Победитель
Последний забег на десять тысяч метров подходил к концу. Лидер первенства Василий Курчатов, оторвавшись от своего соперника больше чем на полкруга, стремительно шел к финишу.
"Слишком уж легко, без усилий, идет Вася, - с досадой подумал Стрешнев. - Так рекорда не поставишь".
А между тем в спортивных кругах твердо надеялись, что в нынешний розыгрыш первенства по конькам будут обновлены два самых старых рекорда республики: на пятьсот и десять тысяч метров. В первом случае надежды оправдались, и рекорд покойного Ладейникова, продержавшийся шесть лет, наконец-то был улучшен; но столь же давний рекорд Стрешнева грозил вступить в седьмую годовщину своего существования.
Поначалу казалось, что Складной - так звали Василия Курчатова за его непомерно длинный рост - решил вписать новую цифру в таблицу республиканских рекордов. Первую половину дистанции он шел отлично. Стрешнев видел, как тренер Курчатова, бывший чемпион России Платонов, довольно потирал руки. Но когда шедший в паре с Курчатовым спринтер Кустов начал явно сдавать, Василий и сам выбился из графика, потерял темп.
Платонов уже несколько раз подбегал к нему с внутренней стороны круга и что-то сердито кричал. Курчатов резким движением вскидывал маленькую голову и еще больше сгибал свое длинное тело. Люди малосведущие видели в этих своеобразных переговорах тренера со скороходом добрый знак, но Стрешнев понимал, что Платонов требует от Курчатова войти в график, а тот отвечает: стараюсь - не получается.
Курчатов приблизился к финишу. Он шел легко и изящно, словно это не стоило ему ни малейших усилий, и зрители, знавшие о его намерении побить рекорд и недостаточно опытные, чтобы следить за временем, которое объявлял диктор после каждой тысячи метров, решили, что он преуспел в своем намерении. Стадион грохнул аплодисментами.
Но стоявший впереди Стрешнева паренек в кожаной куртке поверх байкового тренировочного костюма с досадой стукнул оземь хоккейной клюшкой и сказал:
- Все! Накрылся Вася.
- Ничего не попишешь, - отозвался его приятель. - Обидно, рекорд еще на год замерз. Хотя через неделю розыгрыш приза имени Ладейникова…
- Жди больше! - перебил его первый парнишка. - Если Васе не наступать на пятки, нет в нем азарта.
- И с любым человеком так… Все рекорды в борьбе ставятся. А разве сейчас была борьба?.. - Он махнул рукой. - Вот кабы Стрешнев!
Его приятель насмешливо присвистнул.
- Читал сегодняшнюю "Вечерку"?
- А что?
Паренек с клюшкой достал из-за борта куртки свежеотпечатанную газету, с трудом развернул ее на ветру.
- На, читай: "Чемпион уходит непобежденным". Напишут тоже! Ну чем тут гордиться!
В этот момент какой-то человек, пробиравшийся на свое место, нечаянно толкнул его товарища. Тот ступил в сторону и в двух шагах от себя увидел Стрешнева. Паренек вспыхнул, побледнел, только уши остались рубиново-красными.
- Тсс, - шепнул он, - вот Стрешнев…
- Ну и что же? Я ему в лицо могу сказать…
Дальше Стрешнев не слушал. Он пробирался к выходу, чтобы купить газету.
Подойдя к фонарю, Стрешнев развернул газетный лист. В заметке сообщалось, что четырехкратный чемпион и рекордсмен республики, заслуженный мастер спорта Стрешнев, "один из популярнейших скороходов", отказался от дальнейшего участия в соревнованиях и занялся тренерской работой. "Не совсем точно, - отметил про себя Стрешнев, - тренировать-то я начну лишь с будущего года". Кончалась заметка весьма лестными словами: "Чемпион покинул ледяную дорожку непобежденным…"
При выходе на трибуну Стрешнев столкнулся с Курчатовым, Платоновым и генерал-майором Прилежаевым, "спортивным генералом", как любовно называли его в спортивных кругах. Без Прилежаева не обходилось ни одно крупное соревнование, он неоднократно бывал главным судьей эстафет и велогонок, не раз судил первенства по конькам и лыжам, знал спортсменов по именам и для многих из них был не только другом, но и добрым советчиком.
- Вот видите! - обиженно воскликнул Курчатов, здороваясь со Стрешневым. - Посредственный результат - всего на две десятых лучше, чем в прошлом году.
- Так в прошлом году какой лед был, - сердито поблескивая стеклами пенсне, заговорил Прилежаев. - Студень, ложкой черпай. А нынче - зеркало, сам несет. Проворонили рекорд.
Стрешнев усмехнулся про себя, а вслух сказал:
- Ну, старик, поздравляю: наконец-то ты чемпион… Заслуженная победа! - добавил он, злясь на себя за словечко "наконец-то", против воли сорвавшееся с языка. Этим словечком он словно хотел подчеркнуть, что лишь его уход открыл Курчатову дорогу к первенству. А между тем он хорошо знал, что это было не так.
…В прошлом году чистая случайность помогла ему сохранить звание чемпиона. Он проиграл Курчатову забег на пять тысяч метров, идя с ним в паре по скверной талой дорожке. На другой день, после забега на полторы тысячи просвет между ними еще увеличился, затем Курчатов по такому же мокрому, как и накануне, льду прошел десять тысяч метров с приличным результатом - 18 минут 42 секунды. Все поздравляли Курчатова с победой - казалось невероятным, что Стрешнев может отыграть у него столько очков. Тот и сам не рассчитывал на это, как вдруг ударил мороз, лед затвердел, и Стрешнев, шедший в последней паре, без особого труда вернул потерянное. Нескольких сотых очка в четвертый раз сделали его чемпионом.
В этой случайности, после трех полновесных побед в предшествующие годы, было что-то остро обидное. Стрешнев отнюдь не обольщался успехом, он чувствовал, что исчерпал свои возможности до конца, и решил уйти с дорожки. Но когда вновь пришла зима, его решимость поколебалась. Он начал усиленно тренироваться, включился в список участников первенства. Лишь в последний момент, убедившись, что ему не вернуть формы и что в свои тридцать восемь лет он достиг предела, за которым может следовать лишь снижение результатов, Стрешнев твердо сказал себе: ни к чему присутствовать на собственных похоронах, кончу тренерскую школу, буду служить спорту в новом качестве.
…В ответ на его поздравление с победой Курчатов пренебрежительно дернул плечом.
"Как растут дети! - усмехнулся про себя Стрешнев. - Давно ли Васька считал для себя честью поднести мой чемоданчик до раздевалки!"
Почти все конькобежцы знали этого долговязого, худого мальчишку, влюбленного в Стрешнева, но едва ли кто-нибудь подозревал, что в скором времени он станет чемпионом среди юношей, а затем самым грозным противником прославленных скороходов. Видели в нем лишь преданного и, пожалуй, чересчур страстного болельщика. А он, оказывается, не только "болел", не только таскал чемоданчик чемпиона и ломким мальчишеским голосом кричал: "Жми, Стрешнев!" - он учился. Учился у Стрешнева и у других первоклассных мастеров, отбирая все лучшее, что было в их стиле. Едва ли кто знал, где и с кем он тренируется, но когда Курчатов впервые принял участие в розыгрыше первенства для юношей, то показал себя почти законченным мастером. Он перенял от Стрешнева его энергичную работу на виражах и широкий плавный мах на прямой, у бывшего чемпиона Суздалева - сильный "волевой" толчок, у Кустова - бурный финиш и, сочетав все это с ему одному присущим легким изяществом движений, создал собственный "летучий" стиль.
Ему не хватало выдержки, его мастерство нуждалось в полировке, и Стрешнев уговорил Платонова заняться Курчатовым. Уговорил не без труда: Платонов не любил скороспелок. "Знаешь ли, - заявил знаменитый тренер, - такие как спички - вспыхнут и быстро сгаснут, а я люблю, чтоб как трут: медленно, зато надежно. Дуй на него сколько хочешь - лишь ярче разгорается". Но Стрешнев, знавший теперь Курчатова значительно лучше, чем в пору, когда видел в нем только болельщика, сумел заинтересовать Платонова. Он рассказал старому тренеру, что Вася Курчатов, работающий фрезеровщиком на машиностроительном заводе, несмотря на свои девятнадцать лет, имеет уже седьмой разряд, а в цеховом БРИЗе за ним числится около десятка рационализаторских предложений. "Что-то не похоже на скороспелку. По-моему, это талантливый и упорный парень, умеющий ставить большие цели и добиваться своего". Платонов дал себя уговорить и не пожалел об этом.
"Только не слишком ли уж легко принимает Василий свою славу, - с неудовольствием подумал Стрешнев, и в нем впервые шевельнулась недобрая мысль: - Хорошо все-таки, что я не дал ему себя побить!"
- Не грусти, Вася, - сказал он Курчатову, - это не последнее соревнование, и рекорд от тебя не уйдет.
- Если он будет так бегать, как сегодня, - заметил молчавший до сих пор Платонов, - рекорд не скоро обновится.
- Зря, Андрей Платоныч, мальчика ругаешь, - вступился Прилежаев. - Он все равно что один бежал. Разве можно требовать!
Стайка воробьев сорвалась с крыши над центральным проходом, вызвав короткий снегопад. Две снежинки упали на широкий погон Прилежаева. Они легли рядом с крупной генеральской звездой, и Стрешнев хотел в шутку поздравить Прилежаева с повышением, но снежинки уже растаяли, оставив старика в том же звании.
- Русанова в Бергене действительно одна бежала, - сказал он, обращаясь к генералу, - а поставила мировой рекорд.
- Я с тобой и разговаривать не хочу! - рассердился вдруг тот, и его жесткие усы стали торчком. - Сдрейфил, так уж молчи!
Всякому другому Стрешнев ответил бы резкостью, но на Прилежаева нельзя было сердиться: у него за самым обидным словом чувствовалась добрая душа.
- Сдрейфить может тот, кто на что-то рассчитывал, - пожал плечами Стрешнев, - а мое время позади.
- "Чемпион уходит непобежденным"! - едко бросил Прилежаев. Рука Стрешнева невольно дернулась к карману, словно желая поглубже упрятать газету. - Ну что ж, попутный ветер. Я, признаться, был о тебе другого мнения…