воду и уселась, скрестив ноги, под душ.
- Так лучше, - улыбнулась она.
- Пельмень! - крикнул Шандор Ройас из кухни. - Кто-то лезет в окно. Грабитель, надо думать. Специалист по второму этажу.
- Можешь не беспокоиться, - сказал Пельмень. - Мы на третьем этаже.
Тем не менее он вприпрыжку бросился на кухню. За окном на пожарной лестнице, скребя пальцами по стеклу, стояла расхристанная понурая фигура. Пельмень открыл окно.
- Сол, - сказал он.
- Промок малость, - сообщил Сол. Он влез внутрь, сочась влагой, - Думаю, ты уже слышал.
- Мириам ушла от тебя, да? - сказал Пельмень. - А больше я вроде ничего не слышал.
Внезапно раздался отчаянный стук в дверь.
- Входите-входите, - откликнулся Шандор Ройас. Дверь распахнулась, и в квартиру вошли три студентки с философского факультета университета Джорджа Вашингтона. У каждой в руках было по бутылке кьянти. Шандор подскочил на месте и кинулся в гостиную.
- Мы узнали, что у вас вечеринка, - сказала блондинка.
- Свежая кровь, - прокричал Шандор. В прошлом он был борцом за свободу Венгрии и сейчас страдал тяжелейшей формой того недуга, который критики среднего класса называют донжуанизмом в округе Колумбия. Purche porti la gonnella, voi sapete quel che fa. Едва заслышав нежное контральто или дуновение арпеджио, Шандор начинал истекать слюной, как собака Павлова. Пельмень мутным взором окинул троих девиц, гуськом вторгшихся в кухню, и пожал плечами.
- Поставьте вино в холодильник, - распорядился он. - И доброго вам утра.