- Вы совершенно правы.
Он пытался сбыть с рук залежалый товар, кроме шуток. Но, к счастью, я не принадлежу к числу живых - живые попадаются на том, что считают себя современными, хоть это не всегда так. В их умах роятся мертвые идеи, образы и искаженные факты. Их поле зрения загромождают ветхие здания, ржавые машины, размытые дороги и небо, о котором они имеют смутное представление - темнеющее к горизонту истории. Всякий раз, когда они хотят запечатлеть город своими примитивными, как фотоаппарат "Брауни", мозгами, они берут все эпохи в один кадр. Их носы забиты мертвыми волосами, омертвевшей кожей и слизью - от них разит прошлым. Прошлое у них под мышками, в паху, между пальцев ног. Ж-жик… ж-жик! - сдирают они шелуху годов. В то время как мы, мертвецы, - истинные наследники Современности. Живые разбивают время на десятилетия - периоды явного позерства, смысл которого лишь изредка осознается в ностальгической ретроспективе. Мой второй муж был глубоко несовременным человеком, с каменной башкой из каменного века. Но мы, мертвецы… мы видим время целиком. Анахронические очки - единственные, которые мы носим. И потому бесчисленные конторы, по которым я ходила, пока Лити сидел у меня в кармане, а Грубиян ругался в вестибюле, пытаясь описать старые номера "Ридерз Дайджест", вовсе не казались мне странными.
Но, похоже, я отвлеклась, чего никогда не позволял себе Кантер.
- Благодарю вас, мистер Дэвис, - сказал он, взяв в руки кожаную папку. - Видите ли, миссис Блум… возможно, ваш посмертный гид… мистер…. Джонс, да-да, Джонс, вам говорил… что у нас есть собственная калькуляция, собственное делопроизводство.
- Я прекрасно об этом осведомлена.
- На этот раз речь пойдет не о том… - тут он снял очки в металлической оправе и запустил руку в свои редкие рыжеватые волосы, дав мне время еще раз подумать о том, что моя судьба вместо того, чтобы зависеть от решения непререкаемо величественного англичанина, твердо намеренного ее решить, оказалась в мягких руках жалкого тщедушного еврея, - …как вы вели себя в вашем, так сказать, последнем "круге".
- Мистер Картер, сэр… - Подобные почтительные обращения легко слетают с языка, когда обращаешься к тому, кого не унижали с 1953 года. - Мне хорошо известно, что такое карма.
- В том, что касается предсмертного периода, пожалуй… а после смерти? Вы умерли в 1988 году, задолжав две тысячи фунтов Управлению налоговых сборов. Следовательно, эта сумма должна быть оплачена из вашего имущества…
- Это так важно?
- О да. Счета есть счета… а мы…
Счетоводы. В отличие от своих странных коллег, мистер Кантер почти ничем не отличался от мистера Вейнтроба, тот в последний мой приход к нему - рак уже сожрал, выскреб ложечкой мою левую грудь, словно какое-нибудь поганое авокадо, - уверил меня, что позаботится о необходимых выплатах… сидя в своем агрессивно обставленном кабинете на пересечении Норт-Серкьюлар и Брент-Кросс, играя "БИК Кристал" и отпуская замечания по поводу счетов, которые я старательно подобрала и сложила вместе.
- …занимаемся здесь тем, что суммируем все столбцы. Мы будем заниматься этим почти весь следующий год, так что не удивляйтесь, если ваши соседи… вы живете в Далбербе?
- Нет, в Дал стоне, - поправила я.
- В Далстоне, верно, приятное местечко, типичная лондонская окраина. Так вот, если вы узнаете о том, что кто-то о вас расспрашивает, не беспокойтесь, это мы. А сейчас, - он заерзал своей рыхлой задницей в вертящемся кресле, словно подумал о содомии, - поговорим о сексе.
- О сексе?
- Вот именно. Надеюсь, вас не слишком огорчит возвращение сексуальных ощущений? Разумеется, сначала чисто эмоциональных, но тем не менее вполне реальных. - Он замолчал, проверяя, какое действие произведут его слова, и тут зомби принес нам чай и бисквиты.
До конца нашей беседы поднос с бисквитами стоял между нами. После того, как я ушла, другой зомби вернулся, чтобы его забрать. Забавно, хотя мы, мертвецы, никогда не едим, некоторые из нас любят подавать угощение.
Так вот, то была одна из последних встреч с Кантером. А перед этим, на Пикадилли, меня затопила волна оргазмов - скопление пенисов возбуждало мою плоть. Когда я по возрасту вышла в тираж, моя плоть обвисла, собралась в отвратительные складки и я решила отказаться от секса - так оно и случилось, по крайней мере, после смерти. Однако с тех пор, как Майлс с Наташей занялись этим в нелепой квартире на Риджентс-парк-роуд, меня начали одолевать похоть и ревность. Кто бы мог подумать, что они вновь окажутся в старом доме, за завистливой зеленой дверью? Неземные пальцы касались моей вульвы. Мой первый муж, весельчак Дейв Каплан, любил говорить про свою бородку: "Она похожа на женский лобок. Стоит мне только ее коснуться, и я возбуждаюсь". Это о Дейве я вспомнила на Пикадилли. Или, вернее, о неуместном пигментном пятне, расположившемся там, где начиналась его редкая шевелюра. Именно на это желто-коричневое пятнышко я смотрела, устремляясь к новому сокрушительному, но отнюдь не спонтанному оргазму.
Через несколько лет после того, как наш брак распался - в конце шестидесятых, если соблюдать хоть какую-то точность, - мы иногда обедали вместе на Манхэттене, - о, эти благостные обеды разведенных супругов, во время которых они могут наслаждаться если не сексом, то пищей, - и он мне признался, что, пока я смотрела на его родимое пятно, воображая, что впадаю в экстаз, он, чтобы задержать эякуляцию, концентрировался на бородавке у меня на подбородке. "Touche pas!" - засмеялась я и подняла бокал вина. "Да, - продолжал он. - Пожалуй, я провел годы жизни, разглядывая прыщики, пятнышки и другие изъяны у красивых женщин". И словно ощутив необходимость поощрить себя за это признание, он задумчиво погладил свою непристойную бородку.
Я привыкла к оргазмам с Капланом, хотя они, возможно, не были спонтанными. Я хваталась за его выгнутую шею, стонала, говорила разные вещи - да, я занималась этой ерундой. Я любила секс или, точнее, подобно многим моим ровесницам, любила идею секса. Секс, облаченный в романтические одеяния, секс с сильным, уверенным в себе мужчиной, а не с хнычущим юнцом. Естественно, по сравнению с этими мечтами секс без прикрас сильно проигрывал. Пенис нуждается в покровах. Но даже тогда из разговоров с самими юнцами (двадцатый век как никакой другой давал возможность пережевывать одно и то же; "Время как жвачка", тема для дискуссии) я поняла, что секс для них был чем-то совсем иным. Им приходилось не взвинчивать себя, а, наоборот, осаживать. Для них секс был слишком сексуален. Вот почему Дейв смотрел на бородавку.
Мы прошли еще пару кварталов, и Фар Лап Джонс исчез из виду. И вдруг я увидела его: он сидел, прислонясь к стене, у одного из проходов, ведущих к "Олбани", низко надвинув свою широкополую белую шляпу, так что видны были только черные джинсы, трещотка и огромные наказующие бумеранги. Он был похож на недоучку-иностранца, записавшегося в Лондонскую летнюю школу по игре на диджериду. Где-то по дороге он ухитрился стянуть мясной пирог. Удивительно, что Лондон из Фиш-энд-чипсингтона превратился в Кебабистан. Фар Лап жует эти подушки с фаршем и луком, предварительно полив коричневым соусом. Это его новоизобретенный австралийский обычай. Мечты о мясном пироге. Но он никогда не глотает его, никто из нас этого не делает, никто.
Так вот, он сидел у прохода, и я вдруг почувствовала острое желание зайти туда вместе с ним. Протиснуться в эту щель. Я была почти убеждена, что впервые за одиннадцать лет ощутила трение - стоя между Фар Лапом и стеной. Возможно, я даже начала туда протискиваться, потому что он сказал:
- Черт возьми! Лили-детка, не сюда, так не годится, нельзя туда идти.
- Куда? В "Олбани"?
- Нет, в эту чертову расщелину, детка! - Он сделал вид, что хочет потянуть меня за руку, и я последовала за ним. Мы шли бок о бок сквозь летнюю толпу; пешеходам, как крысам, передалось настроение тех, кто присутствовал при взрыве в пяти кварталах отсюда. Они сделались такими уродливыми, какими они порой бывают. - Ты почувствовала это, да? - спросил он.
- Что это?
- Исчезла бесцветная тупость равнодушия, йе-хей?
- Нет, мне правда захотелось зайти в этот проход…
- Со мной - ювай! - и ты думала о сексе, йе-хей?
- Да-а…
- Ты слишком долго была мертвой, детка, слишком долго. Эти мертвецы на Олд-Комптон-стрит, они пролетали прямо сквозь тебя, а ты ни разу не сбилась с шага. Я видел.
- Значит, ты думаешь… Ты думаешь, новое рождение было бы удачной идеей… в моем случае?
Он снова остановился, на этот раз совсем рядом с женщиной, которая, глядя в небо, подняла руку, словно собиралась остановить такси, которое Зевс гнал по огненно-красному вечернему небу. Фар Лап подошел к ней так близко, что ему пришлось немного пригнуться, его примеру последовала и я. Мы сводим наше присутствие на нет. Именно так мы, покойники, и поступаем. Стираем себя с искусно раскрашенных лиц живых. Подошел Грубиян и сел возле нас на край тротуара. Неожиданно Лити прислонился к его колену.
- Похоже, тебе не терпится избавиться от этих парнишек, йе-хей?
- Нет! То есть, быть может, да. Не знаю. Но если мне удастся родиться снова, то у меня будут живые дети, с которыми я смогу поговорить - даже если оставлю здесь этих двоих.
- Йе-хей! Тебе не хочется быть одной, Лили?
- А тебе?
- Я никогда не бываю один. Только прошу тебя, не откалывай никаких штучек, сейчас не время. Попридержи свои желания. Если сорвешься, тебе крышка, поняла? Это вернется к тебе, как бумеранг. Поняла? - В подтверждение своих слов он помахал в воздухе большим черным бумерангом. - А теперь вперед. Тебя ждет мистер Кантер.