...Лес кончился, и они увидели "Самородок", залитый солнцем большой участок ржавого песка, весь изрытый котлованами, между которыми в глиняных ямах поблескивала вода. Спускаясь вниз, дорога пересекала участок, со стороны леса беспорядочно застроенный домиками и рабочими бараками. Сверху казалось, будто мальчишки играли в кубики, поссорились и, бросив их, убежали. Дальше тянулся прииск, виднелись большие американские промывочные машины, к которым рабочие подвозили на тачках песок, фонтаны воды и шурфы. Посредине стояла большая деревянная контора "Самородка". Миновав ее, они снова въехали в лес, здесь дорога была хорошо укатана, усыпана гравием, обсажена молодыми березками и рябиной. Обогнув газон, она привела их к красивому трехэтажному особняку из лиственницы.
Хотя здесь называли резиденцией дирекцию любого большого прииска, только увидев дом Зотова, Бронислав сказал Шулиму: вот это настоящая резиденция! Может быть, потому что особняк стоял в стороне от производства и был еще и частным жильем владельца. Только первый этаж занимали канцелярия и кабинет Зотова, остальные помещения были жилыми, на втором этаже жил Зотов с семьей, когда она бывала здесь, на третьем - гости, нахлебники и прислуга. Особняк был скромный, но очень красивый, срубленный как все деревенские избы, но из идеально ровных, подогнанных бревен. С некрашеной древесиной контрастировали белые коробки окон, ставни и двери, весь же интерьер был отделан прекрасной народной резьбой по дереву.
Оставив в сторонке тарантас и собак, они вошли в дом.
- Вы к кому? - спросил швейцар.
- К господину Любочкину,- ответил Бронислав.
- Он у себя, первая дверь направо из прихожей. Любочкин, рассказывали, продвинулся по службе
и стал при Зотове чем-то вроде адъютанта или чиновника но особым поручениям. Кремовая, вышитая крестом косоворотка, перепоясанная синим ремешком с кисточками, не старила его, он по-прежнему казался юношей, со своими золотистыми ресницами и девичьим румянцем, только взгляд и осанка стали степенными.
- Да, Николай Савельич, упокой, господи, его душу...- вздохнул он, здороваясь, и с грустью склонил голову; значит, из канцелярии урядника, из дома Васильевых известие о смерти Николая пошло гулять по округе и докатилось до "Самородка".
- Да, его-то душу господь упокоил, а вот нашу...- ответил Шулим.- Сам в кабинете?
- В кабинете.
- Тогда доложи о нас, будь любезен. Любочкин пошел к двери, у порога остановился:
- По какому вопросу?
- По вопросу о продаже вновь открытого месторождения.
Он отсутствовал несколько минут, затем широко распахнул дверь:
- Вадим Петрович просят!
В огромном кабинете, полном бронзы, кожи и застекленных стендов с минералами, поднялся из-за письменного стола и шагнул им навстречу мужчина лет сорока, в белом чесучовом костюме, широкоплечий, рослый, с мягкой рыжей бородкой и жестким взглядом. Похож на моряка, подумал Бронислав... Зотов поздоровался с каждым за руку и сказал, словно проверяя себя:
- Шулимов, зять Николая Савельича... Бронислав Найдаровский, его друг... Примите мои искренние соболезнования. Покойный был редкой души человек... Садитесь, господа.
Сели: Зотов за стол, они напротив.
- Николай часто вас вспоминал,- начал Шулим,- поэтому, попав в затруднительное положение, мы прежде всего подумали о вас.
- Что же это за затруднительное положение?
- У нас слишком большое состояние и слишком мизерные средства.
- Вы имеете в виду найденное вами месторождение?
- Да, да. Мы втроем, Николай, Бронислав и я, нашли сказочно богатое месторождение.
- Так уж и сказочное?! Давайте дело говорить. Сколько вы добыли золота?
- Мы копали одиннадцать дней и намыли золота на 14 775 рублей. Вот квитанция из Горного управления.
Он протянул квитанцию. Лицо Зотова посерьезнело, глаза сузились.
- Без машин, оборудования, примитивной техникой?
- С одним только вашгердом. Причем я был, можно сказать, не работник, мне приходилось трижды в день купать лошадей в озере, они шалели от гнуса... Сколько вы нам можете предложить?
- Мне надо посмотреть участок.
- Но, видите ли, мы очень спешим.
- В таких делах спешить нельзя.
- Мы вам расскажем все, как на духу, Вадим Петрович,-вмешался Бронислав.-Мы продаем богатейшую концессию, но вынуждены сделать это как можно скорее, дорог каждый день. Есть человек, который хочет во что бы то ни стало отобрать у нас этот участок...
Он рассказал об обстоятельствах гибели Николая, об исправнике Долгошеине и золотопромышленнике Гораздове.
- Лучшее доказательство ценности нашей концессии то, что Долгошеин хочет ее аннулировать, даже идя на преступление, изображая нас убийцами Николая.
- Как далеко отсюда участок?
- Десять дней пути.
- Дорогу знаете?
- Знаем. То есть я знаю, я лучше ориентируюсь на местности.
- Тогда вы и поведете.
- Но мне нельзя.
- Почему?
- Я ссыльный, приписан к волости Старые Чумы, а там - Забайкалье.
- Искать там золото вам можно было, а теперь нельзя?
- Видите ли, я сделал это ради Николая, меня золото не интересует. Золото в Синице было как бы приданым Шулима, а Николай очень хотел обеспечить дочь, прежде чем самому жениться и поселиться в тайге. Я пошел, потому что мог быть ему полезен, да и риск встретить кого-нибудь в той глуши был почти равен нулю. Сейчас обстоятельства изменились. Мы там встретим исправника. Сегодня семнадцатое июля, его вызвали в суд, слушается дело наследников Водонозова, а завтра-послезавтра он сможет двинуться и путь.
- Что касается последствий вашего пребывания на Синице...
- Надеюсь, вы сохраните это в тайне!
- Конечно, не сомневайтесь. Вообще вы там не были, едете со мной впервые по моему указанию. Вы работаете у меня.
- Кем?
- Сам не знаю. Что-нибудь придумаем... Я в хороших, можно даже сказать, дружеских отношениях с генерал-губернатором. Он разрешит ссыльному сопровождать меня в тайгу, под мое честное слово, разумеется.
- Что ж, под ваше честное слово, что мне ничего не будет, я поеду.
- Мы знали, что обращаемся к человеку, которому можно все рассказать, не опасаясь, что он захочет воспользоваться нашей бедой! - с воодушевлением воскликнул Шулим.
- Тут вы ошибаетесь. Я бы сам себя не уважал, если б не пользовался подобными обстоятельствами. Но я соблюдаю меру.
Он позвонил. Вошел Любочкин.
- Записывай. Инженеру Вельяминову подготовить изыскательную партию в район Синицы. Взять с собой десятника Мельгунова и пять человек старателей... Дорога туда займет десять дней. Детали пусть он согласует с господином Найдаровским. Отправление завтра в семь утра.
- Вадим Петрович, завтра никак не успеть...
- Я сказал завтра в семь, даже если ему придется не спать всю ночь. Вы свободны.
Любочкин вышел.
- Вы, господа, останетесь у меня.
Он черкнул в блокноте несколько фраз, вырвал листок.
- Передайте это, пожалуйста, управляющему домом, он предоставит вам комнату и питание. Я бы охот7 но с вами поужинал, но у меня масса дел перед отъездом... Итак, до завтра!
Они вышли.
- Вот это я понимаю, американский темп,- подытожил Шулим их впечатления, вертя в руках записку к управляющему.
Им незамедлительно отвели комнату и принесли обед. После обеда пришел Вельяминов, высокий, худой, молчаливый, доверенное лицо Зотова, который платил инженерам лучше, чем государство, но воровать не разрешал.
Изучив карту, Бронислав пришел к выводу, что идти надо не через Старые Чумы, а напрямик по тропе, проложенной охотниками и спиртоносами, тогда они через пять дней выйдут чуть повыше их дома, а оттуда останется еще всего дня три незнакомого пути.
- Вы не заблудитесь? - спросил Вельяминов.
- Нет, если мы найдем дорогу, по которой шли с Николаем. Он делал зарубки.
- Да, это все же большая экономия времени, восемь дней вместо десяти.
Потом они отправились на конюшню выбирать лошадей. Шулим взял себе десятилетнюю спокойную кобылу, Брониславу же приглянулся четырехлетний жеребец в яблоках, с белыми ногами, что будто бы приносит счастье. Ему вспомнился прочитанный в гимназические годы роман о молодом отпрыске обедневшего рыцарского рода, который вдвоем со слугой отправился искать счастье на таком вот белоногом скакуне и благодаря ему нашел невесту, завоевал славу и деньги.
- Это редкий конь, иноходец,- сказал Вельяминов,- он выбрасывает вместе обе левых, а потом обе правых ноги и ехать на нем поэтому не тряско, приятно.
Потом они отвели в конюшню свою пару лошадей и завезли в каретную тарантас, оставив там ночевать Брыську с Живчиком, чтобы собаки не нервничали, потому что туда, где лежит хозяйская бурка, рано или поздно приходит хозяин.
Осталось еще сообщить Евке о ходе сегодняшнего разговора с Зотовым и о том, что они едут на Синицу, вернутся недели через три-четыре - этим займется Шулим. Когда Шулим попросил у Любочкина почтовую бумагу и конверт, Бронислав вспомнил, что ему бы не мешало написать письмо Халинке, и попросил тоже.