За полдень, когда вырос городок из палаток, все постепенно начало становиться на свое место. На палатках появились дощечки с надписями: "Москва", "Ленинград", "Ростов-на-Дону", "Краснодар", "Горький", "Одесса", "Харьков"… Однако палатки не вместили всех строителей. Толпы комсомольцев, нагруженных пожитками, двинулись на пригорок. Уполномоченные тем временем уже бегали по деревне, вели переговоры с хозяевами амбаров, чердаков, бань-курнушек о заселении их строителями.
- Вот теперь, кажись, вовзят сели на шею, - ворчал Никандр за обедом, прислушиваясь, как гудят шаги и голоса над головой, на чердаке. - И Ставорский не помог! - Он вдруг яростно посмотрел на Любашу: - Чтоб ни шагу мне из дому! Запорю, ежели что!.. Видишь, какие они шибалки, будто тараканы набились во все пазы, до ветра некуды сходить, прости господи!.. И с Кланькой поменьше водись. Она так и жрет их глазами, чертовка. Уж финти-минти разводит!
К концу обеда появился Ставорский. Лицо его было потным и красным, в раскосых глазах с синеватыми белками таилась злоба. От утреннего лоска не осталось и следа: сапоги заляпаны грязью, на гимнастерке и синих галифе пятна не то ржавчины, не то навоза. Ничего не сказав, он быстро прошел в чистую половину избы. Вскоре высунулся из дверей, спросил:
- А что, чердак заселили?
- Двадцать человек, - смиренно ответил Никандр.
- Дак что же ты мне не сказал, Никандр Родионович? Я б их по шеям от дома!
- А где вас искать-то? Говорят, "пришли по распоряжению власти" - и полезли! Сами и лестницу притащили. Не могу же я против власти…
- Ничего, я их повышибаю оттуда, - пообещал Ставорский. - Фекла Степановна, подай, пожалуйста, обед, а то я тороплюсь. Ну и денек! Голова кругом идет, - проворчал он, скрываясь за дверью.
После обеда он снова появился в дверях.
- Родионыч, зайди-ка на минутку, - пригласил Никандра. - Я к тебе имею секретный разговор, - вполголоса продолжал Ставорский, когда они уселись возле стола на табуретках. - Видишь, что за народец приехал? Я думаю о твоей дочке. Славная девка, как бы не опутал ее какой-нибудь проходимец. Так, ради забавы… Я это говорю вот почему: пора мне жениться. Лучше Любаши, пожалуй, себе пару не найду. Как ты посмотришь на это, а?
Никандр долго теребил щетинистый подбородок, задумчиво глядя в окно на привольную ширь Амура. На кирпично-красном, продубленном солнцем и ветром лице его не дрогнул ни один мускул, ничто не выдавало на нем работы мысли, разве только в оловянных глазках таилось что-то недоброе, суровое.
- Подумать надо, Харитон Иванович, - сказал он наконец. - Дочь у меня порядочная, в девках не засидится.
- А меня ты, что же, считаешь непорядочным?
- Вот вы мне скажите, Харитон Иванович, - подумав, с трудом заговорил Никандр, - вы за какую власть? Я хочу по-честному, по душам.
- За такую же, за какую и ты, Родионыч, - какая лучше кормит. - Ставорский усмехнулся, многозначительно посмотрел на Никандра.
- Вот в чем вся и загвоздка. Сейчас ты тут, а завтра тебя нет. А дочь-то у меня одна… Это если чужая овдовеет, то до нее и дела нет. А своя дочь ведь вот здесь, под сердцем! - Никандр постукал себя большим пальцем по груди. - Подумать надо, подождать маленько и посоветоваться с хозяйкой. Да и с дочкой надо поговорить…
- А может, я сам с ними поговорю?
- Это пожалуйста, ваша воля. Я-то все-таки родитель, - как-то неопределенно сказал Никандр и встал. - А вас, Харитон Иванович, что ж, я вполне уважаю, человек вы сурьезный, против такого зятя я бы не возражал, конечно…
С тем и направился к двери.
Хотя было и очень тесно, новочеркасские комсомольцы разместились в двух палатках. Одну пришлось перегородить пополам одеялом: в правой половине поселились четверо ребят, в том числе Захар и Аниканов, в левой - три девушки, и среди них "стриженая" - Леля Касимова.
Когда немудрящие пожитки были разложены, доски на козлах застланы одеялами, в мужскую половину вошла Касимова.
- Ребята, есть заманчивая идея, - сказала она, откидывая пятерней рассыпающиеся белокурые волосы. - Кому-нибудь пройтись по избам и попытаться купить кринку молока и на каждого хотя бы по паре яичек. Как считаете?
- Говорят, скоро обед, - сообщил Аниканов. - Церквушку спешно переоборудуют под кухню и столовую, сам видел! Там пристраивают еще целый павильон.
- Но там же опять будет перловая каша, - взмолилась Касимова. - Хоть бы раз вкусно поесть!
- А что, пойдем, Андрей? - предложил Захар. - Заодно взглянем, как живут тут люди.
Все сложились по три рубля, и Захар с Аникановым отправились за покупками. Неподалеку от церкви они остановились, решая, в какой дом зайти.
- Вот, видно, богато живут, - указал Аниканов на добротную избу, срубленную из толстого листвяка.
Двор закрывали огромные глухие ворота, похожие на триумфальную арку. По бокам - высокие, могучие столбы, как колонны, над ними двускатная, в прозелени древнего мха, тесовая крыша с узорчатым многоярусным кружевным карнизом.
Долго крутили друзья массивное кольцо громыхающей щеколды, пока вошли во двор. Там их встретил большой буровато-пегий пес; он лаял басисто, глухо, словно в трубу, но не злобно, а почти безразлично. По-видимому, он уже привык за этот колготной день к бесчисленным посетителям и ему надоело облаивать их.
Гостей встретила Любаша, вышедшая на крыльцо.
- О, да тут наша знакомая! - весело воскликнул Аниканов. - Тогда еще раз здравствуйте!
- Здравствуйте еще раз, - улыбнулась Любаша. - Вы поселяться на чердак?
- Нет, мы уже поселились. Молока или яичек можно у вас купить?
- Я не знаю, папашу нужно спросить. Проходите в избу, он дома.
Никандр встретил их неприветливо. На продолговатом красном лице его с жесткой рыжей щетиной злобно, как у дикого кабана, сверкнули маленькие оловянные глазки.
- Нету продажного, - коротко сказал он. - Жильца из ваших начальников содержим.
На голоса из своей комнаты вышел Ставорский. Недружелюбно окинув взглядом парней, он спросил с заметным раздражением:
- Что? Молока? Вы дискредитируете комсомол! Разве вас не кормят?
Но, присмотревшись к буденовке и шинели Захара, на которой еще оставались синие петлицы кавалериста, спросил:
- Купил обмундирование или в самом деле из кавалерии?
- Из кавшколы, демобилизован.
- Почему?
- Упал с лошадью на препятствии, сломал ногу и ключицу.
- Давно?
- В феврале.
- В какой школе был?
- В Новочеркасской.
- Вот как! Знаешь там двадцать девятый и тридцатый кавалерийские полки Блиновской дивизии?
- А как же, вместе на маневры ходили. Вы, случайно, не служили там? - спросил Захар, обративший внимание на кавалерийские галифе Ставорского.
- В Новочеркасске нет, в Блиновской дивизии служил, в двадцать восьмом году. Потом на КВЖД был переброшен. Из Блиновской дивизии кто-нибудь есть среди приехавших?
- Из Новочеркасска нет никого.
- Жаль… Степановна, - обратился он к жене Никандра, - ты, может быть, посоветуешь им, у кого купить молока?
- У Гликерии Савкиной, должно, есть, у нее две коровы доятся. - Фекла вышла из-за печи, круглая вся, миловидная и тихая, с гладко зачесанными назад, на пробор, лоснящимися черными волосами.
Несмотря на свои годы, она еще не утратила той простой, милой русской красоты, которая как-то своеобразно, может быть в более облагороженном виде, передалась и Любаше.
- Это далеко? - спросил Аниканов. - Гликерия, вы сказали?
- Спросите Савелия Бормотова, - вступился мрачно молчавший до сих пор Никандр. - Пройдите вниз по порядку, третья изба по левой руке будет.
- Ну, извините за беспокойство, - сказал Аниканов. - До свидания.
- Подожди-ка, кавалерист, зайди сюда на минутку, - сказал Ставорский Захару. - А ты пока постой там, - мельком бросил он Аниканову.
- Слушаю. - Захар встал по команде "смирно", переступив порог чистой комнаты, в которой жил Ставорский.
- Садись-ка. Мы с тобой тут не военные. - Он показал на табурет у стола. - Как фамилия? Та-ак… Меня зовут Харитон Иванович Ставорский. Я вот с чем: пойдешь ко мне на конный парк?
- А чего там делать?
- Сейчас возчики мне нужны. А там бригадиром станешь, а может, даже моим заместителем. У тебя как с грамотешкой?
- Кончил шэкаэм, да вот полтора года в кавшколе был.
- Это что такое - шэкаэм?
- Школа крестьянской молодежи, все равно что семилетка.
- Ага, ну что ж, образование приличное, так что и помощником сможешь быть у меня. Коней-то любишь?
- Да, люблю, конечно. Но как-то уже отрешился от них…
- Настоящий кавалерист никогда не отрешится от коней. Ну, решай.
- Самому мне неудобно просить. Вы поговорите, кто там будет распределять. Если пошлют - пойду.
- Хорошо, завтра к вечеру заходи ко мне. Договорились?
Едва вышел Захар с Аникановым в коридор, как Андрей сразу с вопросом:
- Чего он тебя звал?
Выслушав, решительно посоветовал:
- Соглашайся, Захар, даже не думай! Само счастье в руки плывет. Это ведь здорово - заместителем, а? - Аниканов не без зависти посмотрел на Захара.
Тот ничего не ответил.
Уже за воротами Аниканов, вспомнив Никандра, усмехнулся:
- Видел, как гостеприимно встретил нас хозяин?
- Да, видно, допекли-таки его. А богатырь какой, а? Вот уж где темная, брат, силища! Такому и на медведя не страшно, голыми руками хребет поломает.
- Конечно, разве не жаль такое подворье бросать? - вздохнул Аниканов. - Вон какой бастион соорудил - крепость, а не дом.