Милан: целевая на дороге
Подлинный Милан - это не именные бутики и не Неделя моды, а то, что от них осталось. И это - то самое "добро", за которым мы, челноки, сюда приехали. "Добро" продается в аутлетах - магазинах, торгующих не распроданными остатками дизайнерских коллекций с существенными скидками. Аутлеты сосредоточены за пределами города - на огромном пространстве под открытым небом. Все это похоже на Диснейленд для шопоголиков. Но цены в нем не низкие. Это хоть и распродажа, но все-таки барахло от именитых кутюрье. Милан - наша последняя точка шопинга, денег отчаянно не хватает. Так как все целевики, кроме меня, уже изрядно закупились во Флоренции и Болонье.
Вечером наши "целевички" Катя и Вера ведут нас с Соней в местный салон красоты, они бывают тут каждый приезд.
- Да у меня уже денег почти нет, какой на фиг салон! - упирается Соня.
- Пойдем, не пожалеешь! - настаивают коллеги.
Хозяин салона (он же, судя по всему, и парикмахер, и маникюрщик в одном лице) смахивает уже не на пьянчужку Джузеппе, а на самого Буратино. Мелкий, нескладный, вертлявый и носатый, зовут Дино. Он сразу же начинает втолковывать что-то на итальянском нашей Кате, Соня напряженно прислушивается. На не искушенный слух в плавной итальянской речи постоянно выскакивает русская фамилия - Ломакина.
- А кто такая эта Ломакина, что он о ней постоянно говорит? - наконец не выдерживает Соня. - Она что, дешевле сдает товар?
Среди продавцов итальянских магазинов полно русских теток, поэтому Соню можно понять: она подозревает наличие между Буратино и Катей коммерческого секрета, как-то связанного с русской гражданкой Ломакиной. Но все оказывается куда проще:
- Тундра! - повторяет свое коронное в отношении Сони определение наша продвинутая Катя. - Не Ломакина, а lomaccina. Это по-итальянски машина. Дино говорит, что у него на примете несколько синьоров на дорогих машинах. Он может познакомить - условия как всегда.
Через какое-то время из контекста беседы я отчетливо понимаю: Буратино - натуральный сводник! И промышляет подкладыванием русских челночниц под обеспеченных итальянских мужиков за небольшую мзду. Впрочем, обеспеченные - это громко сказано. 250 евро в Италии найдется даже у безработного. А уж на русскую красавицу и подавно. Так что наш Дино - эдакий миланский Петя Листерман со скидками, стоковый вариант.
- И почем он берет за выгодное знакомство? - любопытствую я у Кати.
- Да ерунда, - откликается Катя, - двадцатку евро пришлешь ему. Ну или обслужишься в салоне на ту же сумму. А то к бедняге никто не ходит кроме нас.
В салоне у Дино и правда посетителей не наблюдается, хотя мы сидим у него уже почти час.
- В прошлый приезд Дино мне такого жирного итальяно на новой "ауди" подогнал, тот мне с ходу пятихатку отвалил, - мечтательно вспоминает Вера. - Я сразу хорошую партию джинсов Труссарди взяла. А я за это только маникюр у него сделала и укладку, на 25 евро всего.
- Дино, но молто векья ломакина! - строго говорит Катя Буратино.
- Что такое векья ломакина? - любопытствую я. - Вековая что ли? Старинная?
- Ну почти, - смеется Катя. - Я ему говорю, что у мужика должна быть не очень старая машина. Итальянец при деньгах никогда не станет ездить на развалюхе, у них это позором считается.
- Ага, а потом прямо в этой ломакиной можно все и обтяпать, - добавляет Верка. - Неудобно, зато быстро.
- А я не люблю в машине, как-то даже неприлично, - говорит Катя. - А ты, Верка, прямо не целевая, а плечевая! Как можно в машине? Фи!
- Зато ты кое-куда еще любишь, - обижается Вера. - Это что, не фи, по-твоему?
- Вы о чем, девочки? - влезаю я.
- Да об итальяшках, о чем еще! - отвечает мне Катя. - Любят они анальный вариант, что поделаешь! Дикари! А я, Верка, не то, чтобы люблю, а просто не препятствую. И денег с этого больше, чем с твоей ломакиной.
Дино-Буратино вертится вокруг нас, ожидая, когда Катя переведет ему хотя бы слово. Интересно, в курсе ли он, что девушки абсолютно не стесняются своей "смежной работы"?
Из салона, сопровождаемые парикмахером, мы отправляемся в местную "пескаторию" - рыбный ресторан. Дино уверяет, что это самый популярный среди кореннных миланцев ресторан. Там, по обещаниям сводника, нас найдут те самые "синьоры на дорогих ломакиных". Я не оставляю надежды все же устроить в Италии личную жизнь, хотя в результате полученных впечатлений уже не уверена, что осилю синьора в постели.
Как только мы входим в заведение, все его посетители, как по команде, поворачивают головы в нашу сторону. Нарядные итальянки смотрят недобро, расфранченные синьоры - заинтересованно. Вообще модная миланская пескатория напоминает мне пресловутую Харчевню Трех Пескарей из той же сказки. Если приглядеться, лисы-алисы, коты базилио, дуремары, карабасы, пьеро и мальвины тут за каждым столиком! Не зря же Буратино на самом деле - Пиноккио, а историю про него Толстой не сочинил, а перевел с итальянского.
Мы садимся за столик, через некоторое время начинается шоу-программа. Дино оставляет нас одних, сказав, что рекомендованные им господа скоро подъедут. Мы с Катей, Верой и Соней остаемся вчетвером, сидим, пьем вино. После номера со стриптизом одна из танцовщиц, не дождавшись от посетителей приглашения на консумацию, вдруг садится за наш столик:
- Привет, я Майя.
Майя оказывается из Липецка, в Милане уже третий год. После короткого разговора о природе-о погоде в Италии и России, Майя заявляет:
- Русских челночниц тут никто не любит! Видите, как смотрят - особенно, бабы. Итальянки вас ненавидят, потому что вы их мужей раскручиваете. Мужики вас не любят, потому что вы денег просите. Но делать им нечего: в осенне-зимний сезон курортниц, которые дают за ужин и бокал вина, тут нет. И даже мы, русские, вас не любим, потому что, когда вы в городе, у нас нет спроса на консумацию.
Расспрашиваю Майю и выясняю: только в этой харчевне в стриптизе работает три русских девушки, а в целом по Милану наших - пруд пруди. В итальянском стриптизе консумация после выступления (приглашение девушки к приватному общению за отдельную плату) официально подразумевает интим, в то время как, например, во Франции консумация - это, действительно, всего лишь беседа тет-а-тет. А все остальное называется иначе.
Минут через 40 подъезжают четыре обещанных сводником синьора. Какие у них ломакины, остается за кадром: наверное, они оставили их у входа. В остальном на всех четверых без слез не взглянешь. Все как на подбор - обрюзгшие, волосатые. Тоже походят на персонажей из Золотого ключика - на бульдожек-полицейских.
Вы будете смеяться, но на сей раз того из них, который, судя по всему, кладет глаз на меня, натурально зовут Карло! И этот Карло, видимо, не привык получать отпор от русских протеже парикмахера-сводника, потому что он сразу же и очень уверенно начинает меня лапать. Пытаюсь убрать его руку из-под своей блузки. Но Карло уже возбужден и только бормочет: "Перке? Перке?" (Почему? - итал.) и знай подливает мне вина. Но глядя на его лоснящийся порочный фейс, я отчетливо понимаю: столько я не выпью! По-английски Карло традиционно не понимает, встать и уйти, а также дать нахалу в его мерзкий анфас, я тоже не могу - потому что тогда, скорее всего, сорву намечающуюся сделку с тремя его друганами для Кати, Веры и Сони. Как же мне отшить гадкого Карло? Тут я вспоминаю Катю с ее теорией, что богатый итальянец никогда не станет пользовать "векья ломакина" - старую машину. Может, этот Карло и от меня отстанет, если узнает, сколько мне лет?
- Ио молто векья донна! - заявляю я ему. - Я очень старая женщина. Вековая, можно сказать, руина. Оставь меня в покое!
Итальяшка таращится на меня - как папа Карло на Буратино, который только что был поленом. И опять свое: "Перке? Перке?"
Почему-почему! Да потому что при всем желании я не могу переступить через себя и отдаться мужчине, который неприятен мне внешне. Это оскорбляет мое чувство прекрасного. Хоть Соня и говорит, что это не секс, а всего лишь бизнес. Наверное, я плохая бизнес-леди.
Тут меня посещает светлая идея - устроить подмену. Прислать Карло вместо себя другую целевую. Звоню на мобильник одной из наших - Ладе из Крыма, ей еще нет 30, она девчонка веселая, сговорчивая, наверняка согласится. Лада оказывается как раз в "камере" отеля и выслушивает меня внимательно.
- Хорошо, - наконец говорит она, - но пока багаж не заскотчую, никуда не выйду! Так что раньше, чем через час, не жди!
По ее тону я понимаю, что это скотчевание - что бы это ни было! - дело серьезное. Еще час приходится терпеть гнусного Карло. За этот час он успевает под столом порвать мне колготки - так упорно он пытается влезть мне под юбку, а я так яростно его отпихиваю. Наконец появляется Лада, занимает мое место за столом, и я с облегчением выскакиваю из злосчастной харчевни. От подстольной борьбы с Карло я совсем обессилила: лучше пойду спать в камеру.
На следующее утро Лада горячо благодарит меня за выгодное сводничество: "Такой сладкий оказался итальяно!" Гордо рассказывает, что на "снятые" с Карло деньги прикупила аж целых три дорожных сумки Prada и зовет в свой номер - похвастаться.
Когда я вижу эти несчастные гламурные дорожные сумки - раздутые и забитые до нельзя - то, наконец, понимаю, что такое скотчевание. Все три стильных саквояжа перемотаны скотчем до состояния кокона.
- Это чтобы не копались всякие… А то воруют часто в багажном отделении.